Иван Бахтин - Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 1

Нет силы сильнее, чем слову дана,
И властвует в мире над всеми она.
И гнев ли священный, порыв ли святой —
Все будит в нас слово, луч сердца живой.

Свободное слово к народу дойдет,
Укажет дорогу не вспять, а вперед,
Заронит желанье учиться и знать,
Заставит бороться и твердо стоять.
Правдивое слово в сердца западет,
И — дайте лишь время — плоды принесет.

Оно обессилит неправду и гнет.
И людям усталым луч солнца блеснет.
Заветное слово, как светоч во мгле,
Откроет к свободе всем путь на земле,

Зарю призывая и верой бодря,
И дрогнет мрак жизни, и вспыхнет заря.
Нет силы сильнее, чем слову дана,
Господствует в мире над всеми она.
И гнев ли священный, порыв ли святой —
Все будит в нас слово, луч солнца живой.

Не говори: «Исхода нет!»
За слабо брезжущей зарею —
На грезы лучших дней в ответ
Идет давно желанный свет
Мир напоить своей красою!..

Не говори: «Уж я устал.
Разбита грудь. Я жду покоя».
Кто из людей не уставал —
От рядового до героя!..

Не говори, что сердцем ты
Остыл под холодом ненастья:
Где бьются светлые мечты
Любви, добра и красоты,
Где есть огонь — там будет счастье!..

Не говори: «Я одинок…
Бессильно руки упадают!..»
Взгляни на рвущийся поток —
Он не велик, он не глубок,
А — скалы гордые свергает!..

Не говори, что тьма кругом,
Что ты подавлен этой тьмою…
Поверь, в безлюдье роковом
Постыдно быть страстей рабом —
Трусливой, мелкою душою!..

Нитка вьется, вьется, вьется,
А в глазах — темно.
Скучно наша жизнь плетется,
Э, да все равно.
День и ночь стучит машина:
Тук-тук-тук-тук-тук.
«Догорай, моя лучина»,—
Ноет грудь от мук…
Сколь ни гнись и ни старайся,
Толку — не видать…
Эх ты, горб мой, выпрямляйся:
Так — несдобровать.
Нитка вьется, вьется, вьется.
Я-то вьюсь — зачем?
Где-то жизнь поет, смеется…
Да поет — не всем…
Стой, машина! Рвись ты, нитка!
Дай и мне вздохнуть:
Для хозяйского прибытка
Иссушил я грудь.

…Сегодня проснулся: опять нет газеты.
Сосед мой ее же все ждет…
«Ну что уж… Возьми-ка теперь вот хоть
                                                          эту…»
И в руку «Копейку» сует.
«Забавная штука. Вот к ней и манит:
Прочтешь и — на все наплевать!..
И думаешь: нет лучше места мне в мире,
Как только в трактире
За парою пива
День изо дня жизнь прожигать!..»
Газета — на диво…
Иль вот — «Современка». Блудливые взоры.
Елейная святость: все тихо, без ссоры…
И днесь и давненько изрядно врала.
Так «Современка» покорных
Гладит по шерсти проворно
И ловко.
Не отстает и «Биржевка»…
«Эх, мой приятель, льется продажный свет
С этих бульварных и желтых газет.
И по рабочим углам
Тонкий их яд
Мысль отравляет. Их чад
Туманит пред нами пути.
Эти ль продажные строки газетные
Думы рабочие, думы заветные
Смогут понять
И рассказать
Правду о нашей рабочей жизни?»
Да, други, трудненько нам в нашей отчизне
Дело свое созидать.
Вчера и сегодня — нет нашей газеты.
Ну да везде нелегко было это.
Мы ведь дорогу торим…

Там, где темный лес
Ключ в логу таит,
Молодой беглец
У куста стоит.
Щеки впалые,
Кудри всклочены,
И слеза в глазах
Озабоченных.
   — Паренек, скажи,
В сердце что лежит.
Может, друг забыл?
Иль кому не мил?
Мать схоронена?
Злой отец прогнал?
Иль совместный путь
Прервала жена?
Хлеб нескошенный
На корню гниет?
От бескормицы
Погибает скот?
Или нет сохи
Взрыхлить пашни слой?
Иль не стало сил
От болезни злой?
   — Горе тяжкое
   — Я в себе несу,
С ним скитаюся
Беглецом в лесу.
Жизнь хорошую
Вижу лишь во сне.
Больше в дом родной
Не вернусь к семье.
А ведь год назад
Жил как следует,
И никто меня
Не преследовал.

   — Слушай горький мой,
   — Мой печальный сказ:
С другом крепко мы
Пировали раз.
Сколько кто хлебнул,
Хмель сморил нас
                        все ж.
Ночью ткнул злодей
В сердце друга нож.
Пробудился я…
На полу — мой друг
Весь в крови…
                      в глазах
Неживых испуг…
Диким голосом
Всполошил людей…
Но решили все,
Будто я злодей.
Завязали мне руки
                        за спину,
Невиновному
В том несчастии.
Били с розмаха,
Кровь моя текла.
Но больней всего
Сердце горечь жгла.
Нет, никто не внял
Оправданиям.
В хлев был брошен я
Без сознания.
Там в себя пришел.
Темнота, как гроб…
Но сумел бежать,
Совершив подкоп.
И пробрался в лес.
Прячусь целый год.
Измотался весь,
В голове разброд…
Вдруг от выкрика
Встрепенулся лес:
   — Вот где прячется
От людей беглец!
   — Забегай с боков!
   — Догоняй, держи!
   — Не зевай, стреляй!
Вон в логу бежит!
И сверкнула тут
Вспышка быстрая.
Лес схватил, понес
Эхо выстрела.
Там упал без слов
На траву беглец,
Где холодный ключ…
Он нашел конец…

Засверкали ясны очи
Искрометной синевой,
Синева синее ночи,
Брови черные дугой,
Заалели зорькой щеки,
Зарумянили лицо,
Загляделся — синеокий —
На заветное крыльцо.
Бьется звонкое сердечко,
Рвется алый поцелуй.
Эх, взойти бы на крылечко,
На — ласкай меня, милуй,
Да нельзя… Сама велела
Вечерком ждать у реки:
Днем увидят… То ли дело
Когда ночи глубоки.