Ли Бо - Дух старины

Яньский князь Чжао пригласил Го Вэя[91]
И построил ему Золотой терем.
Цзюй Синь постарался прибыть из Чжао,
Цзоу Янь из Ци тоже приехал.
А что поделать с нынешними высокими мужами?!
Меня отбросили, словно пыль!
За жемчуг и яшму покупают песни и улыбки,
А мудрость и талант кормят мякиной.
Знайте, что я, как Желтый Журавль,[92] высоко взлечу
И тысячи ли буду блуждать в одиночестве.

Драгоценные мечи[93] — что пара драконов,[94]
Серебристо посверкивают узором из лотосов.
Их блеск слепит небо и землю,
Стремительны, как молния,[95] недостижимы. —
Лишь покинут позолоченные ножны,[96]
Улетают так далеко, что их не догонишь.
Фэн Ху[97] давно умер,
Так что некому понять, на что они способны.
Воды в У[98] глубиной в десять тысяч чжанов[99]
Горы в Чу высотой в тысячи слоев,
Но и им не разлучить друг с другом пару [мечей-драконов],
Высшие духовные сущности[100] сумеют соединиться.

Юный пастушок на горе Цзиньхуа[101] —
Это и есть Гость Пурпурного тумана.[102]
Я бы хотел последовать за ним,
Да не иду, волосы уже побелели.
Не понимаю всех этих красавчиков в мирской жизни —
Кто заставляет их суетиться?
Лишь собрав побеги древа Цюн[103] на склонах Куньлунь,
Можно обрести душу святую.

Время третьей луны[104] на Небесном броде,[105]
Персики и сливы — в тысячах дворов.
Утром цветы бередят душу,
Вечером уплывают по воде на восток.[106]
Один поток следует за другим,
Древность и современность текут друг за другом.
Сегодня уже не те люди, что вчера,
Год за годом идут к мосту.[107]
Когда петух кричит, развеивая утреннюю дымку,
Вельможи стекаются на аудиенцию к императору,
Луна садится за западный дворец Шанъян,[108]
Последний луч ложится на середину городской башни,
Их парадные уборы сияют, как облака и солнце,
[Когда] они покидают дворец и расходятся по государевым землям.
Оседланные кони — что летящие драконы,
На мордах коней золотая узда,
И прохожие шарахаются в испуге
Перед их надменностью, что превыше Сун-горы.[109]
А они входят в ворота [своих дворцов], поднимаются в высокие покои,
На треногах[110] расставлены блюда с изысканными яствами.
За ароматом румян — пляски Чжао,
За звонкими флейтами — песни Ци.[111]
Семь десятков пурпурных уточек юаньян,[112]
Пара за парой резвятся в дальних уголках дворцов.
Они веселятся ночь напролет
И утверждают, будто пронеслись тысячи осеней[113]
Кто добился успеха, не покидает постов,
С давних пор уходят те, кто совершил преступления.
Напрасно вздыхать о желтом псе,[114]
Кровавым возмездием стала Люй Чжу.[115]
А кто бы, подобно Чи Ицзы,[116]
Мог расплести волосы и взойти на утлый челн?

С вершины западного Лотосового пика[117]
Высоко-высоко вижу Минсин.[118]
В белых руках держит цветок лотоса,
Легким шагом ступает по Высшей Чистоте3,
Радужные одежды стянуты широким поясом,
Воспаряет в небеса,
Приглашает меня подняться на Террасу облаков,[119]
Воздеваю руки в почтительном приветствии Вэй Шуцину.[120]
Ощущаю, что лечу вместе с ними,
Запрягши [святого] Гуся, вздымаемся в пурпурный мрак.[121]
Смотрю вниз на равнину лоянской реки,[122]
Повсюду движутся войска варваров.[123]
Потоки крови залили степные травы,
Шакалы и волки все в шапках гуаньин.[124]

Как-то ездил я в один город в Ци,[125]
Поднимался на гору Хуафучжу.[126]
До чего живописна и крута эта гора,
Изумрудно-зеленая, как лотос.
В свисте холодного ветра — древний святой,
Понимаю, что это Чисун.[127]
Он предлагает мне Белого Оленя,[128]
А сам — на двух Зеленых Драконах.[129]
Тая улыбку, воспаряем так высоко, что земля кажется опрокинутой,[130]
Я счастлив следовать за ним.

Плачу, расставаясь с близким другом,
Что-то хочется высказать, но перехватывает горло.
Пусть ваша душа остается вечнозеленой сосной,
Старайтесь быть чистым, как иней и снег.
На мирском пути много трудностей и опасностей,
Время[131] сильнее юности.
Разойдемся на тысячи ли,
Уходим, уходим, когда же вернемся?

Сколько времени мы пребываем в этом мире?
Одно мгновенье — точно порыв ветерка.
Не принес мне пользы «Золотой канон»,[132]
Голова поседела, и я скорблю об этой ошибке.
Утешаю себя и вдруг начинаю смеяться,
Глубоко вздыхаю — к чему все это?
В напрасных страстях по славе да богатству
Как достичь безмятежности?
Лучше оставлю сапоги, украшенные рубинами,[133]
И уйду на восток по дороге на Пэнлай.
И тогда, если циньский император[134] призовет меня,
Он увидит лишь седой туман.

В граде Ин пришелец запел «Белые снега»,[135]
Замирая, звуки улетали в синее небо.
Напрасно он пел эту песню —
Кто в мире сможет ее подтянуть?
А запел песню «Деревенщина из Ба»,
Подтягивал и тысяч и человек.
Помолчу, о чем тут говорить?[136]
Вздохну — лишь хлад один.

Воды реки Цинь прощаются с горой Лун,[137]
Тяжко вздыхая и ропща.
Кони варваров привязаны к снегам севера,
Где они скачут-топочут, долго ржут.
Такие чувства задевают мое сердце,
В своем далеке лелею мысли о возвращении [в горы].
Вчера следил за полетом осеннего мотылька,[138]
Сегодня вижу рождение весеннего шелкопряда.
Нежные туты выпускают листы,
На пышных ивах завязываются почки.
Стремительно убегают прочь текучие воды,
Трепещет сердце скитальца, как флаги.[139]
Смахну слезу и возвращусь к себе,
Когда же утихнет моя печаль?

Осенние росы белы, как нефрит,
Слой за слоем ложатся на зелень во дворе.
Я выхожу и вдруг замечаю это,
Рано наступили холода, печально, что время спешит.
Жизнь человека — что птица, мелькнувшая мимо глаз,
Зачем же еще себя обуздывать?
Сколь глуп был Цзин-гун,
Когда на Воловьей горе лил слезы![140]
Все страдают, не ведая удовлетворения,
Поднимутся на гору Лун — и тут же начинают мечтать о Шу.[141]
Сердца людей — что волны,
А тропы жизни извилисты.
Тридцать шесть тысяч дней
Ночь за ночью надо ходить со свечой.[142]