М. Ножкин - Точка опоры
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Ах он прохвост!
ШЕЛЬМЕНКО. Ещё какой! Девка там, может, и не очень красивая, зато какая здоровая! Тоже на сто лет хватит. На ней пахать можно! А с лица, как говорится, не воду пить. Опять же в Петербурге была. Насмотрелась…
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Ну и попал. Ах, судьба-злодейка! Промотался в пух, приехал в эту дыру, думал, поправлю дела и на тебе! Гляди, как бы самого без штанов не оставили!
ШЕЛЬМЕНКО. Не горюй, барин. Женишься — привыкнешь. С голоду не помрёшь, а бедность не порок.
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Ну уж нет, дудки! Не на того напали!
Появляется ШПАК.
ШПАК. Ну, зятёк, как дела?
ЛОПУЦКОВСКИЙ (с вызовом). Между прочим, я вам ещё не зятёк!
ШПАК (поёт).
Так, значит, ты не зять? Ну что ж,
Ты на него и не похож!
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Похож или нет, я жду ответ?
Даёте десять тысяч?
ШПАК. Нет!
Даю пять тыщ и сто коров!
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Нет, двести!
ШПАК. Сто! И будь здоров!
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Вы самый, самый жадный Шпак!
ШПАК. А ты… а ты… ты сам дурак!
(Выхватывает пистолет.) Руки вверх! Шельменко, вяжи его!
ШЕЛЬМЕНКО. С удовольствием. (Связывает Лопуцковского.)
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Это насилие над личностью! Я буду жаловаться дяденьке!
ШПАК. Жалуйся хоть тётеньке…
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Я протестую!..
Шпак затыкает ему рот платком.
ШПАК (Шельменко). Вот тебе мой пистолет, вот тебе мой зять. Глаз с него не спускать, из усадьбы не выпускать! Ясно?
ШЕЛЬМЕНКО. Дело ясное, что дело тёмное.
ШПАК. Головой за него отвечаешь. (Уходит.)
ШЕЛЬМЕНКО. Ну что, ваше степенство, не верили? Думали обманываю. Что молчите, сказать нечего?
Лопуцковский мычит. Шельменко догадывается вынуть кляп.
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Как же я могу говорить с кляпом во рту? Идиот, кретин, болван!
ШЕЛЬМЕНКО. Ваше степенство, не обзывайтесь, а то я могу ранить вас при попытке к бегству.
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Прости, любезный. Не обижайся. Лучше помоги мне бежать отсюда!
ШЕЛЬМЕНКО. Ладно, так и быть, развяжу. Только чтоб духу вашего в усадьбе не было! (Развязывает Лопуцковского.)
Вдруг входит ШПАК.
ШПАК. Оба ни с места! Руки вверх!
Шельменко и Лопуцковский поднимают руки.
Хорош предатель! Ты зачем его развязал?
ШЕЛЬМЕНКО. Кто, я?
ШПАК. Не я же!
ШЕЛЬМЕНКО. Развязал, чтоб потуже перевязать. Вы его слабо затянули.
ШПАК. А кляп зачем вынул?
ШЕЛЬМЕНКО. А чтоб не задохнулся. Он вам до свадьбы живым нужен, так?
ШПАК (успокоился). Так, так. Молодец! Затяни его потуже.
Шельменко связывает Лопуцковского.
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Это варварство. Этому даже подходящей рифмы нет!
ШПАК (Шельменко). Вот тебе пули для пистолета. Он у меня не заряжен.
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Караул! Жениха убивают!
ШПАК (затыкает ему рот). Шельменко, а что твой капитан, как у него с соседской вертихвосткой?
ШЕЛЬМЕНКО. Полный порядок. О приданом договориться — и к попу.
ЛОПУЦКОВСКИЙ (мычит. У него вынимают кляп). Это несправедливо! Я там раньше договаривался!
ШПАК. Молчать! (Опять затыкает Лопуцковскому рот.) Не понимаю, чего ещё ему надо? У меня усадьба лучшая в уезде!
ШЕЛЬМЕНКО. А у соседей?
ШПАК. Не говори мне про соседей. Слышать не могу! У них на шесть десятин больше, зато у меня лес гуще да пруд глубже! А скота сколько, а куры, а гуси…
ШЕЛЬМЕНКО. А у них эти… как их, чёрт… павлины!..
ШПАК. Не смей мне перечить! Подумаешь, павлины. Я захочу — крокодилов выпишу. Павлины! Всего-то две штуки, а звону на всю губернию.
ЛОПУЦКОВСКИЙ (подымает руку, у него вынимают кляп). Откуда ж у них павлины?
ШПАК. Да эта дурочка выписала, дочка ихняя. Как съездила в Петербург, так ошалела. Угомониться не может! Всю усадьбу, всю жизнь на столичный лад норовит перестроить, мать свою бедную совсем замучила. Какая женщина была! Буйвол! А что осталось? Кожа да кости.
ЛОПУЦКОВСКИЙ. А всё-таки Петербург — это прекрасно. И павлины — тоже по мне…
ШПАК. Ничего, хватить с тебя моих гусей!..
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Нет, не хватит! Я требую отдельную сумму на лечение вашей дочери!
ШПАК. Ты что, издеваешься? Какое лечение? Мою дочь об стенку не расшибёшь! Тебя самого лечить надо! Опять увиливаешь, предлога ищешь?
