Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

И витязь ехал день, другой;
На третий — тихие долины
Уж вечера дымились мглой
И солнца круг до половины
Закрыт был дальнею горой —
Он видит город пред собой.
Под оным — длинными рядами
Белеют бранные шатры;
И тел кровавые бугры,
И поле, взрытое конями,
И лат иссеченных костры,
И кровь, текущая ручьями,
И томный звон в градских стенах,
Зовущий жителей к молитве,
И клики шумные в шатрах —
Всё говорит о страшной битве,
Недавно бывшей в тех местах.
Печально витязь озирает
Залитый кровью злачный луг,
И ратоборный, пылкий дух
Отважный подвиг замышляет.
В дубраве ближней притаясь,
Он темной ночи ждет прихода
И не спускает зорких глаз
С златого западного свода.
И постепенно меркнет день,
Луна восходит одинока
И за собою от востока
Густую расстилает тень;
Долина кроется в тумане;
Всё мрачно вкруг — и в шумном стане
Зажглися частые огни;
Встают багровыми столпами
И под седыми облаками
Играют заревом они.

Мой богатырь от нетерпенья
На месте смирно не стоит:
Он весь желанием горит
Стоптать, рассеять ополченья,—
Помедлить ум ему велит
И выжидать для нападенья
Глухого полночи мгновенья.

Но не слыхать уж песен гула,
Погасли частые огни,
Лишь кой-где тлеют головни,
И рать притихла и заснула.
Тогда, усердно помолясь
Святому Спасу и Николе
И три раза перекрестясь,
Мой Муромец помчался в поле;
Как буря, как нежданный гром,
Он в стан ворвался с криком брани,
И меч в его могучей длани
Стал истребления серпом.

Друзья мои! вообразите,
Что вы ничем не смущены,
В постелях пуховых храпите
И грезите златые сны,
И вас нечаянно разбудит
Подкопа взорванного звук —
Каков тогда ваш ужас будет?
Придете ли в себя вы вдруг?
Таков был ужас печенегов
(От их губительных набегов
Тогда Чернигов трепетал),
Когда Илья на них напал,—
Обезоружены и наги,
Незапностью лишась отваги,
Они не знают, что начать:
Иной пускается бежать,
Иной спешит вооружиться
И, шлемом думая покрыться,
Вздевает на уши котел;
Иной, схватя шатерный кол,
Кого ни встретит, им колотит…
Но витязь врезался в толпы
И стелет трупы, как снопы,
Цепом булатным их молотит
И душу вывевает вон;
С главы до ног окровавлен,
Еще не сыт, еще трудится,
Здесь громом бьет, там вихрем мчится, —
Повсюду крик! повсюду стон!
И треск щитов! и шлемов звон!
Но изумленные граждане,
Тревоги шум послыша в стане,
Бегут к воротам и стенам
И видят силою геройской
Врагов рассыпанное войско.
Они бросаются к щитам,
Смыкаются под знаменами,
И вот, как бурный ток реки,
Надменный осени дождями,
Из града вылились полки
Неукротимыми толпами.
Всю ночь несытый русский меч
Не уставал злодеев сечь;
С широких басурманских плеч
Катились головы, как тыквы,
И застилали поле битвы.

Но с алой утренней зарей
Врага живого под стеной
Ни одного не зрели боле.
Лишь кровью залитое поле,
Лишь груды безобразных тел,
Обломки копий, тучи стрел
Остались признаком набегов
И грозной казни печенегов.

Приди, Мечта, беседовать со мною,
Игривая наперсница небес,
И легкою, небрежною рукою
Сорви покров с неведомых чудес,
Забвения покрытых дикой тьмою!..
Ты внемлешь, — уж туман исчез…
И, ясными одетое лучами,
Минувшее сияет пред очами.

Вот Киева зубчатая стена
И светлый дом Владимира Владыки!
Шумит народ, как бурная волна,
И витязей лихих мелькают лики,
И между них, как полная луна,
Владычеством сияет князь великий,
И вкруг его, как звезды, три княжны
И доблестью цветущие сыны!

