Жуакин Машадо де Ассиз - Избранные произведения
— В самом деле?
— Да, почти ничего.
— Но все-таки они что-то значат?
— Прежние наши доводы достаточно убедительны. Выпьем лучше чаю.
— Время позднее.
— Ничего, садись поскорее.
Мы сели за стол… Эскобар поглядывал на меня недоверчиво, словно заподозрив, что я легкомысленно отнесся к сообщению, лишь бы избавиться от необходимости заносить его в дело, но такое предположение было недостойно нашей дружбы.
Когда он ушел, я поделился своими сомнениями с Капиту, она мгновенно разрешила их со свойственными ей находчивостью и остроумием, способными развеять грусть на самом Олимпе.
— Наверное, Эскобара расстроила история с эмбарго, — решила она. — Раз он пришел к нам в такой поздний час, значит, требования компаньона показались ему важными.
— Ты права, Капиту.
Слово за слово, я разговорился и о других своих колебаниях. Я был просто кладезем сомнений; они копошились во мне, словно лягушки в болоте, так что подчас лишали меня сна. Я сказал Капиту, что за последнее время моя мать значительно охладела к ней. Но Капиту нашла и тут хитроумное объяснение.
— Я ведь говорила тебе, это обычная выходка свекрови. Мамочка ревнует своего сына; потом ревность утихнет, донья Глория соскучится, и все пойдет по-старому. Не видя внука…
— Но мне кажется, мама охладела и к Иезекиилу. Когда мы с сыном приходим к ней, она обращается с ним не так ласково, как раньше.
— А вдруг она заболела?
— Навестим ее завтра.
— Хорошо… нет… ну что ж, навестим.
Мы отправились обедать к моей старушке. Теперь ее можно было так называть с полным основанием, хотя волосы ее мало поседели, а лицо сохранило свежесть; для нее наступила пора своеобразного расцвета, когда на смену молодости приходит зрелость… Но прочь меланхолию, не стоит распространяться о том, как мать встретила и проводила нас со слезами на глазах и почти не вступала в разговор. В остальном все шло как обычно: Жозе Диас рассуждал о прелестях брака, о политике, о Европе и о гомеопатии, дядя Косме — о своих болезнях, тетушка Жустина сплетничала о соседях или о Жозе Диасе, когда он выходил из комнаты.
Домой мы возвращались пешком, обсуждая мои сомнения. Капиту снова посоветовала подождать немного. Свекрови всегда так ведут себя. В один прекрасный день отношения наладятся. Утешая меня, жена становилась все ласковее. С этого дня Капиту удвоила нежность ко мне; когда я возвращался домой, она не ждала меня у окна, чтобы не вызывать во мне ревности, а встречала на верхней ступеньке лестницы; поднимаясь, я уже видел прелестное личико моей подруги и жены, веселое, как наше детство. Иногда с ней рядом стоял Иезекиил: он бросался ко мне на шею и покрывал лицо мое поцелуями.
Глава CXVI
СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ
Я пробовал выпытать у Жозе Диаса, отчего моя мать так переменилась к Капиту; он был изумлен. Ничего не произошло, да и что могло случиться? Он только и слышит похвалы «прекрасной, добродетельной Капиту».
— Теперь стоит мне услышать эти похвалы, и я тотчас присоединяюсь к ним; но вначале я ужасно смущался: Мне, всеми силами препятствовавшему вашей свадьбе, трудно было признать, что она оказалась истинным благословением неба. Какая достойная сеньора получилась из проказницы с улицы Матакавалос! Мы с ней относились друг к другу с предубеждением, но теперь все изменилось. А поэтому, сеньор, когда донья Глория хвалит свою невестку…
— Значит, мама хвалит ее?
— Да еще как!
— Но почему она так давно нас не навещает?
— Мне кажется, сеньора Глория страдает от ревматизма. В этом году погода стоит холодная… Твоей матери, должно быть, обидно, ведь раньше она день-деньской была на ногах, а теперь принуждена сидеть рядом с больным братом.
Это объясняло лишь то, почему мама больше не навещает нас, но не холодность и отчужденность, с которой она встречала нас у себя. Однако я не стал больше расспрашивать приживала. Жозе Диас попросил разрешения повидать «нашего маленького пророка» (так он называл Иезекиила), чтобы поздороваться и приласкать его, как обычно. На сей раз он изъяснялся на библейский лад (накануне он перелистал книгу пророка Иезекииля, как я потом узнал) и засыпал мальчика вопросами: «Как живешь, сын человеческий?», «Скажи мне, сын человеческий, где твои игрушки?», «Не хочешь ли сладкого, сын человеческий?»
— Что это еще за сын человеческий? — раздраженно спросила Капиту.
