Эдгар По - Собрание сочинений в четырех томах. Том 1

«Сыскать, — так молвил Соломон Дурак, —
Нам не легко в сонете пол-идеи.
И чрез пустое видим мы яснее,
Чем рыбин чрез неапольский колпак.

Суета сует! Он не под силу дамам,
И все ж, ах! рифм Петрарки тяжелей.
Из филина пух легкий, ветер, взвей, —
И будет он, наверно, тем же самым».

Наверняка тот Соломон был прав;
Смысл не велик лирических забав, —
Что колпаки иль пузыри из мыла!

Но за сонетом у меня есть сила,
Бессмертен мой, как будто темный, стих:
Я имя поместил в словах моих!

Из всех, кто близость чтут твою, как утро
Кому твое отсутствие — как ночь,
Затменье полное на тверди вышней
Святого солнца, кто, рыдая, славят
Тебя за все, за жизнь и за надежду,
За воскресенье веры погребенной
В людей, и в истину, и в добродетель,
Кто на Отчаянья проклятом ложе
Лежали, умирая, и восстали,
Твой нежный зов познав: «Да будет свет»,
Твой нежный зов заслышав, воплощенный
В блеск серафический твоих очей, —
Кто так тебе обязан, что подобна
Их благодарность обожанью, — вспомни
О самом верном, преданном всех больше,
И знай, что набросал он эти строки,
Он, кто дрожит, их выводя, при мысли,
Что дух его был с ангельским в общеньи.

I

Внемлешь санок тонким звонам,
Звонам серебра?
Что за мир веселий предвещает их игра!
Внемлем звонам, звонам, звонам
В льдистом воздухе ночном,
Под звездистым небосклоном,
В свете тысяч искр, зажженном
Кристаллическим огнем, —
С ритмом верным, верным, верным,
Словно строфы саг размерным,
С перезвякиваньем мягким, с сонным отзывом времен,
Звон, звон, звон, звон, звон, звон, звон,
Звон, звон, звон,
Бубенцов скользящих санок многозвучный перезвон!

II

Свадебному внемлешь звону,
Золотому звону?
Что за мир восторгов он вещает небосклону!
В воздухе душистом ночи
Он о радостях пророчит;
Нити золота литого,
За волной волну,
Льет он в лоно сна ночного,
Так чтоб горлинки спросонок, умиленные, немели,
Глядя на луну!
Как из этих фейных келий
Брызжет в звонкой эвфонии перепевно песнь веселий!
Упоен, унесен
В даль времен
Этой песней мир под звон!
Про восторг вещает он.
Тех касаний,
Колыханий,
Что рождает звон,
Звон, звон, звон, звон, звон,
Звон, звон, звон,
Ритм гармонии в перезвоне, — звон, звон, звон!

III

Слышишь злой набата звон,
Медный звон?
Что за сказку нам про ужас повествует он!
Прямо в слух дрожащей ночи
Что за трепет он пророчит?
Слишком в страхе, чтоб сказать,
Может лишь кричать, кричать.
В безразмерном звоне том
Все отчаянье взыванья пред безжалостным огнем,
Все безумье состязанья с яростным, глухим огнем,
Что стремится выше, выше,
Безнадежной жаждой дышит,
Слился в помысле одном,
Никогда, иль ныне, ныне,
Вознестись к луне прозрачной, долететь до тверди синей:
Звон, звон, звон, звон, звон, звон, звон,
Что за повесть воет он
Об отчаяньи немом!
Как он воет, вопит, стонет,
Как надежды все хоронит
В темном воздухе ночном!
Ухо знает, узнает
В этом звоне,
В этом стоне:
То огонь встает, то ждет;
Ухо слышит и следит
В этом стоне,
Перезвоне:
То огонь грозит, то спит.
Возрастаньем, замираньем все вещает гневный звон,
Медный звон,
Звон, звон, звон, звон, звон, звон, звон,
Звон, звон, звон,
Полный воем, полный стоном, исступленьем полный звон.

