Рэй Брэдбери - Сборник 12. На посошок
Рэй Брэдбери - Сборник 12. На посошок краткое содержание
Старый трамвай везет гуляк из танцевального зала — в прошлое.
Пьяный киномеханик путает местами части фильма — и тот получает в Каннах «Золотую пальмовую ветвь».
От современного классика американской литературы — двадцать пять историй о любви и смерти.
Рэй Брэдбери
Сборник. На посошок. 2002
Дональду Харкинсу,
дорогому другу, с любовью и нежной памятью
Эта книга посвящается с любовью
и благодарностью Форесту Дж. Аккерману,
который выгнал меня из школы
и привел на стезю писательства
в далеком 1937 году
День первый
First Day (2002)
Во время завтрака Чарльз Дуглас заглянул в свежую газету и застыл, увидев дату. Он откусил еще кусочек гренка, вновь покосился на дату и отложил газету в сторону.
— Господи… — произнес он вслух.
Его жена Элис удивленно подняла на него глаза.
— Что с тобой?
— Неужели ты не понимаешь? Сегодня четырнадцатое сентября!
— Ну и что?
— Как что? Сегодня первый день школьных занятий!
— Повтори еще раз, — попросила она.
— Сегодня начинаются занятия, летние каникулы закончились, все вернулись в школу — знакомые лица, старые приятели…
Он поднялся из-за стола, чувствуя на себе взгляд Элис.
— Я тебя не понимаю, — сказала она.
— Сегодня первый день занятий, неужели непонятно?
— Но к нам-то какое это имеет отношение? — изумилась Элис. — У нас нет ни детей, ни знакомых учителей, ни друзей, дети которых учились бы в школе.
— Все это так, — ответил Чарли странным голосом и вновь взял в руки газету. — Но я кое-что обещал…
— Обещал?! Кому?
— Нашим ребятам, — ответил он. — Много-много лет тому назад. Который сейчас час?
— Половина восьмого.
— Надо поторапливаться, иначе мне туда не поспеть.
— Выпей еще чашечку кофе и возьми себя в руки. Ты выглядишь просто ужасно.
— Я только что об этом вспомнил! — Он следил за тем, как она наливает кофе в его чашку. Я обещал. Росс Симпсон, Джек Смит, Гордон Хейнз. Мы поклялись друг другу в том, что встретимся в первый день занятий ровно через пятьдесят лет после окончания школы.
Его супруга опустилась на стул и отставила кофейник в сторону.
— Стало быть, эту клятву вы дали в сентябре тридцать восьмого года?
— Да, это было в тридцать восьмом.
— Да вы просто болтались да языками чесали с Россом, Джеком и этим твоим…
— Гордоном! И вовсе мы не просто чесали языками. Все прекрасно понимали, что, покинув школьные стены, мы можем не встретиться уже никогда, и тем не менее поклялись во что бы то ни стало встретиться четырнадцатого сентября восемьдесят восьмого года возле флагштока, который стоит перед входом в школу.
— Вы дали такую клятву?
— Да, да — мы дали страшную клятву! Я же сижу и болтаю с тобой, вместо того чтобы мчаться к условленному месту!
— Чарли, — покачала головой Элис, — до твоей школы сорок миль.
— Тридцать.
— Пусть даже тридцать. Если я правильно тебя поняла, ты хочешь поехать туда и…
— Я хочу поспеть туда до полудня.
— Ты знаешь, как это выглядит со стороны, Чарли?
— Меня это нисколько не волнует.
— А что, если ни один из них туда не приедет?
— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Чарли.
— А то, что только болван вроде тебя может свихнуться настолько, чтобы верить…
— Они дали слово! — вспыхнул он.
— Но с той поры прошла целая вечность!
— Они дали слово!
— За это время они могли передумать или попросту забыть.
— Они не забыли!
— Но почему?
— Потому что они были моими лучшими друзьями, каких не было никогда и ни у кого!
— Бог ты мой, — вздохнула Элис. — Какой же ты все-таки наивный.
— Я наивный? Но я-то вспомнил, чего бы им тоже не помнить?
— Таких психов, как ты, днем с огнем не сыщешь.
— Спасибо за комплимент.
— Разве не так? Во что ты превратил свой кабинет! Все эти паровозики фирмы «Лайонел», машинки, плюшевые игрушки, старые афиши!
— Ну и что?
— А эти бесконечные папки, набитые письмами, полученными еще в сороковые, в пятидесятые или в шестидесятые годы!
— Это особые письма.
— Для тебя — да. Но неужели ты полагаешь, что твои адресаты так же дорожат твоими письмами?
— Я писал отменные письма.
— Не сомневаюсь. Но ты попроси своих корреспондентов прислать твои старые письма. Много ли ты их получишь?
Он промолчал.
— Какая чушь! — фыркнула Элис.
— Прошу тебя, никогда не произноси таких слов.
— Разве это ругательство?
— В данном случае да.
— Чарли!
— Ну что еще?
— Помнишь, как ты понесся на тридцатилетие вашего драматического кружка, надеясь увидеть какую-то там полоумную Сэлли, которая тебя не только не узнала, но даже и не вспомнила?
— Ладно тебе.
— Боже мой… — вздохнула Элис. — Ты только не подумай, что я решила испортить тебе праздник. Просто я не хочу, чтобы ты расстраивался понапрасну.
— У меня толстая кожа.
— Да неужели? Говоришь о слонах, а охотишься на стрекоз.
Чарли поднялся из-за стола и гордо выпрямил спину.
— Идет великий охотник, — произнес он.
— Как же, как же…
— Мне пора.
Она проводила его взглядом.
— Я ушел, — сказал напоследок Чарли и захлопнул за собой дверь.
Господи, подумал он, такое чувство, будто вот-вот наступит Новый год.
Он нажал на педаль газа, немного отпустил и вновь утопил ее и медленно поехал по улице, пытаясь собраться с мыслями.
Или, может, думал он, такое чувство возникает в канун Дня всех святых, когда веселье заканчивается и гости расходятся по домам.
Он ехал с постоянной скоростью, то и дело поглядывая на часы. Времени у него было еще предостаточно.
А что, если Элис права и он отправился в никуда, пытаясь поймать журавля в небе? И вообще, почему эта встреча кажется ему такой важной? Разве он хоть что-нибудь знает о тогдашних своих приятелях? Ни писем, ни звонков, ни встреч — хотя бы по чистой случайности, ни некрологов. Подумай-ка о последнем и прибавь газу! Господи, не могу дождаться! Он громко рассмеялся. Когда ты в последний раз испытывал подобные чувства? В ту далекую пору, когда был совсем еще ребенком и вечно чего-то ждал. Рождество? До него миллион миллионов миль! Пасха? Полмиллиона. Хэллоуин? Тыквы, беготня, крик, стук, звонки, пахнущая картоном теплая маска. День всех святых! Самый лучший праздник на свете. С той поры прошла уже вечность. А как он ждал четвертого июля![1] Проснуться раньше всех, выскочить полуодетым на лужайку перед домом и первым поджечь шестидюймовые шутихи, от треска которых тут же проснулся бы весь город. Эгей, вы слышите? Это я! Четвертое июля… Он просто сгорал от нетерпения.
И так каждый день. Дни рождения, поездки на озеро, вода которого оставалась холодной даже в жару, фильмы с Лоном Чейни, горбун Квазимодо и призрак оперы.[2] Попробуй тут дождись. Пещеры на склоне оврага, знаменитые фокусники… Скорее бы. Скорее. Зажги бенгальский огонь! Ждать уже невмоготу.