— Это выражение из Библии.
— Мне оно не нравится, — ответила она резко.
— Ты права, Капиту, — согласился приживал. — Трудно себе представить, сколько в Библии сомнительных выражений. Не обращай внимания на мои слова… Как поживаешь, ангел мой? Покажи, мой ангел, как я хожу по улице.
— Нет, — отрезала Капиту, — я стараюсь отучить его от дурной привычки передразнивать.
— Но у него так мило это получается. Когда он копирует мои движения, кажется, будто я вижу себя самого, только маленького. Однажды он сделал совершенно такой жест, как донья Глория, и получил в награду от нее поцелуй. Ну-ка, представь, как я хожу?
— Нет, Иезекиил, — вмешался я, — мама не хочет.
Мне и самому не нравились его повадки. Некоторые движения, особенно те, что были свойственны Эскобару, стали для мальчика привычными; в последнее время он перенял даже его манеру смеяться и поворачивать голову во время разговора. Капиту ругала сына. Но мальчик был проказлив, словно чертенок; стоило нам заговорить о другом, как он выскочил на середину залы и крикнул Жозе Диасу:
— Смотрите, вот так вы ходите.
Мы не удержались от смеха, я хохотал больше всех. Первой опомнилась Капиту, она прикрикнула на сына и, подозвав к себе, строго сказала:
— Не смей этого делать, слышишь?
Глава CXVII
БЛИЗКИЕ ДРУЗЬЯ
Эскобар купил новый дом на улице Фламенго; дом этот стоит там и поныне. Как-то я отправился посмотреть на него, желая проверить, умерли во мне старые чувства или только дремлют; но ответа на свой вопрос я не нашел, ибо мертвые и живые смешались в моем воображении, словно в тяжелом кошмаре, от которого начинаешь задыхаться. Свежий ветерок, дувший с моря, вернул мне силы. Закурив сигару, я пошел обратно и скоро оказался на площади Катете; я поднялся по старинной улице Принцессы… О, старые улицы! Старые дома! Старые люди! Все мы старые, и нечего говорить, что песенка наша уже спета.
Дом тоже постарел, но все в нем осталось по-прежнему. Не знаю, сохранился ли на нем тот же номер. На всякий случай не буду его указывать, чтобы вам не вздумалось справиться, правдив ли мой рассказ. Хотя Эскобар уже там не живет, да его и нет на свете, он умер, — а как это произошло, я расскажу вам немного позже. Перед его смертью мы настолько сблизились, что, можно сказать, жили одним домом; он не выходил от меня, я от него; набережная между улицами Глория и Фламенго была для нас проторенной дорожкой. Вспомните калитку между двумя домами на улице Матакавалос.
Один португальский историограф, — кажется, Жоан де Баррос, — вложил в уста короля варваров остроумные слова; португальцы предложили королю построить рядом с его владениями крепость, а он будто бы ответил, что добрым друзьям следует находиться подальше друг от друга, иначе они поссорятся, и в подтверждение своей правоты указал на морские волны, яростно обрушивающиеся на прибрежную скалу. Да простит меня тень знаменитого ученого, если я усомнюсь в справедливости приведенных слов, а также в их подлинности. Скорее всего он сам выдумал их для украшения текста, и я не осуждаю его, ибо звучат они прелестно. Конечно, море и тогда билось о камни, так повелось со времен Улисса, а возможно, и раньше. Но сравнение не слишком убедительно. Несомненно, встречаются враждующие соседи, но есть и близкие, неразлучные друзья. Историк забыл пословицу (впрочем, может быть, он ее и не знал): с глаз долой — из сердца вон. А мы с Эскобаром жили в сердцах друг друга. Наши жены почти не расставались, мы коротали вечера в разговорах, играя в карты или глядя на море. Дети тоже проводили время вместе.
Однажды я высказал предположение, что у наших малышей дело может кончиться, как у нас с Капиту: все со мной согласились, а по мнению Санши, они даже были похожи. Я пояснил:
— Нет, так только кажется, ведь Иезекиил всем подражает.
Эскобар поддержал меня; он уверял, что дети, играющие вместе, часто кажутся похожими. Я кивнул головой, хотя плохо разбирался в подобных вопросах. Все возможно, одно было ясно — Иезекиил и Капитузинья любили друг друга и в конце концов могли бы пожениться, но не поженились.
Глава CXVIII
ВЗГЛЯД САНШИ
Рано или поздно всему приходит конец, читатель; это старая истина, как и та, что ничто не вечно под луной. Правда, многие не верят в нее, настолько живуче представление о долговечности воздушных замков, хоть они строятся из воздуха; и слава богу, а то люди, пожалуй, перестали бы возводить эти сооружения, известные испокон веков.