IV

Похоронный слышишь звон,
Звон железный?
Что за мир торжеств унылых заключает он!
Как в молчаньи ночи
Дрожью нас обнять он хочет,
Голося глухой угрозой под раскрытой звездной бездной!
Каждый выброшенный звук,
Словно хриплый возглас мук.
Это — стон.
И невольно, ах! невольно,
Кто под башней колокольной
Одиноко тянут дни,
Звон бросая похоронный,
В монотонность погруженный,
Горды тем, что богомольно
Камень на сердце другому навалили и они.
Там не люди, и не звери,
Нет мужчин и женщин, где стоит звонарь:
Это — демоны поверий,
Звон ведет — их царь.
Он заводит звон,
Вопит, вопит, вопит он
Гимн-пэан колоколов,
Сам восторгом упоен
Под пэан колоколов.
Вопит он, скакать готов,
В ритме верном, верном, верном,
Словно строфы саг размерном,
Под пэан колоколов
И под звон;
Вопит, пляшет, в ритме верном,
Словно строфы саг размерном,
В лад сердцам колоколов,
Под их стоны, под их звон,
Звон, звон, звон;
Вопит, пляшет, в ритме верном,
Звон бросая похорон
Старых саг стихом размерным;
Колокол бросая в звон,
В звон, звон, звон,
Под рыданья, стоны, звон,
Звон, звон, звон, звон, звон,
Звон, звон, звон,
Под стенящий, под гудящий похоронный звон.

Тебя я видел раз, лишь раз; шли годы;
Сказать не смею сколько, но не много.
То был Июль и полночь; и от полной
Луны, что, как твоя душа, блуждая,
Искала путь прямой по небесам, —
Сребристо-шелковым покровом света,
Спокойствие, и зной, и сон спадали
На поднятые лики тысяч роз,
В саду волшебном выросших, где ветер
Смел пробегать на цыпочках едва, —
На поднятые лица роз спадали,
Струивших, как ответ на свет любовный
В безумной смерти, аромат души, —
На лица роз спадали, что смеялись
И умирали в том саду, заклятом
Тобой и чарой близости твоей.

Одетой в белом, на ковре фиалок,
Тебя лежащей видел я; свет лунный
Скользил на поднятые лица роз
И на твое, — ах! поднятое с грустью.

Была ль Судьба — та полночь, тот Июль,
Была ль Судьба (что именуют Скорбью),
Что повелела мне у входа медлить,
Вдыхая ароматы сонных роз?
Ни шага вкруг; проклятый мир — дремал,
Лишь ты и я не спали (Боже! небо!
Как бьется сердце, единя два слова).
Лишь ты и я не спали. Я смотрел,
И в миг единый все вокруг исчезло
(О, не забудь, что сад был тот — волшебный!)
Луны погасли перловые блестки,
Скамьи из моха, спутанные тропки,
Счастливые цветы, деревья в грусти, —
Все, все исчезло; даже запах роз
В объятьях ароматных вздохов умер.
Исчезло все, — осталась ты, — нет, меньше,
Чем ты: лишь дивный свет — очей твоих,
Душа твоих взведенных ввысь очей.
Лишь их я видел: то был — весь мой мир;
Лишь их я видел; все часы лишь их,
Лишь их, пока луна не закатилась.

О, сколько страшных сказок сердца было
Написано на тех кристальных сферах!
Что за тоска! Но что за упованья!
И что за море гордости безмолвной!
Отважной гордости, л несравненной
Глубокой силы роковой Любви!
Вот, наконец, Диана, наклоняясь
На запад, стерла грозовые тучи;
Ты, призрак, меж деревьев, осенявших
Тебя, исчезла. Лишь глаза остались,
Не уходили, — не ушли вовек,
Мне освещая одинокий к дому
Мой путь, светили (как надежды) — вечно.
Они со мной ведут меня сквозь годы,
Мне служат, между тем я сам — их раб;
Их дело — обещать, воспламенять
Мой долг; спасаем я их ярким блеском,
Их электрическим огнем очищен,
Я освящен огнем их елисейским.
Мне наполняя душу Красотой
(Она ж — Надежда), светят в небе — звезды,
Что на коленях чту в ночных томленьях;
Но вижу их и в полном блеске полдня,
Всегда их вижу — блещущие нежно
Венеры две, что не затмит и солнце.