Федор Сологуб - Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

Наперекор осенней скуке
Кистями красными рябин
Я утешаюся в разлуке
С пахучей радостью долин.

Люблю томительное время
Я на террасе провожать,
Люблю рябиновое семя
Из красных ягод вынимать,

Люблю и лёгкий вкус миндальный
Семян-малюток, и к чему
Я стану думою печальной
Мешать покою моему?

Что когда-то жило,
Что взяла могила,
По ночам встаёт,
Грусть-тоску наводит,
И желаньем бродит,
И мечтой цветёт,

И от сна земного
Воскресают снова
Звуки и цвета,
И во мраке ночи
Вновь сверкают очи,
Говорят уста.

Я пришла к тебе в порфире
И в венце из жемчугов,
Чтоб сказать, что в целом мире
Дорог мне один твой кров.

И потом пришла с цветами,
Окроплёнными росой,
Чтобы с грустными глазами
Постоять перед тобой.

И опять пришла босая,
В ризе бедной и простой,
Робких глаз не поднимая,
Как раба, перед тобой.

И теперь пришла нагая,
Потому что страсть зажглась, –
И вздыхая, и желая,
Я навеки отдалась.

Когда приходит в час внезапный
Любовь безумная, как сон,
Кто спросит: «Был ли сон желанный?
Не поиграть ли нам в серсо?»

Не поворотишь колесо
Времён назад к стране туманной,
Где сон над жизнью вознесён,
Над жизнью милой и внезапной.

Над красавицею Сеной
Еду я по Malaquai.
Сердце так же веселится,
Как на милой на Оке,

Позабыв о тёмном плене,
О скитальческой тоске.
Пылью лёгкою дымятся
Quais Voltaire et Malaquai.

В Троицу, в Троицу пахучи берёзки.
В Троицу, в Троицу зелёная трава.
В Троицу, в Троицу и камни не жёстки.
В Троицу, в Троицу ласковы слова.

Троицын день самый душистый,
Самый радостный день в году.
Троицын день пташкой серебристой
Поёт-заливается в каждом саду.

В Троицу, в Троицу священные ветки.
В Троицу, в Троицу святая вода.
В Троицу, в Троицу весёлые детки.
В Троицу, в Троицу не плачут никогда.

Троицын день весь в надежде
На ясный расцвет жизни молодой.
Троицын день нынче, как прежде,
Звучный, зелёный, яркий, золотой.

Обыдиотилась совсем,
Такая стала несравненная,
Почти что ничего не ем
И улыбаюсь, как блаженная,

И, если дурой назовут,
Приподниму я брови черные.
Мои мечты в раю цветут,
А здесь все дни мои покорные.

Быть может, так и проживу
Никем не узнанной царицею,
Дразня стоустую молву
Всегда безумной небылицею.

Не презирай хозяйственных забот,
Люби труды серпа в просторе нивы,
И пыль под колесом, и скрип ворот,
И благостные кооперативы.

Не говори: «Копейки и рубли!
Завязнуть в них душой – такая скука!»
Во мгле морей прекрасны корабли,
Но создаёт их строгая наука.

Молитвы и мечты живой сосуд,
Господень храм, чертог высокий Отчий,
Его внимательно расчислил зодчий.
Его сложил объединённый труд.

А что за песни спят еще в народе!
Какие силы нищета гнетёт!
Не презирай хозяйственных забот, –
Они ведут к восторгу и к свободе.

Когда тебя заставят выбирать
  Направо путь иль путь налево,
И на обоих станут угрожать
  Двоякою личиной гнева,

  И скажут, злобясь и дразня:
  «Подумай, выбирай любое,
Иди направо, потеряй коня,
Налево, – сам погибни в лютом бое», –

  Не выбирай, и не иди
По той стезе, которая открыта.
  Путь заграждённый впереди,
Он – твой! Дерзанье – смелому защита.

Господи, прости!
На моём земном пути
Было много злости.
Выл я по ночам
И с такими ж, как я сам,
Грызся из-за кости.

Всё ж я верен был
И тебя любил,
Мой хозяин милый.
Над моей могилой
Напиши стишок:
«Здесь лежит Волчок,
Верный мой дружок».

Я – Фиделька, собачка нежная
На высоких и тонких ногах.
Жизнь моя течёт безмятежная
У моей госпожи на руках.

Ничего не понюхаю гадкого,
Жёсткого ничего не кусну.
Если даст госпожа мне сладкого,
Я ей белую руку лизну.

А подушка моя – пуховая,
И жизнь моя – земной рай.
Душа моя чистопсовая,
Наслаждайся, не скули, не умирай!

Досталась мне странная доля,
Но я на нее не ропщу.
В просторе холодного поля
Чего-нибудь съесть поищу.

Из тинистой, вязкой канавы
Напьюсь тепловатой воды.
Понюхаю тонкие травы,
Где старые чахнут следы.

Заслышу ли топот лошадки
На гулком вечернем шоссе,
В испуге бегу без оглядки
И прячусь в пахучем овсе.

Но знаю я, будет мне праздник,
Душа моя в рай возлетит,
Когда подгулявший проказник
Мне камнем в висок угодит.

Взметнусь я, и взвою, и охну,
На камни свалюся, и там,
Помучившись мало, издохну,
И Богу я дух мой отдам.

Милый Бог, моя жизнь – Твоя ошибка.
Ты меня создал не так.
Разве можно того, чья душа – улыбка,
Сделать товарищем буйных собак!

Я не хотел Твоих планов охаять,
Думал: «Попытаюсь собакою быть».
Кое-как я научился лаять,
И даже привык на луну выть.

Но всё же, милый Бог, мне тяжко.
Быть собакой уж и сил нет.
Ну какая ж, подумай, я – дворняжка!
Я искусство люблю, я – поэт.

Самоуверенный и надменный,
Но, на мой взгляд, глупый и жалкий,
Поэт в панаме драгоценной
Замахнулся на меня палкой.

Что же ты, глупый, так испугался?
Ведь я же на тебя не лаю.
В жизнь мою никогда я не кусался,
Я только песни да поэмы слагаю.

Ты не поймёшь, что живу не напрасно,
Что мой подвиг собачий чего-нибудь стоит.
Ведь в полночь никто так печально и страстно,
Как я, на луну не завоет.

Такою тоскою ты, умник жалкий,
Никогда своих стихов не напоишь.
Тебе бы лишь кричать да махать палкой.
Ты от тоски никогда не завоешь.

Проходи же, стихослагатель грубый,
В меня камней трусливо не швыряя.
В икры твои я не вонжу свои зубы
Даже и ночью, жестоко страдая.

Проходи, проходи без шума и без ссоры.
Я презираю твой голос нахальный,
Твой смех презрительный, гордые взоры
И твой воротничок высокий, крахмальный.

Если меня с дороги ты погонишь,
Что ж, убегать от людей не впервые.
Но берегись, – размахавшись палкой, уронишь
На песок дороги глаза надставные.