Константин Кинчев - Стихи и песни

Em(1)
Шестой лесничий мертвого леса...
 О, небеса!
Здесь не до смеха, не до фиесты
И не до сна.
Всех поднимая звонкою флейтой
Тень под глаза,
Шестой лесничий,
Шестой лесничий что-то сказал.

И заревели истошно глотки.
"Всех причесать!"
И глохли тонкие перепонки.
"Лечь! Встать!"
А когда вышел грозный хозяин,
Нервно упали ниц
Их спины стоили ровно столько,
Сколько пергамент лиц.
Не совладать с простым сюжетом
Только каприз.
Нас поднимали вовсю сонетом,
Мы же стремились вниз.
И имена героических песен,
Ваших тарелок слизь...
Шестой лесничий,
Шестой лесничий
Здесь.
Ну-ка брысь!

Завиты пеплом щели паркета,
В форточку лезут запахи лета.
А по эту сторону стекла для просмотра затмений
Летает запах патологической лени.

Покрылась пылью муха на ноге,
Лежит и дремлет, приятно ей и мне.
Она мечтает о том, о чем и я,
А значит, мы по разуму друзья.

Лень неизличима, лень непобедима,
Лень просто необходима тем, кто выпил пива.

К лени в плен попасть довольно просто
Плюнь на все и зарости каростой.
Научись питаться шумом трамваев
И скоро станешь неподражаем.

Лень неизличима, лень непобедима,
Лень просто необходима тем, кто выпил пива с рыбой.

Он потрет вам спинку
Он подаст вам пива
Чистую простынку, у-е-е
Он игриво развернет, как Кио
Чародей пара
Веник для него священен
Но чуть-чуть угара, у-е-е
Он подпустит в помещенье

У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик
У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик
Тысячи соблазнов
Каждый день проходят мимо
После пара красных
С скользкой кожею налимов
Добровольной пыткой
Он совершенно не схож с маркизом де Садом
Но с милою улыбкой
Он старается зайти к вам с заду

У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик
У, голубой банщик, у-е-е,
Голубой банщик
Ты уже не мальчик, у-е-е,
Юный барабанщик
Ты уже не мальчик, у-е-е,
Юный барабанщик

Можем мы лезть из кожи.
Только, только не будет толку
Если будут стоять на месте
Дяди, тети из министерства.

Может, все стать дороже.
Только, только не будет толку.
Станет больше вооруженья
Только в души войдет сомненье.

Не хотим мы воевать.
Мы хотим спокойно спать.
Нам не нужен автомат.
Мы - детишки, ходим в детский сад.

Тише, дети, узнают дяди
Вашу няню тогда посадят.
Лучше, дети, споем про Таню.
Папа Тани сейчас не с нами.

У него пробита грудь,
Но совсем чуть-чуть, чуть-чуть,
Вот что сделали враги:
Скоро ампутация ноги.

Где-то, где-то, где-то
Лежит газета. Это, это для туалета.
Надо ж чем-то... Не знают дети,
Что за дяди на той газете.

От зари и до зари
Няня сушит сухари.
Скоро новую пришлют
Потому, что эту заберут!

Где разорвана связь между солнцем и птицей
рукой обезьяны,
Где рассыпаны звёзды, земляника да кости
по полянам,
Где туманы, как ил, проповедуют мхам
откровения дна,
Где хула, как молитва,
там иду я.
Где деревья вплетаются в летопись слов
отголоском начала,
Где лесной часослов зашифрован
устами пожаров,
Где большая дорога, чёрная ночь
да лихие дела,
Где блестят за иконой ножи,
там иду я.
Где рассветы купаются в колодцах дворов
да в простуженных лужах,
Где в грязи обручилась с весенним дождём
стужа.
Где глоток как награда за прожитый день
ночью без сна,
Где пропиты кресты,
там иду я.
Где надежда на солнце таится
в дремучих напевах,
Где по молниям-спицам танцует
гроза-королева,
Где луна присосалась к душе,
словно пьявка-змея,
Где пускают по кругу любовь,
там иду я.
Где восток напоил молоком кобылиц
кочевника-ветра,
Где по дорогам в острог по этапу ползут
километры,
Где в грязи по колено да по горло в крови
остывает земля,
Где распятие под сапогом,
там иду я.
Где молчанье подобно топоту табуна,
а под копытами воля,
Где закат высекает позолоченный мост
между небом и болью,
Где пророки беспечны и легковерны,
как зеркала,
Где сортир почитают за храм,
там иду я.
Я поднимаю глаза, я смотрю наверх.
Моя песня - раненый стерх.
Я поднимаю глаза...

Как лежу я, молодец, под Сарынь-горою,
А ногами резвыми - у Усы-реки.
Придавили груди мне крышкой гробовою,
Заковали рученьки медные замки.

Каждой чёрной полночью проползают змеи,
Припадают к векам мне и сосут до дня...
А и землю-матушку я просить не смею -
Отогнать змеёнышей и принять меня.

Лишь тогда, как исстари, от Москвы Престольной
До степного Яика грянет мой Ясак -
Поднимусь я, старище, вольный иль невольный,
Да пойду гулять по водам я - матёрый казак.

Две змеи заклятые к векам присосутся
И за мной потянутся чёрной полосой...
По горам, над реками города займутся,
И година лютая будет мне сестрой.

Пронесутся знаменья красными столбами,
По земле протянется огненная верфь,
И придут Алаписы с песьими главами,
И в полях младенчики поползут, как червь.

Задымятся кровию все леса и реки,
На проклятых торжищах сотворится блуд...
Мне тогда змеёныши приподнимут веки:
И узнают Разина. И начнётся суд.

 Dm Gm
Думы мои - сумерки, 
B C
Думы - пролет окна,
Душу мою мутную
Вылакали почти до дна.
Пейте, гуляйте, вороны,
Нынче ваш день,
Нынче тело да на все четыре стороны 
B Am
Отпускает тень.
B Dm 
Вольному - воля, 
B Dm 
Спасенному - боль
B Dm 
Вольному - воля,
Am 
А-а-а.

Вот он я, смотри, Господи,
И ересь моя вся со мной.
Посреди болот алмазные россыпи
Глазами в облака да в трясину ногой.
Кровью запекаемся на золоте,
Ищем у воды прощенья небес,
А черти, знай, мутят воду в омуте,
И стало быть ангелы где-то здесь.
Но только в комнатах воздух приторный,
То ли молимся, то ли блюем.
Купола в России кроют корытами,
Чтобы реже вспоминалось о
Нем. А мы все продираемся к радуге
Мертвыми лесами да хлябью болот,
По краям да по самым по окраинам,
И куда еще нас бес занесет?

Но только цепи золотые уже порваны,
Радости тебе, солнце мое!
Мы, такие чистые да гордые,
Все пели о душе, да все плевали в нее.
Но наши отряды, ох, отборные, и те, что нас любят,
- все смотрят нам вслед,
Да только глядь на образа, а лики-то черные,
И обратной дороги нет.