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Ничего я не ищу, но свою свободу задёшево не отдам! Лечение нынче дорого стоит. Да усадьбу вашу из долгов вытащить.
ШПАК (багровея). Мою усадьбу из долгов? Опять крутишь! К павлинам захотелось? (Затыкает рот.)
ШЕЛЬМЕНКО. Ваше высокоблагородие, зачем он вам нужен, такой скупердяй? Выгоните его, чтоб и духу не осталось!..
ШПАК. Ну уж нет!.. такого зятя я соседям не отдам. У него одна фамилия чего стоит! Женю его на Присиньке. Соседям назло женю! И капитану твоему назло! И до тебя тоже доберусь!
ШЕЛЬМЕНКО. Рады стараться — не пойму за что!
ЛОПУЦКОВСКИЙ (поднимает руку, у него вынимают кляп).
Насильно мил не будешь!
Ему опять затыкают рот.
ШПАК. Будешь! Шельменко, я тебе дам подкрепление. Потап!
Вбегает ПОТАП с ружьем.
ШЕЛЬМЕНКО. Я бы один справился.
ШПАК. Нет, с таким проходимцем в одиночку нельзя. Потап, становись на караул у крыльца. Моего зятя запереть в горнице, из дому не выпускать, к забору не подпускать, чуть что — стрелять!
ЛОПУЦКОВСКИЙ (поднимает руку, у него вынимают кляп).
Сдаюсь! Девять тысяч пятьсот рублей и сто восемьдесят коров!
ШПАК. Я сказал, пять тысяч и сто коров!
ЛОПУЦКОВСКИЙ. Никогда!..
Ему затыкают рот.
ШПАК. Убрать!
Потап уводит Лопуцковского, тот подымает руку. У него вынимают кляп.
ЛОПУЦКОВСКИЙ (кричит). Свободу Тимофею Лопуцковскому!
Ему затыкают рот и уводят в дом.
ШПАК. Шельменко, смотри в оба! А я пойду Присиньку готовить. (Уходит.)
ШЕЛЬМЕНКО. Теперь из-за этого жмота начинай всё сначала!..
На половине Тпрунькевичей появляются ЭВЖЕНИ и её «МАМАН».
ТПРУНЬКЕВИЧ. Шельменко, как дела?
ШЕЛЬМЕНКО. Всё хорошо, вашдительство! Пока ещё нигде ничего почему-то не горит!
ЭВЖЕНИ. А как там мой… Э… наш путешественник?
ШЕЛЬМЕНКО. В полном порядке. Связан по рукам и ногам.
ЭВЖЕНИ. Но это же произвол, насилие над личностью! Надо его спасать, надо его оттуда вытащить!
ШЕЛЬМЕНКО. Будет сделано! Вытащу живым или…
ЭВЖЕНИ. Не надо «или»! Только живым!
ТПРУНЬКЕВИЧ. Попробуй вытащи. Шпак — мужчина серьёзный. Раньше даже умным был.
ЭВЖЕНИ. Кирилл Петрович?
ТПРУНЬКЕВИЧ. А ты думаешь, только вы умники. В наше время тоже не дураками росли. Твой отец до поры до времени со Шпаком такими друзьями были, водой не разлить. Даже дома рядом поставили. Чтоб ходить друг к другу почаще.
ШЕЛЬМЕНКО. А потом?
ТПРУНЬКЕВИЧ. А потом словно кошка между ними пробежала.
ЭВЖЕНИ. Интересно, какая же это кошка? Уж не ты ли?
ТПРУНЬКЕВИЧ (смущённо). Уж я теперь точно не помню. Но с той поры больших врагов на свете не было!
ЭВЖЕНИ. Ну и глупо. Чего нам делить-то?
ТПРУНЬКЕВИЧ. Тут дело в принципе. У Шпака характер не дай бог, да и мой тоже был крутого нрава. Бывало, чуть что не по нём — тарелку об пол. Да кричать на меня, да руками размахивать. Ох и натерпелась я — страсть… Не спеши, дочка, замуж! Ходи в невестах! Жена в наше время — роль незавидная!
ЭВЖЕНИ. Неужели?
ТПРУНЬКЕВИЧ. Клянусь тебе, дитя! (Поёт.)
Неблагодарность вечная мужская
Известна мне, жене, давным-давно,
Я много лет супругу потакала,
В России так — увы! — заведено.
А ведь и я была невестой тоже.
И он в слезах руки моей просил,
И клялся мне в любви своей, о боже!
И даже на руках меня носил.
Была я, правда, чуточку моложе
И, кажется, потоньше чуть была,
И непреступна я была, и всё же
Любовь ему навеки отдала!
С тех пор переменились наши роли,
С тех пор его носила на руках,
С тех пор жила в супружеской неволе,
Вся жизнь прошла в домашних пустяках!
Обуй, одень, подай, прими,
Да напои, да накорми,
Да прочь поди, да не мозоль глаза,
Не стой столбом, не лезь в дела,
Куда ушла, когда пришла,
И слова поперёк не смей сказать!
Ну что я замужем нашла,
Зачем я замуж только шла?
Стирать, готовить да детей родить.
Нет, дочка, погоди,
На маму погляди,
Поверь мне, право, не шучу,
Опять невестой стать хочу.
Хочу весь век в невестах проходить!
Танец.
