Иван Цуприков - Югорские мотивы: Сборник рассказов, стихов, публицистических статей
– Эх, бродяга, – по-отечески пожурил его Иван Матвеевич, – да и все мы, геологи, бродяги неисправимые.
– Так поэтому и профессию такую выбрали, что ни годы, ни трудности, ни отмеренные по бездорожью километры над нами не властны, – засмеялся Андрей.
– Правда твоя, сынок, – вздохнул начальник. – Уж мне столько лет, а сейчас бросил бы тесный кабинет, закинул рюкзак на плечо и отправился туда, где много лет назад оставил свое сердце.
– Вы так любите Север?
– А разве можно его не любить? Это все равно что не любить свою молодость, свою жизнь. Лучшие мои годы прошли там.
– Я тоже люблю Север, – Андрей достал из папки потертую карту Ямала и аккуратно разложил ее на столе. Иван Матвеевич медленно встал, прихрамывая, подошел к Андрею.
Два геолога, низко наклонившись над столом, разглядывали карту. Они мысленно путешествовали по знакомым до боли местам, рассказывая друг другу удивительные истории, приключившиеся там, на далеком, холодном и неприступном Крайнем Севере.
– Первый раз в экспедицию я поехал еще студентом, – тихо сказал Иван Матвеевич, откинувшись на спинку кресла, – Самолет приземлился в аэропорту города Надым. Увидев в иллюминатор большую «Болотную страну», настроения у нас поубавилось, а на трапе самолета и вовсе восторженные улыбки сползли с лица.
Так вот какой он, Север! Столичных студентов встретило неласковое, холодное, сырое утро. Солнечные лучи не смогли пробиться через занавес плотных серых туч. На землю медленно опускался молочно-белый туман, в метре от себя ничего было не разглядеть, руку протяни – пальцев своих не увидишь. Единственное, что радовало глаз в этом унылом северном пейзаже, – это тугие фиолетовые стрелки иван-чая, росшего повсюду. Но что больше всего расстроило – так это целые полчища комаров и мошкары, сразу же накинувшихся на свежую добычу. Средствами защиты от кровососущих насекомых студенты запастись не догадались. Спасибо, выручили попутчики, бывалые северяне, щедро поделившись с незадачливыми молодыми геологами своими запасами.
Поселились в гостинице аэропорта. Нужно было дождаться попутного вертолета, который доставлял туда, где раскинулись большие брезентовые палатки геологов, продукты, почту и оборудование.
На следующий день тучи прорезал робкий солнечный луч, а уже через час резало глаза от необыкновенной небесной синевы. От унылости северного пейзажа не осталось и следа. При ярком солнечном свете природа изменилась – ожила и расцвела. Заискрились мириадами бриллиантов росинки, запутавшиеся в траве, уютно расположившиеся на мокрых плотных березовых листьях, закатившиеся в серединку нежных фиолетовых цветков кипрея. Обрадовало и приятное известие: через час нас, студентов, поднимет в небо вертолет – красивая оранжевая «восьмерка», северный вариант. Легко закинув за плечи рюкзаки, мы поспешили на дальнюю площадку, где уже раскручивала винты большая винтокрылая птица, похожая на огромную стрекозу, присевшую на серые бетонные плиты, между которыми нахально пялили желтые глаза нежные белые ромашки. Вертолет принял в свое чрево веселых пассажиров с рюкзаками и груз, легко оторвался от бетонки и взмыл в небесную синеву. Внизу остался приполярный Надым, рыжие пятна болот, зелень смешанных лесов, круглые аккуратные озера, похожие на зеркальца столичных модниц. «Восьмерка» качнулась в воздухе и взяла курс на север. Мы прилипли к иллюминаторам. Северный край робко и непринужденно раскрывал нам свою небывалую красоту. Это первое свидание с Севером запомнилось на всю жизнь.
– Все было в этой экспедиции – первые радости и первые печали, неудачи и победы, и трагические случаи тоже были, – Иван Матвеевич замолчал и прикрыл глаза.
Как-то неудобно было спрашивать дальше. Андрей Алексеевич тоже молчал, терпеливо ожидая продолжения рассказа.
– Вертолет подсел недалеко от зеленых брезентовых палаток без выключения двигателя прямо на траву. Бортмеханик открыл дверь и опустил трап.
Рассказ начальника был плавным, обстоятельным. Видно было, что он помнит ту экспедицию до мельчайших подробностей. Ни годы, ни столичная суетная жизнь не стерли в памяти события давно минувших дней. И может быть, даже наоборот, воспоминания обострились и приобрели новую окраску, новый смысл.
