Гарик Сукачёв - Моя бабушка курит трубку
Пушистенькие, толстенькие, модные, красивые
Коты за кошкой ходят гурьбой.
И по двое, и по трое, и целым коллективом
Поют ей серенады под луной.
Черная кошка ЗО-УО-АА!
Черная кошка 3О-УА!
Но кошка воздыхателям не внемлет безответственно.
Ее пленил красавец Сибиряк.
И вечером встречается на крыше с ним, естественно.
Вдали от хулиганов и собак.
Черная кошка ЗО-УО-АА!
Черная кошка ЗО-УА!
Но время счастья минуло, она кота покинула,
Сиамца-иностранца предпочтя.
И Сибиряк уволенный ушел в Сибирь расстроенный,
Кляня всех кошек в мире и себя.
Красивая и смелая дорогу перешла,
Черешней скороспелою любовь ее была…
Черная кошка ЗО-УО-АА!
Черная кошка ЗО-УА!
Мечтатель
В 21-м квартале живет мой друг.
Он такой же, как все. Он один из всех.
И когда на Востоке включают день,
Он садится в метро, чтобы ехать вверх.
Сущность будней ему не дано постичь.
Покупая ворох свежих газет,
Он в них ищет кроссворды,
А может быть, он слагает стихи,
Но не знает верный ответ…
Он толкает землю своим башмаком
И не знает значения слова Земля,
Уходящее в глубь иудейских войн,
Уходящее в глубь одинокого
Я. Разгребатель истин спешит помочь:
«Кто ты есть? Расскажи, не могу понять!»
В двадцать первом квартале включают ночь,
В двадцать первом квартале ложится спать Мечтатель.
Куда?
Куда летят листы?
В ветреные будни?
Куда летят стихи?
В ветреные судьбы?
Куда летят мечта и свет?
Туда, быть может, где рассвет?
Быть может, где огонь любви,
А может, нет…
Куда летят года?
В будущее завтра.
И мчатся поезда,
Быть может, не напрасно
Туда, где есть мечта и свет,
Туда, быть может, где рассвет.
Где все горит огонь любви…
А может, нет?
Ловелас
У попа была собака, он ее любил.
Она съела кусок мяса, он ее убил.
«Люблю тебя, любимый мой», —
Сказала мне любимая.
А я сказал: «Любимая,
Я тоже вас люблю».
«По сути и по званию,
Да и по содержанию
Мы в общем-то единые», —
Я снова говорю.
«Я в общности позиций наших
Полностью уверена
И говорю уверенно о том,
Что влюблена.
И если преждевременно
Я стану вдруг беременна,
То буду, я уверена,
До гроба вам верна».
«Любимая! Послушайте,
Ах, не травите душу мне,
Зачем меня третировать
Какими-то детьми?
Я думаю, беременность —
Не показатель верности.
Я не какой-то там, вообще,
Я, знаете, могу…»
«Ага!» – сказала милая, —
«Вы так заговорили, да?
Мне после обвинения
Вас видеть нету сил!»
И мы расстались полностью.
И я замучен совестью,
Пристыженный, рассерженный,
Другую полюбил.
Мы встретились на лавочке,
Вокруг порхали бабочки.
Облобызал я новую любимую свою.
«Люблю тебя, любимый мой», —
Сказала мне любимая.
А я сказал: «Любимая,
Я тоже вас люблю…» и т. д., и т. п.
Василий Петрович
Друг Левы, Василий Петрович,
не хочет быть модным.
Он носит костюм из кримплена
и галстук в цветочек.
Он любит питаться в столовых
второго разряда,
На ужин беря неизменно зернистой икры.
Василий Петрович
живет в коммунальной квартире,
Его уважают соседи по многим причинам.
Во-первых, Василий Петрович
всем чинит розетки,
к тому же он может разбитую лампу сменить.
Друг Левы, Василий Петрович,
не имеет машины.
Он ходит всегда на работу
пешком до завода,
И там неизменно он план
выполняет досрочно,
На три унитаза за смену
дав больше стране.
Друг Левы, Василий Петрович,
способен на подвиг.
Он часто детей и животных
спасает в пожаре.
Он через дорогу несет
пожилую гражданку,
При этом читая ей лирику
Лю-шао-Цзы.
Друг Левы, Василий Петрович,
галантный мужчина.
Он дворников и постовых
угощает «Пелл-Меллом».
Он дарит уборщицам
лестничных клеток алоэ.
И кормит отборным зерном
пролетающих птиц.
Друг Левы, Василий Петрович,
идет по панели.
Ему улыбаются встречные хмурые дяди:
и он попадает под ехавший мимо
троллейбус.
И Лев неутешно
над другом усопшим скорбит.
Василий Петрович (часть II)
Друг Левы, Василий Петрович,
Не погиб в катастрофе.
И этим по праву гордятся советские люди,
И женщины дарят герою букеты фиалок,
А дети Богемы ему дифирамбы поют.
