Эдгар По - Собрание сочинений в четырех томах. Том 1

То было полночью, в Июне,
В дни чарованья полнолуний;
И усыпляюще-росистый
Шел пар от чаши золотистой,
За каплей капля, ниспадал
На мирные вершины скал
И музыкально, и беспечно
Струился по долине вечной.
Вдыхала розмарин могила;
На водах лилия почила;
Туманом окружая грудь,
Руина жаждала — уснуть;
Как Лета (видишь?) дремлют воды,
Сознательно, в тиши природы,
Чтоб не проснуться годы, годы!
Вкусила красота покой…
Раскрыв окно на мир ночной,
Айрина спит с своей Судьбой.

Прекрасная! о, почему
Окно открыто в ночь и тьму?
Напев насмешливый, с ракит,
Смеясь, к тебе в окно скользит, —
Бесплотный рой, колдуний рой
И здесь, и там, и над тобой;
Они качают торопливо,
То прихотливо, то пугливо,
Закрытый, с бахромой, альков,
Где ты вкусила негу снов;
И вдоль стены, и на полу
Трепещет тень, смущая мглу.

Ты не проснешься? не ужаснешься?
Каким ты грезам отдаешься?
Ты приплыла ль из-за морей
Дивиться зелени полей?
Наряд твой странен! Ты бледна!
Но как твоя коса пышна!
Как величава тишина!

Айрина спит. О если б сон
Глубок мог быть, как долог он!
Храни, о небо, этот сон!
Да будет святость в этой спальне!
Нет ложа на земле печальней.
О Боже, помоги же ей
Не открывать своих очей,
Пока скользит рой злых теней.
Моя Любовь, спи! Если б сон
Стал вечным так, как долог он!
Червь, не тревожь, вползая, сон!
Пусть где-то в роще, древней, темной,
Над ней восстанет свод огромный,
Свод черной и глухой гробницы,
Что раскрывал, как крылья птицы,
Торжественно врата свои
Над трауром ее семьи, —
Далекий, одинокий вход,
Та дверь, в какую, без забот,
Метала камни ты, ребенком, —
Дверь склепа, с отголоском звонким,
Чье эхо не разбудишь вновь
(Дитя греха! моя любовь!),
Дрожа, заслыша долгий звон:
Не мертвых ли то слышен стон?

Я жил один,
В стране кручин
(В душе был озерный покой).
Но нежная стала Юлэлей моей стыдливой женой,
Златокудрая стала Юлэлей моей счастливой женой!
Темней, ах, темней
Звезды, ночей,
Чем очи любимицы грез!
И легкий туман,
Луной осиян,
С переливами перлов и роз,
Не сравнится с небрежною прядью — скромной Юлэлей
волос,
Не сравнится с случайною прядью — огнеокой Юлэлей
волос.

Сомнений и бед
С поры этой нет,
Ибо вместе мы с этих пор,
И ярко днем
Озаряет лучом
Нам Астарта небесный простор,
И милая взводит Юлэлей к ней материнский свой взор,
И юная взводит Юлэлей к ней свой фиалковый взор!

Смотри! Смерть там воздвигла трон,
Где странный город погружен,
На дымном Западе, в свой сон.
Где добрый и злой, герой и злодей
Давно сошли в страну теней.
Дворцы, палаты, башни там
(Ряд, чуждых дрожи, мшистых башен)
Так чужды нашим городам!
Не тронет ветер с моря — пашен;
И воды, в забытьи немом,
Покоятся печальным сном.

Луч солнца со святых высот
Там ночи долгой не прервет;
Но тусклый блеск угрюмых вод
Струится молча ввысь, на крыши
Змеится по зубцам, и выше,
По храмам, — башням, — по палатам, —
По Вавилону — сродным скатам, —
Тенистым, брошенным беседкам, —
Изваянным цветам и веткам, —
Где дивных капищ ряд и ряд,
Где, фризом сплетены, висят —
Глазки, — фиалки, — виноград.

Вода, в унынии немом,
Покоится покорным сном;
С тенями слиты, башни те
Как будто виснут в пустоте;
А с башни, что уходит в твердь,
Как Исполин, вглубь смотрит Смерть.

Глубь Саркофагов, капищ вход
Зияют над мерцаньем вод;
Но все сокровища дворцов,
Глаза алмазные богов,
И пышный мертвецов убор —
Волны не взманят: нем простор.
И дрожь, увы! не шелохнет
Стеклянную поверхность вод.
Кто скажет: есть моря счастливей,
Где вихри буйствуют в порыве,
Что бури есть над глубиной
Не столь чудовищно немой!

Но что же! Воздух задрожал!
Встает волна, — поднялся вал!
Как будто, канув в глубину,
Те башни двинули волну,
Как будто крыши налету
Создали в небе пустоту!
Теперь на водах — отблеск алый, —
Часы — бессильны и усталы, —
Когда ж под грозный гул во тьму,
Во глубь, во глубь, весь город канет,
С бесчестных тронов ад восстанет,
С приветствием ему!

Прежде мирный дол здесь был,
Где никто, никто не жил;
Люди на войну ушли,
Звездам вверив волю пашен,
Чтоб в ночи, с лазурных башен,
Тайну трав те стерегли.
Где, лениво скрыт в тюльпаны,
Днем спал солнца луч багряный.
Видит каждый путник ныне:
Нет покоя в той пустыне.
Все — в движеньи, все — дрожит,
Кроме воздуха, что спит
Над магической пустыней.
Здесь ветра нет; но в дрожи лес,
Волна волне бежит в разрез,
Как в море у седых Гебрид.
А! ветра нет, но вдаль бежит
Туч грозовых строй в тверди странной,
С утра до ночи, — непрестанно,
Над сонмом фиалок, что стремят
Ввысь лики, словно женский взгляд,
И лилий, что дрожат, сплетясь
У плит могил в живую вязь,
Дрожат, — и с куп их, что слеза,
По каплям, вниз течет роса;
Дрожат; — что слезы, вниз, меж тем,
Спадают капли крупных гемм.

Фантазия — для той, чей взор огнистый — тайна!
(При нем нам кажется, что звезды Леды — дым).
Здесь встретиться дано, как будто бы случайно,
В огне моих стихов, ей с именем своим.
Кто всмотрится в слова, тот обретет в них чудо:
Да, талисман живой! да, дивный амулет!
Хочу на сердце я его носить! Повсюду
Ищите же! Стихи таят в себе ответ.
О, горе, позабыть хоть слог один. Награда
Тогда потеряна. А между тем дана
Не тайна Гордия: рубить мечом не надо!
Нет! С крайней жаждою вникайте в письмена!
Страница, что теперь твой взор, горящий светом,
Обходит медленно, уже таит в стихах
Три слова сладостных, знакомых всем поэтам,
Поэта имя то, великое в веках!
И пусть обманчивы всегда все буквы (больно
Сознаться), ах, пусть лгут, как Мендес Фердинанд, —
Синоним истины тут звуки!.. Но довольно.
Вам не понять ее, — гирлянда из гирлянд.