Андрей Валентинов - Ловля ветра

Друзей, тех немногих, кто дороги мне,
Земля приютила в своей глубине.
Ушли, унося с собой дружбы секрет.
Их памятью тихой горит лунный свет.
А те, кто остались, пройдут просто так,
И мне не понять, кто тут друг, кто тут враг.

Мы не делили денег и квартир —
Нам ни к чему была такая малость.
Был переделен нами Божий мир.
Взяла ты Небо, мне Земля досталась.

Был выбор прост и выводы просты,
Что только может проще быть, не знаю:
Ты ценишь блеск небесной чистоты,
А мне дороже пыль, но пыль земная.

Что будет После — в том сомнений нет:
Тебе архангел выпишет билет,
А мне готов плацкарт до преисподней.

В свеченье райском мне не стать лучом,
Но я не буду каяться ни в чем,
Как я ни в чем не каюсь и сегодня.

Наступит день, и я прощу врагов,
Хоть, признаюсь, им ждать придется много.
Когда-нибудь я стану чтить богов
Или поверю в истинного Бога.

А, может быть, пусть нравом не таков,
Покаюсь я у страшного порога,
Но все равно, меня осудят строго
За грех Гордыни — худший из грехов.

Напрасно Бог нам заповедь вещал.
Мне Данте плащ из камня завещал —
Мы в этом явно с Флорентийцем схожи.

Я жалости у женщин не просил.
Я шел вперед, пока хватало сил,
И не менял своей холодной кожи.

Ты меня не любишь, Дженни…
Это понял я случайно
В день, когда ты примеряла
Белый свадебный венец.
Все прервалось, не начавшись,
Замолчало, не играя —
Ты меня не любишь, Дженни,
И всему теперь конец.

Ты меня не любишь, Дженни…
Ты глядела на другого,
На того, кто даже взгляда
Твоего ловить не стал.
Кто же это мог подумать?
Я случайно обернулся…
Ты меня не любишь, Дженни,
И не рад я, что узнал.

Ты меня не любишь, Дженни…
Подружились наши мамы,
И отцы уже считают
Наш совместный урожай.
Только что теперь подсчеты?
Ничего уже не будет —
Ты меня не любишь, Дженни,
Хоть считай, хоть не считай…

Ты меня не любишь Дженни…
Мне вчера ты говорила,
Как мы дом обставим вместе,
Как мы славно будем жить.
Только это все неправда —
Ты меня не любишь, Дженни!
Ты меня совсем не любишь.
Что о счастье говорить?

Ты меня не любишь, Дженни…
Это понял я случайно.
Вот орган играет в церкви
И горит в окошках свет.
Что же делать мне, родная?
Ведь меня же ты не любишь!
Ты меня не любишь, Дженни,
И страшнее правды нет.

Ударило в сердце чужое копье,
И жадно упало с небес воронье.
Как странно, ведь я еще жив…

Могильщики трупы уносят с полей,
Стоит караул у могилы моей.
Как странно, ведь я еще жив…

Ковыль шелестит много весен подряд,
Над ним, не мигая, созвездья горят.
Как странно, ведь я еще жив…

Столетья идут надо мной не спеша.
Как тяжко, когда истлевает душа…
О Боже! Ведь я еще жив!

Твердыня херсонесской цитадели
Нас не забудет, друг мой Марциал.
Недаром наши годы пролетели —

Здесь твой сарказм, как молния блистал,
Звенели среди звезд мои сонеты…
Увы, мой друг, пора на пьедестал.

Наш час уходит, коль не лгут приметы,
И скоро расставаться навсегда
Нам с Херсонесом. Лишь в истоки Леты

Падет Полынь — печальная звезда.
Семь раз менялись звезды над Собором,
Тускнела ночь, как старая слюда,

И Колесо времен пред нашим взором
Неспешно вдаль катилось мимо нас,
Сминая годы медленным напором…

О Марциал! Печален мой рассказ!

О временах далеких, прикровенных
Пусть будет темен звук моих терцин
И не ласкает слух непосвященных.

Пусть ведаю о том не я один,
Но мало нас, и не откроют тайны
Свидетели ушедших вдаль годин.

Как встречи здесь прекрасны и случайны!
В тот час, когда столкнула нас судьба,
Собрался здесь народ необычайный…

О многом помнит старая трава:
Шуршанье змей, блеск их холодной кожи,
И под Луной нелепые слова,

И комья наспех сброшенной одежи,
И шорох сплетен жаждущей толпы,
Которая, видать, хотела то же…

Простим врагам! Завистливы, глупы,
Они смешили нас своей интригой,
И сладок час любви был и борьбы.

……………………………
……………………………
……………………………

Что ложь, что правда — нынче не решить,
Но мы не зря проникли в эти стены,
И рады были так и дальше жить.

Но кончен век. Настали перемены.

Была эпоха наша золотой.
Прошли года и серебром, и бронзой,
И век настал Железный — век пустой.

О старый мир, веселый и курьезный!
Тебя смела Железная Пята,
И не вернешь года мольбою слезной,

Как не вернется к деве чистота.
Все изменилась в этих старых стенах.
Мы те же, но вокруг нас пустота

И скорбь о неизбежных переменах.
Не буду проклинать Железный мир —
Уйдет и он, и кровь застынет в венах

Всех тех, кто нынче пышный правит пир.
Но в этот час, час нашего ухода,
Мы не забудем старый наш кумир,

Наш серый дом под чашей небосвода,
Чреду базилик, башен и колонн.
О Херсонес! Сын древнего народа,

Ты разорвал бесстрашно цепь времен
И нас пригрел у этих скал безводных,
Что помнят пурпур харьковских знамен

И кирок блеск героев благородных.
Остались тени, и Луны оскал,
Жара и гарь среди камней бесплодных.

Мы стали мифом, друг мой Марциал.
Пусть так. Но время нас запечатлело
И било в херсонесский наш кимвал.

В него последний раз ударим смело.
Твори, мой друг! Твори не для толпы —
Нам до двуногих тварей нету дела.

Угрюмы, похотливы и глупы,
Они мертвей, чем тени дней далеких,
Мертвей, чем херсонесские столпы.

Пиши для нас — последних, одиноких,
Сплотившихся у этих старых скал,
Таких любимых и таких жестоких.

Твори и здравствуй, славный Марциал!

Я на скале меж солнцем и водой.
Здесь никого, и я забыл о ссоре.
Вдаль облака идут сплошной грядой,
И гулко в камни бьет чужое море.

Развалины остались вдалеке.
Что там искать? Давно покинут улей.
Исчезло все. Лишь камни на песке
Навеки в дымке солнечной уснули.

Все те, которым надоел свой дом,
Чужими ставшие в краю родном,
Пытаются забыться на чужбине.

И, отправляясь в дальние края,
Надеялся найти покой и я,
Да только нет покоя мне отныне.

Навеки в дымке солнечной уснули
Забытые в столетьях города.
Их голос утонул в прибойном гуле,
Их прошлое забыто навсегда.

Персеполь, Илион, Эфес, Микены
Сквозь вечность путь свой до конца прошли.
Лишь кое-где фундаменты и стены,
Как призраки, встают из-под земли.

И мы у этих древних берегов,
Найдя осколки мраморных богов,
На них глядим с волнением и страхом.

А будут ли другие вспоминать
И мелкие осколки собирать,
Когда и мы пойдем навеки прахом?