Друг Левы, Василий Петрович, – борец с алкоголем.
Он зорко следит за упадком кривой потребленья.
Он с гневом срывает с бутылок вина этикетки
И клеит на них этикетки от соков и вод.
Друг Левы, Василий Петрович, не чтит разгильдяйства.
Он ярый сторонник и скромный знаток дисциплины,
Он раньше 5 никогда не уходит с работы
И раньше 8 никогда не приходит домой.
Друг Левы, Василий Петрович, – дальновидный политик.
Он шлет и в ООН и в ЮНЕСКО свои предложения.
Его предложеньям все сразу внимают с восторгом
И вводят эмбарго и вето на вывоз и ввоз.
Друг Левы, Василий Петрович, стоит на трибуне,
Ему улыбаются хмурые дяди в партере,
И он попадает под пулю агента АНТАНТЫ,
И Лев неутешно над другом усопшим скорбит.
«Не гонитесь за внешним эффектом…»
Не гонитесь за внешним эффектом,
Не давайте мне денег на лапу.
Я не стану салонным поэтом,
Я не чту всемогущего ПАПУ.
Я не верю брюхатым гомерам,
Я слагаю неверные строчки,
И где мне указуют примером.
Я не ставлю положенной точки…
Я глотал свою «Приму» и пиво,
Я хотел себя кончить в шестнадцать.
Заблудившись в плакатах и чтиве,
Мне хотелось во всем разобраться.
И лилейные речи летели,
А мажорные марши играли.
И сливались в черту параллели,
Открывая могучие дали.
Время сказок склонилось к закату,
Когда я перестал удивляться.
Я не чту всемогущего ПАПУ.
Научите во всем разобраться!
Весеннее впечатление
«Прелестно, прелестно!» – кричали
Московские белые чайки,
А три пионера на Пресне
В чижа в подворотне играли,
А древняя дама с авоськой
Гуляла Тверским до молочной,
Гудели заводы. НИИ не стояли,
И чайки прелестно кричали,
И в буднях, грохочущих в небе,
Рождалось чего-то такое.
И очень хотелось, ну очень
Кому-то пожать его руку.
Хотя, откровенно, чего-то
Конечно же и не хватало,
Но пели на стройках малярки.
И вторил им хор штукатуров.
И вдруг ситуация как-то
Сама, вроде, стала яснее,
И взгляды сердитых смягчились,
Веселые стали смеяться.
И поняли люди, что скоро
Наступит так жданное лето,
Что зелень не зря на деревьях!
И птицы не зря прилетели!
Что снег весь растаял, и кошки
Орут под окном неспроста!
И город кипит ощущеньем.
Сознанием и ликованьем.
И вечером город не хочет ложиться
В постели, ему не до сна.
И все постовые побрились
И теплые сняли шинели.
Торжественно жезлы подняли
И провозгласили: «Весна!»
«Зубастые рыбы…»
Зубастые рыбы
В прозрачной воде
Пожирают лещей,
Белых как сталь.
Желтые листья
Осенних берез
Лежат на столе
Лесного пруда.
Тело летит
По незримой дуге,
Врезается в воду
И падает внутрь.
Брызги воды,
Возвращаясь домой,
У солнца воруют
Блеск и тепло.
Зубастые рыбы
Бросаются прочь,
Оставив добычу.
И части лещей
Падают к дну,
Как большие монеты,
На дне поднимая
Пылистый ил.
Белый король
Превратившись в сумрак,
Дремлет Тишина.
А Луна – безумна
И обречена на век…
Жмутся к полкам книги,
В них рассказано о всем.
Звезды, как вериги,
Заковали небосклон…
… Но за чертой Зубастых гор,
Но за грядой, за грядой озер
Белый Король и Конь
Скачут туда, где нет заката.
Белый Король и Конь
Скачут туда – куда, туда – куда:
Где в золотых лугах
Воздух пьянят соцветья мяты.
Белый Король и Конь
Держат свой путь туда.
И мелькают долы,
Отметая прочь
И печаль, и горе…
Высекая искры в Ночь,
Летят гордый Конь и Всадник
В ведомый лишь им
Или Рай, иль Праздник.
Только приглядись, и ты увидишь,
Что за чертой Зубастых гор,
Что за грядой, там за грядой озер
Белый Король и Конь
Правят свой путь сквозь дым столетий.
Белый Король и Конь
Скачут туда…
Где в Золотых лесах счастливо все,
Что есть на свете.
Белый Король и Конь
Держат свой путь туда.
Отцы и дети (монолог гражданина в автобусе)
Ты не слышишь слова.
Ты не слышишь совета,
Ты плюешь на заветы
И дело отцов.
Ты не веришь в судьбу,
Ты не веришь в приметы
И приличных не видишь,
К тому же, ты снов.
Ты считаешь, что ты —
Пуп Земли, а мы – лохи!
Всем теперь хорошо,
А тебе – ни черта!
ТЫ огромный, как слон.
