Александр Башлачев - Посошок

Нет времени, чтобы себя обмануть.
И нет ничего, чтобы просто уснуть.
И нет никого, чтобы просто нажать на курок.
Моя голова — перекресток железных дорог.

Есть целое небо, но нечем дышать.
Здесь тесно, но я не пытаюсь бежать.
Я прочно запутался в сетке ошибочных строк.
Моя голова — перекресток железных дорог.

Нарушены правила в нашей игре.
И я повис на телефонном шнуре.
Смотрите, сегодня петля на плечах палача.
Скажи мне — прощай, помолись и скорее кончай.

Минута считалась за несколько лет,
Но ты мне купила обратный билет,
И вот уже ты мне приносишь заваренный чай.

С него начинается мертвый сезон.
Шесть твоих цифр помнит мой телефон,
Хотя он давно помешался на длинных гудках…
Нам нужно молчать, стиснув зубы до боли в висках.

Фильтр сигареты испачкан в крови.
Я еду по минному полю любви.
Хочу каждый день умирать у тебя на руках.
Мне нужно хоть раз умереть у тебя на руках.

Любовь — это слово похоже на ложь.
Пришитая к коже дешевая брошь.
Прицепленный к жестким вагонам вагон-ресторан.
И даже любовь не поможет сорвать стоп-кран.

Любовь — режиссер с удивленным лицом,
Снимающий фильмы с печальным концом,
А нам все равно так хотелось смотреть на экран.

Любовь — это мой заколдованный дом.
И двое, что все еще спят там вдвоем.
На улице Сакко-Ванцетти мой дом двадцать два.
Они еще спят, но они еще помнят слова.

Их ловит безумный ночной телеграф.
Любовь — это то, в чем я прав и неправ,
И только любовь дает мне на это права.

Любовь — как куранты отставших часов,
И стойкая боязнь чужих адресов.
Любовь — это солнце, которое видит закат.
Любовь — это я, твой неизвестный солдат.

Любовь — это снег и глухая стена.
Любовь — это несколько капель вина.
Любовь — это поезд «Свердловск-Ленинград» и назад.
Любовь — это поезд сюда и назад.

Нет времени, чтобы себя обмануть.
И нет ничего, чтобы просто уснуть.
И нет никого, кто способен нажать на курок.
Моя голова — перекресток железных дорог.

Хочешь, я спою тебе песенку
Как мы вчетвером шли на лесенку?
Митенька с Сереженькой шли в краях,
А в середке Настенька шла да я.

Впереди себя бежал
вверх по лесенке
И такие пел песни-песенки.
И такие пел
песни-песенки.

— Не ворчи, Сереженька, не ворчи!
Ухаешь, как филин в глухой ночи.
Да не ной, Сереженька, ох, не ной —
Холодно зимой — хорошо весной!

— Да я не ною, Сашенька, не ворчу.
Да может быть я, Сашенька, спеть хочу.
Силушку в руках нелегко согнуть,
А вот песенку пока что не вытянуть.

Да помнится ты, Саша, ох, как сам скрипел,
Прежде, чем запел, прежде, чем запел.

Я бегу с тобою по лесенке,
Даже может фору в ноге даю!
Только, может быть, твоя песенка
Помешает мне услыхать свою.

Так бежали мы, бежали
вверх по лесенке
И ловили мы песни-песенки.
И ловили мы
песни-песенки.

— Ой, не спи ты, Митенька, не зевай.
Делай шире шаг да не отставай.
Не боись ты, Митенька, не боись!
Покажи нам, Митенька, чем ты любишь жизнь.

— Да не сплю я, Сашенька, не боюсь!
Да только как прольюсь, сей же час споткнусь.
Я ж наоборот — хорошо пою,
Да ногами вот еле топаю.

Да помнится, ты, Саша, когда сам вставал,
На карачках полз да слабину давал.
А теперь с тобою куда дойдешь?
Жмешь себе вперед, никого не ждешь.

Так бежали мы, бежали
вверх по лесенке,
На плечах несли песни-песенки.
На плечах несли
песни-песенки.

— Ой, не плачь ты, Настенька, не грусти,
В девках все равно себя не спасти.
Вяжет грудь веревкою грусть-тоска…
А ты люби хорошего мужика!

Все — как трижды два, значит — глупости.
А в девках все равно себя не спасти.
Все вокруг груди, как вокруг стола.
Да какие ж, Настя, важней дела?

— Да я не плачу, Сашенька, не грущу,
Да тоску-занозу не вытащу.
А мне от тоски хоть рядись в петлю.
Что мне мужики? Я тебя люблю.

Да я б вокруг стола танцевать пошла,
Да без тебя никак не идут дела.
Сколько ж  мне лет куковать одной?
Душу мне до дыр ты пропел, родной.

Так бежали мы, бежали
вверх по лесенке.
Да только как теперь допеть эту песенку?