Вот хлынули свирепые дружины!
Под тяжестью стеснившихся полков
Сгибаются широкие равнины!
Белеет ряд бесчисленных шатров!
И крик людей! и топот лошадиный!
Проснулся гул вдоль дремлющих лесов!
Над Киевом простерся мрак боязни,
Уныли все и ждут небесной казни.

Я вижу вдруг погибельную сечь!
Там быстрая стрела сквозь воздух мчится!
Там падает, свистя, несытый меч!
Там палицей тяжелый шлем дробится!
Там голова летит с широких плеч!
Там бледный труп в крови с коня валится!
Повсюду страх, и стон, и треск, и вой,
И льется кровь обильною рекой.

Вот Муромец Илья, герой могучий,
На удалом коне своем летит;
Ни зной, ни мраз, ни дождь, ни гром трескучий —
Ничто ему препоны не творит;
Чрез цепи гор, чрез степь, чрез лес дремучий
За славою без страха он летит:
Там злобных ведьм, там леших истребляет,
Там яростных гигантов побеждает.

Проснись, проснись, прекрасная княжна!
Уже близка минута избавленья!
Напрасна злость седого колдуна,
Напрасны все злодея покушенья.
И черная наука не сильна
Пред витязем, любимцем провиденья!
Ликуй, герой! враг злобный усмирен
И подвиг твой любовью награжден!

Уже бегут полки иноплеменных,
Как стадо птиц пред грозною зимой.
У молкнул гром, и после бурь военных
Светлеет мир над Киевской страной,—
И в гриднице чертогов позлащенных
Пирует князь с дружиной удалой,
И громкий звон серебряных стаканов
Мешается с цевницами баянов.

Но что с тобой, о муза, удержись!
Куда тебя умчало восхищенье?
Хоть ты друзей немного постыдись!
Ты о себе худое дашь им мненье,—
Они тебя послушать собрались,
А ты кричишь, как дура, в исступленье:
«Вот там! вот здесь! я вижу то и то!»
Но ничего не видит здесь никто.

Сядь лучше здесь на канапе широком,
Чем лезть на верх крутых Парнасских гор;
Друзья все ждут в молчании глубоком
И, на тебя вперивши робкий взор,
И повести не смеют даже оком:
Начнем же им рассказывать свой вздор!..
Но берегись излишнего болтанья,
Чтоб их глазам не навести дреманья.

Он сходит в сад. Прелестный край
Его восторгом наполняет:
Он в восхищении считает
Себя перенесенным в рай.
Там лето пламенное купно
С прелестной царствует весной,
И, мнится, для зимы седой
То место вовсе неприступно.
Там рощи кедров, пальм, дубов,
Лимонных, миртовых дерев
И золотых акаций сени
На мягкий луг кидают тени.
С веселым шумом вдоль лугов
Потоки резвые сверкают —
То скаты бархатных холмов
Струей ленивой обмывают,
То вдруг уходят в тень дубов,
То вновь из мрака выбегают
И льются в чистый водоем,
Где рыбы редкие стадятся
И чешуею серебрятся.
Шумя серебряным столпом,
Встают в куртинах водометы,
Пред солнцем выгнувшись серпом,
Прекрасной радугою блещут
И, рассыпайся дождем,
Алмазы, перлы долу мещут
И рдеют пурпурным огнем.
На долах, на холмах, под тенью
Беседки светлые стоят
И к мирному отдохновенью
Своею пышностью манят;
Отражена во влаге ясной,
Дерновых островов гряда
Сияет зеленью прекрасной
На гладком серебре пруда,
Как ряд каменьев изумрудных;
Хор птиц неведомых и чудных,
То в синеве небес кружась,
То в темной зелени таясь,
Пространство пеньем оглашают,
И с ними страстный соловей,
Певец любви и красных дней,
Свою мелодию сливает;
Душистый вешний ветерок,
Как дух бесплотный, повевает:
То тронет спящий ручеек
И зарябит хрустальный ток,
То шепчет в зелени дубравы
Или, слетевши на лужок,
Лобзает розы величавы
Или смиренный василек.
Но более всего дивило,
Что сад был так расположен,
Что вовсе неприметно было —
Искусство ли его садило
Или природой создан он.