– Все удавалось нам в той экспедиции. Работа шла легко, и геологи, и руководство были довольны результатами изысканий. Белые ночи не оставляли измученным тяжелой работой геологам времени для отдыха. Рабочий день растягивался почти на сутки. Едва добравшись до палатки и вяло пожевав чего-нибудь, парни мгновенно отключались, будто проваливались в яму сна. Спали всего по нескольку часов в сутки, без тревог и сновидений. А при первом солнечном луче – опять за работу. И вот однажды случился в экспедиции перерыв в работе, и впервые за долгие месяцы объявили геологам долгожданный выходной. Тесная мужская компания отвыкла отдыхать и не знала, как провести подаренное судьбой свободное время. Я прибыл в экспедицию лишь неделю назад, устать еще не успел, поэтому закинул на плечо двустволку и отправился на охоту. Приятно хрустел под ногами ягель, заманивали спелыми ягодами черничники, манила дымчато-голубой ягодой голубика, которую мудрый народ прозвал «пьяникой», голова кружилась от терпкого запаха багульника. Один за другим отправлялись в пайву крепкие оранжевые шляпки подосиновиков. А вот дичи не попадалось. Встретилась только неприметная пугливая капалуха с выводком, но трогать самку глухаря нельзя, а с птенцов тоже никакого толку. Так ни одного выстрела и не сделал. От палаток ушел довольно далеко, устал и прилег на пружинящий ягель немного отдохнуть. Задремал под мерное жужжание комаров. А проснулся оттого, что услышал во сне волшебное пение. Открыв глаза, увидел недалеко на черничной поляне маленькую хрупкую девушку в национальной одежде. Девушка быстрыми маленькими руками собирала крупные черные ягоды в берестяной туесок. Певунья не заметила меня и чувствовала себя непринужденно.
Я окликнул ее. Девушка вскрикнула, уронив туесок, рассыпались черные бусины черники. Я бросился к ней, чтобы помочь собрать ягоды, а она опустила раскосые темные глаза, по щекам расплылся застенчивый румянец.
– Ты кто? – спросил я у девушки. – Как тебя зовут?
– Токуча, – ответила девушка.
– Токуча… Забавно! А что означает твое имя?
– Перышко.
– И правда, перышко, – засмеялся я, окинув взглядом ее легонькую тоненькую фигурку. Я никогда не отличался высоким ростом, но рост Токучи не выдерживал никакой критики. Она испуганно смотрела на меня снизу вверх, как на великана.
– Меня в интернате Тоней звали, – помолчав, сказала девушка, – так будет тебе привычнее.
– Ну уж нет, – возразил я, – мне приятнее называть тебя Токучей. Тонь сколько угодно на свете, а вот Токучу я знаю только одну.
– Ну ладно, – согласилась девушка, – будь по-твоему. Мне все равно.
– А откуда ты взялась здесь?
– Наши чумы недалеко стоят, рядом. Разве вы не видели наших оленей? – Токуча улыбнулась, и на щеках появились крохотные кокетливые ямочки. Я всмотрелся в хорошенькое личико лесной красавицы и удивился – чудо как хороша! Заметив, что девушка собирается уходить, я захотел удержать ее хоть на минуту, хоть на мгновенье. Мне показалось, что если сейчас она скроется за березами, то исчезнет навсегда.
– Я могу еще увидеть тебя? – голос стал каким-то хриплым и чужим. Мне показалось, что если она скажет «нет», я не доживу до завтрашнего утра.
– Конечно, – легко согласилась Токуча, – я всегда здесь ягоды собираю ближе к вечеру. А сейчас мне нужно идти, поздно уже.
– До встречи!
– До встречи! – девушка легко зашагала прочь.
Какая уж тут охота… Я опять присел под кедром, навалившись спиной на теплый пахнувший смолой кедровый ствол. В ушах звучал приятный, волнующий душу голосок, в воздухе витал неуловимый аромат багульника. А может быть, мне все это только приснилось? Я протер глаза. На бледно-зеленом ягеле чернели ягоды, которые так и не собрали мы с Токучей.
Значит, не приснилось.
Так началась наша с Токучей дружба и закончилась моя беззаботная студенческая жизнь. Начальник экспедиции заметил, что я хуже стал работать. Часто отвлекался, мысли мои бродили где-то около заветной черничной поляны. Я искал всяческие предлоги, чтобы улизнуть на свидание. С нетерпением посматривал на часы, рабочий день растягивался, упорно не желая идти к концу. Так незаметно пролетело два летних месяца.
Мое увлечение молоденькой ненецкой девушкой никто из бывалых геологов особо не приветствовал. «Смотри, – сказал мне начальник экспедиции, – нам с местным народом ссориться нельзя. Девушку обидишь – всем нам неприятность будет».
Обидеть девушку, от которой без ума, – как такое возможно?! Хотя теперь Токуча на свидания стала приходить гораздо реже. Наверное, ее родня тоже не приветствовала нашу дружбу и внезапно возникнувшую любовь с будущим геологом.