А зачем допеть? Пел бы без конца.
Без меня ж тебе не спрыгнуть, не выбраться.
Ты же, брат, ко мне
на всю жизнь зашел.
Знаешь сам, что все
будет хорошо.
Как по лезвию
лезем лесенкой
За неспетою
песней-песенкой,
Да как по лезвию
лезем лесенкой
За неспетою песней-песенкой.

Когда мы вдвоем
Я не помню, не помню, не помню о том,
На каком мы находимся свете.
Всяк на своем.
Но я не боюсь измениться в лице,
Измениться в твоем
Бесконечно прекрасном лице.
Мы редко поем.
Мы редко поем,
Но когда мы поем, поднимается ветер.
И дразнит крылом…
Я уже на крыльце.

Хоть смерть меня смерь
Да хоть держись меня, жизнь —
Я позвал сюда Гром —
Вышли смута, апрель и гроза.
Ты только поверь —
Если нам тяжело, не могло быть иначе.
Тогда почему, почему кто-то плачет?
Оставь воду цветам.
Возьми мои глаза.

Поверь — ты поймешь,
Как мне трудно раздеться
Когда тебя нет.
Когда некуда, некуда, некуда деться…
Поверь — и поймешь
То, что я никогда,
Никогда уже не смогу наглядеться
Туда, где мы могли бы согреться,
Когда будет осень,
И осень гвоздями вколотит нас в дрожь.

Пойми — ты простишь,
Если ветреной ночью я снова сорвусь с ума,
Побегу по бумаге я
Этот путь длиною в строку — дa строка коротка,
Строка коротка.
Ты же любишь сама,
Когда губы огнем лижет магия
Когда губы огнем
Лижет магия языка.

Прости — и возьмешь
И возьмешь на ладонь мой огонь
И все то, в чем я странно замешан,
Замешано густо.
Раз так — я как раз и люблю.
Ох, вольно кобелю!
Да рубил бы я сук,
Я рубил бы все сук, на которых повешен.
Но чем больше срублю,
Тем сильней затяну петлю.

Я проклят собой
Осиновым клином живое, живое,
Живое восстало в груди.
Все в царапинах да в бубенцах!
Имеющий душу — да дышит! Гори — не губи…
Сожженной губой я шепчу,
Что, мол, я сгоряча, я в сердцах —
А в сердцах — да я весь, я в сердцах.
И каждое бьется об лед, но поет.
Так любое бери и люби,
Бери и люби.

Не держись, моя жизнь —
Смертью после ли измеришь.
И я пропаду ни за грош,
Потому что и мне ближе к телу сума.
Так проще знать честь.
И мне пора,
Мне пора уходить следом песни, которой ты веришь…
Увидимся утром —
Тогда ты поймешь всё сама.

* * * Сядем рядом. Ляжем ближе,
Да прижмемся белыми заплатами к дырявому мешку.
Строгим ладом.
Тише, тише.
Мы переберем все струны да по зернышку.

Перегудом, перебором
Да я за разговорами не разберусь,
Где Русь, где грусть.
Нас забудут — да не скоро.
А когда забудут, я опять вернусь.

Будет время — я напомню,
Как все было скроено, да все опять перекрою.
Только верь мне, только пой мне.
Только пой мне, милая, — я подпою.

Нить, как волос.
Жить, как колос.
Размолотит колос в дух и прах один цепной удар.
Я все знаю. Дай мне голос
И я любой удар приму, как твой великий дар.

Тот, кто рубит сам дорогу,
Не кузнец, не плотник ты,
Да все одно — поэт
Тот, кто любит, да не к сроку,
Тот, кто исповедует, да сам того не ведает.

Но я — в ударе. Жмут ладони,
Все хлопочут бедные…
Да где ж им удержать зерно в горстях.
На гитаре, на гармони,
На полене сучьем, на своих костях.

Злом да ласкою, да грехами
Растяни меня ты, растяни, как буйные меха!
Пропадаю с потрохами,
А куда мне, к лешему, потроха.

Но завтра — утро. Все сначала.
Заплетать на тонких пяльцах недотрогу-нить
Чтоб кому-то полегчало.
Да разреши, пожалуй, я сумел бы все на пальцах объяснить.

Тем, кто мукой — да не мукою,
Все приметы засыпает. Засыпает на ходу
Слезы с луком
Ведь подать рукою —
И погладишь в небе свою заново рожденную звезду.

Ту, что рядом. Ту, что выше,
Чем на колокольне звонкой звон.
Да где он? Все темно.
Ясным взглядом
Ближе, ближе…
Глянь в окно — да вот оно рассыпано, твое зерно.

Выше окон, выше крыши.
Ну, чего ты ждешь? Иди смелей, лети еще, еще.
Что, высоко? Ближе. Ближе.
Ну, вот уже тепло. Ты чувствуешь, как горячо?