Антон Дубинин - Вернуться бы в Камелот

Мой король, идущий новыми путями,
Соль земли с небес рассыпана горстями,
Наши земли ей просолены немало.
Собирай ее, чтоб все начать сначала:
Как в СаррАсе, разливается вино
На двенадцать мест, пустует лишь одно,
И встают двенадцать верных первым кругом,
Словно ангелы, открыты друг пред другом,
Первый — ты, и пусть не спросит ни один,
Где остался твой единородный сын,
Чья рука его качает в колыбели,
Что за крестный его примет из купели,
Чья рука уже погибельный удар тот
Направляет в сердце Логрии, мой Артур…

Что придет на смену ветреному марту —
Даже я не предскажу тебе, мой Артур:
Может, засуха, а может — майский снег.
Это время тоже кончится навек —
Так призыву никакой любви не внемлет
Соль земная, уходя с земли — да в землю,
Так и барка в бурных водах не утонет,
Колыбелью в Богоматери ладонях,
Так, неся ее во тьме, Мария плачет
О единственной, мой Артур, неудаче,
Ибо выкована смерть, и закалится —
Дети спят, а одному из них не спится,
Одному из них навеки не до сна.
Спи, мой милый, завтра новая война.

Королева Гвенивер в монастыре.
Королева Гвенивер в монастыре.
При каком она ныне сияет дворе,
В золоте свечном, в лунном серебре?

Кто еще тут помнит, кому дело есть
До прекрасных погибших, которых не счесть,
А под Солсбери травы красны на заре,[15]
Королева Гвенивер в монастыре.

А в другой-то обители — сэр Ланселот,
«Отче наш» повторяет, поклоны кладет.
Кто же нас теперь, сирых, на бой поведет,
Если в тесной обители сэр Ланселот?

Кто еще тут помолится, после всего,
За отца Короля и за сына его,
Кто, без имени сам, все имена назовет —
Разве в тесной обители сэр Ланселот.

И сэр Бедивер тоже надел скапулир,
Слава рыцарства спит, и опустел Божий мир,
Слава рыцарства гостией справляет свой пир,
И сэр Бедивер тоже надел скапулир.

Неужели и Борс удалился во скит,
Кто и светом Грааля не был убит,
Кто не меч королевства, но верный был щит —
Даже доблестный Борс удалился во скит.

И теперь из них каждый на коленях твердит —
«Нас прости, Боже правый, и к Себе забери».
По которой дороге слышен топот копыт?
Первый ангел отправится в Эмсбери[16].

Пунктуален и вежествен, встанет к дверям,
Не войдет без стука, концы крыльев в росе.
Как вся слава Логрии — по монастырям,
Так мы будем вместе, как истлеем все.

Скачет рыцарь, спеша,
Видно, вести несет,
Катит к Троице год —
Что ж так плачет душа?
«Gloria» в небе поет
Хор небесного клира,
Новое время мира
Всадник несет в Камелот.

О, кем станем мы там,
В новом времени этом,
Чьи святые приметы
По глазам и устам
Писаны ярким светом?
По придорожным крестам
Следуя, как по метам,
Рыцарь ищет ответа —
Чем же будем мы там.

Вестник — имя тебе,
Юноша в белом платье,
Что ты привез для братии —
Радость ли, смерть с небес?
«Ветер горячий, брат,
Что опаляет лица,
Дней огня вереницу —
Многие в них сгорят;
Кто ж сквозь пламя пройдет,
Тоже ангелом станет,
И своими крылами
Подожжет Камелот».

О, кем станем мы там,
В новом времени этом,
Чьи святые приметы
По глазам и устам
Писаны ярким светом?
По придорожным крестам
Следуя, как по метам,
Рыцарь ищет ответа —
Чем же будем мы там.

«Рыцарь Неба, ответь,
Боль ли — имя служенья,
Кроме лишь всесожженья
Нет ли платы за свет?»
«Пламя — вестник и весть,
Мы иначе не можем:
Кто приблизится к Божьей
Славе — тот вспыхнет весь.
Но не ведайте страха,
Каждый к пламени зван —
Что очаг для монаха,
То маяк для мирян».

О, кем станем мы там,
В новом времени этом,
Чьи святые приметы
По глазам и устам
Писаны ярким светом?
По придорожным крестам
Следуя, как по метам,
Рыцарь ищет ответа —
Чем же будем мы там.

«Новым миром Отец
Кормит из этой Чаши,
В ней — все надежды ваши,
В ней же и ваш конец.
Те, кем станете там,
Будут светлее вас.
То, что осталось вам —
Не осквернить тот час:
Гордостью, суесловьем,
Похотью ли мирской,
Или иной какой
Ненастоящей любовью».

О, кем станем мы там,
В новом времени этом,
Чьи святые приметы
По глазам и устам
Писаны ярким светом?
По придорожным крестам
Следуя, как по метам,
Рыцарь ищет ответа —
Чем же будем мы там.

Время ль зла впереди,
Время ль страстей и мести:
Скачет к городу вестник
С алым крестом на груди;
Я же — смотрю вослед,
Сердцем горя в печали:
Близится день Грааля,
Близок твой день, Мордред.

О, кем станем мы там,
В новом времени этом,
Чьи святые приметы
По глазам и устам
Писаны ярким светом?
По придорожным крестам
Следуя, как по метам,
Рыцарь ищет ответа —
Чем же будем мы там.

Стать горящим, спастись —
Раньше срока сгорая,
Я почти что желаю,
Я не боюсь почти.
Ворон ли смотрит с вершин,
Голубь над градом кружит?
Тот, кто Господу служит,
Не бывает один,
Как бы он ни устал
На пути за ответом,
Чем бы он там ни стал
В новом времени этом,
Вымыт водой и светом,
Вымыт кровью Христа.

Вот такая простая картина,
Путь средь многих земных путей:
Жил Алейн, жила Вильгельмина,
Им хотелось иметь детей.

За три дня успели влюбиться,
Та — принцесса, этот — поэт.
На двоих им, если сложиться,
Было тридцать и девять лет.

Ничего-то они не боялись,
Хоть на свете была война.
Рядом ехали и смеялись,
Пожениться вот собирались,
Как с победой придет весна.
…Он жил дольше, жизнью простою,
Защищал короля и честь.
А она-то стала святою,
В честь нее и часовня есть.

В двадцать с лишним — Господня милость —
Воссияла, бела, как звезда.
Но такой она мне не снилась
Никогда еще, никогда.

Что ж поделать — плотская память.
Понимаю, чего ж не понять.
Но закрою лицо руками —
И так ясно вижу опять,

Как они под снегом полночным,
Улыбаясь, идут вдвоем.
Это даже не ропот, Отче,
Это — ревность о доме Твоем.

Нет повести печальнее на свете:
Сетей не рвали — пустовали сети,
Никто не умер и никто не предал,
Никто не взял, чего Господь и не дал.

Но все сдались, и не друг другу — вместе:
Так жаждущий бежать сдается чести,
Тому, что больше жажды жить — сдается,
И погибать на поле остается;
Так мученик сдает себя на муки,
Диакону так связывают руки.

И Ланселот в опочивальню к даме
Не восходил смертельными ночами,
И королева, лилия долины,
Не зачинала Логрии кончину,

А Ланселот встречал рассвет во бденье,
Достигнув нищего благодаренья
Забвенным лесом, а не темным садом,
А Ланселот остался Галахадом.

И все собой остались, ибо жалость —
Цена бытья собой, и мне осталось
Смотреть сквозь кровь души, как во Граале
Пресуществляется вино моей печали.