Павел Антокольский - Стихотворения и поэмы
Картина четвертая
Убогая комната матери Вийона. Поздний вечер. Вийон входит, озирается. Никого нет. Замечает под скамьей рыжего кота. Гладит его. Входит Мать с вязанкой хвороста.
ВийонЗдравствуй, мать! Не узнаешь ты, что ли?
Я твой сын. Воробышек родной.
Сын был глаже.
Плохо кормят в школе,
Пичкают грамматикой одной.
Отощал ты, словно привиденье.
Под глазами синяки с пятак.
Одолжи мне, мать, немного денег.
Видит бог, я обносился так,
Что смеются честные девицы.
На заду огромная дыра.
Видит бог, решил я удавиться.
Видит бог, всё отдала вчера
За мешок муки и ломтик сала.
Я гола, как обгорелый пень.
Я сама всю зиму шиш сосала —
День и ночь, и снова ночь и день.
У кого коза иль поросенок,
У кого игла иль молоток,
У кого в бочонках, припасенных
К рождеству, горячего глоток.
У меня одной, вдовы безногой,
Рыжий кот, да стоит он не много,
Взрослый сын, да беден он, как я.
Врешь ты некрасиво, мать моя!
Я ведь знаю: у тебя в постели,
Кроме блох, есть ливров сотни три.
Мне о том сороки насвистели.
Расшвыряй солому, посмотри!
Что найдешь — твое, не пожалею!
Хочешь стол и скамьи разломать?
Сядь убогой нищенке на шею,
Грабь тряпье старухи!
Ладно, мать!
Можешь спать спокойно и не плакать,
Скарба в доме не разворошу.
На дворе сегодня снег и слякоть.
Об одном тебя я попрошу:
Дай мне шарф и шапку из овечьей
Шерсти, что остались от отца.
Богу за тебя поставлю свечи.
Родила я сына-стервеца!
Вымогает, не дождется срока.
Лягу в землю, сыщешь всё, что есть.
Слушай, мать, я ухожу далеко.
Убирайся с богом!
Дай поесть!
Мать молча и злобно ставит на стол кружку сидра, подает лепешку и наполовину обглоданную баранью кость.
Как собаке, мне бросаешь кости?
Или ласки я не заслужил?
Или часто прихожу к вам в гости?
Тянет, тянет из последних жил,
Кровь сосет, а всё, проклятый, жаден,
Всё не так, всё ищет попрекнуть…
У, бродяга! Для таких вот гадин
Нету сладкого, не обессудь!
Где сестрица Трюд?
На огороде
У каноника.
Здорова?
Нет.
Оба вы, отцовское отродье,
Кашляете с самых малых лет.
Плачет, дура, тает, словно свечка,
Проболела осень, рождество;
Робкая, не вымолвит словечка,—
Да ведь мне не слаще оттого!
Мне-то, старой, без опоры в доме
До могилы, значит, спину гнуть?
Слушай, мать. Вздремну я на соломе.
Разбуди пораньше. Надо в путь.
Значит, верно — ты уходишь?
Верно.
А куда — не скажешь?
Не скажу.
Говорят, что есть одна таверна.
Там школяр обидел госпожу
Леруа. И будто даме этой
Стало дурно. А ее жених
На мальчишку жаловался где-то.
Ничего я не слыхал про них.
А еще рассказывают, в Туре
Ведьму рыжую опять сожгли.
А в Амьене черт набедокурил:
Поднял дом на локоть от земли.
Ох-хо-хо! Спаси нас бог, — в Париже
Летом будет, говорят, чума.
Я слыхал об этой ведьме рыжей,
Что сводила дураков с ума.
Хороша была чертовка, видно,
Стала пеплом.
Стало быть, не зря!
Мне на тех, кто знал ее, завидно.
Спи спокойно. Через час заря.
Оба спят. Входит Трюд, бледная двенадцатилетняя девочка. Вийон внезапно просыпается.
ВийонКто здесь? Почему в глазах троится?
Я не виноват. Под пыткой врут.
Это я. Не бойся.
Ты, сестрица?
Здравствуй, маленькая. Здравствуй, Трюд.
Говорила мать, что ты болела.
Да, болела.
Что молчишь всегда?
Трюд, сознайся, — это мать велела
Клянчить в церкви милостыню?
Да.
Много подают?
Я не считаю.
До пяти считать умеешь?
Нет.
Надо научиться.
Пресвятая
Дева не велит считать монет.
Ты ей молишься?
Я не умею.
Сколько лет тебе?
Не говори,
Не мешай! Ты стал похож на змея.
Змей мне часто снится до зари.
У него есть женщина другая.
Та меня задушит. А! Постой!
Вот она! Вот светится, моргая,
Глаз под головешкой золотой.
Обожгу я ноженьку босую,
Растопчу ее глазок опять.
Я тебя ремнем исполосую!
Дрянь, чертовка, не даешь мне спать!
Злые дети — наказанье божье.
Ох-хо-хо! Грехи мои прости!
Ведьма смотрит. Ведьма строит рожи.
Вийон внезапно вскакивает и бросается к выходу. Трюд бежит за ним.
Франсуа! Не уходи!
Пусти!
Мне пора. Не смей кричать, звереныш!
Мне не жалко вас. Пусти меня.
Больше ты ничем меня не тронешь.
До свиданья. Вы мне не родня.
Картина пятая
Конец той же ночи. Еле-еле светает. Вийон бежит по улице. Останавливается около дома с наглухо закрытыми ставнями.
ВийонТы здесь живешь, Инеса Леруа.
Ты крепко спишь, любовница чужая.
Ты крепко двери на ночь заперла
От злых людей. А утром, освежая
Лицо и руки в ледяной воде,
Припомнишь всё, чего мы не сказали
Тогда друг другу. Никогда, нигде
Не повторится этот миг. Он залит
Чернилами и воском. Искажен
Дознаньем. Пересудами оболган.
Мне надо потерять пятнадцать жен,
Чтобы найти тебя. Как это долго!
Но посмотри! Я тоже чист и смел.
Я тоже был в ту ночь с тобою рядом,
Дрожал от горя, путался, краснел…
Так почему же семь ночей подряд он
К тебе крадется, ночью упоен,
И в час, когда смежаешь ты ресницы,
Он, а не я, — он, а не я, Вийон,
Тебе, моя возлюбленная, снится!
О, как я глупо вел себя! К чему
Лез в драку и прикидывался храбрым?
Смотрели на меня, как на чуму.
И вот оплеван и едва не забран
Сержантами, не осужден едва
Самим Прево, истерзан и всклокочен,
Как гарпия, — шепчу тебе слова,
Тогда уместные, сейчас — не очень.
Нет! Этого не может быть. Прости!
Я через год вернусь к тебе. Запомни!
Зажми щепотку памяти в горсти.
Всё остальное на земле легко мне:
Красть, убивать, под пыткою хрипеть,
Спать под землей и почернеть, как ворон.
Но я вернусь! Что мне прикажешь спеть?
Как встретишься с нарядным дерзким вором?
Не узнаешь? От страха замерла?
Всмотрись в меня! Я был голодным, грязным,
Злым школяром, Инеса Леруа!
Не бойся! Полюбуемся, подразним —
И до свиданья! Можешь крепко спать.
Ты больше не нужна мне, недотрога.
Жизнь никогда не возвратится вспять.
Прощай! Так начинается дорога.
Вийон бежит дальше и выбирается наконец из путаницы кривых улочек и переулков. Перед ним пустыри, замерзшие огороды. Ветер треплет рукава Пугала.