Алексей Лозина-Лозинский - Противоречия: Собрание стихотворений

Как-то милая мне говорила:
«Боже мой, что у нас за мороз!
Я бы печку тебе растопила,
Если б дров ты вязанку принес.

Да купил бы на рынке дичины,
Дичь на вертеле очень вкусна…
Стыд и срам! У тебя, у мужчины,
Голодает и зябнет жена».

Но ответствовал я: «Это мило!
Нету дров у меня и дичин,
Но ты в сердце своем растопила
Превосходный и жаркий камин.

И лесов родовых десятины
Уж сожгла эта печка твоя,
А на вертеле, вместо дичины,
Сколько лет извиваюся я»…

«Любите друг друга. Страданьем
Приблизитесь вы к небесам».
В раздумьи пред всем мирозданьем
Мог Кто-то сказать это нам.

И люди, влюбленные в миги,
Воюя, ласкают Завет,
Как розу, засохшую в книге,
Как отблеск младенческих лет.

И гордых, и грешных, и кротких
Влечет к себе голос веков,
Бездонная мудрость коротких,
Ненужных евангельских слов.

Воды, сосны, в воде отраженья,
С отраженьем встречаюсь моим…
Как философы, я и каменья,
Мы с достоинством мудро молчим.

И душе шелестящей я внемлю,
Много нежных сплетаю я дум…
Кто нам дал эту странную землю,
Эти воды, и блики, и шум…

Беспредельность стоит надо мною,
Но, на землю всем телом припав,
Я торжественно глажу рукою
Жесткость камня и молодость трав.

Надо мною властитель есть странный:
То улыбка одна, не моя.
Не она б, так в борьбе неустанной,
Может быть, проскитался бы я.

Ею, грустною, будто надгробной,
Я любуюсь подолгу один…
У меня есть уродливый, злобный,
У меня есть смешной арлекин.

Иногда я мечтаю о благе
Всех людей на печальной земле,
О совместной борьбе и отваге,
О навеки исчезнувшем зле,

И я знаю, забыться немного,
А забыться так хочется нам,
Я сказал бы: жизнь – радость, тревога,
В бой ушел бы и умер бы там.

Но желаньям моим и решеньям
Арлекин уже знает ответ;
Щурит глазки и хочет с презреньем
Мне сказать: «а тебе сколько лет?»

Иногда же я мыслю: илоты!
Будет вечно покорна, тупа,
Будет занята ритмом работы,
Будет втайне довольна толпа.

И мерещится мне временами
Не служенье им, что мне народ!
Поруганье над их алтарями
И испуг и рабов, и господ.

Но глядит арлекин мой с гримаской,
Скорбным, умным и светлым глазком…
Мне становится стыдно, и с лаской
И с насмешкой гляжу я кругом.

Варвары, варвары грянут!
Вскрикнул в надежде поэт,
Жить, уничтожив нас, станут,
Гимн будет снова запет!

Но осторожный ученый
Скажет поэту: ты рад?
Вечны движенья законы –
Варвары нас породят.

Снова измыслятся воли,
Кругом движенье бежит,
«Tangere circulos noli» –
Рок, как мудрец, говорит…

«Цвет нации, – басил военный хмурый, –
Аристократия под царскою короной».
««Цвет нации, конечно, профессура», –
С достоинством сказал седой старик-ученый.

«Цвет нации, – вскричал в восторге рьяном
Семинарист, – мужик!» Но я кричу: «Трещотки,
Цвет нации (я был признаться пьяным!)
Поэты, кузнецы и девушки-красотки!»

Перед сном на этой маленькой планете
Люди или дети, это всё равно,
Просят Бога жарко, чтоб на белом свете
Было всё прекрасно и всё им дано.

Девочка, ты хочешь куколку-героя?
Книжку хочешь, мальчик, и картинки к ней?
Попросите ж Бога, на коленях стоя,
Всё Господь исполнит для своих детей.

Даст вам игр, бирюлек, много побрякушек,
И идей великих, и прекрасных слов,
Самых лучших, милых, стареньких игрушек,
Звонких поцелуев, тихих вечеров;

Бог Господь даст денег, денег очень много,
Даст вам много кукол, можете играть…
Не просите только истины у Бога,
Не желайте только правду отыскать.

Если грустно – плачьте, если странно – верьте,
Хорошенько смейтесь, если вам смешно;
Не ищите правды, правда хочет смерти,
Люди или дети, это всё равно…

Пред истиной стою безрадостно, но смело.
Всё быстро, пусто, всё легко.
Пусть солнце любишь ты, пусть сердце не истлело,
Святыни нет – нет ничего.

Я в Мефистофеля влюбился изваянье;
Он улыбался – зол и строг…
Познание вещей всегда есть отрицанье
И ergo дьявол тоже бог.

Мысль в жизни мне была – моя в бою рапира.
Я храбро дрался ей, одолевал других,
Но на противника неведомого мира
Наткнулся я, один, отбившись от своих.

Напрасно я зову на помощь всю отвагу:
Он страшен в саване, костляв, уродлив, нем…
Безмолвно из руки он выбивает шпагу,
Хочу ее поднять и падаю совсем.

Приставлен меч к груди… Не в силах шевельнуться
И, мысля, вдруг устав, что кончен жизни путь,
Имею счастье я лишь нагло улыбнуться
Концу его меча, направленному в грудь.

Есть много доброго у злого,
Там есть нечестность, где есть честь.
Есть демон, верующий в Бога,
Неверующий ангел есть.

Тот демон хочет всё измерить,
Раскрыть божественный закон,
Он злобен, он не хочет верить,
И всё же к Богу близок он.

А ангел полон состраданья
И взгляд так нежен у него,
Но он таит в себе сознанье
Бесцельной бренности всего

– Как ты живешь, дорогой?
– Э, брат, не жизнь, только мука.
Что ж, при погоде такой
И расхвораться не штука.
Это не то… Я здоров;
Скука, хандра одолела…
Чуть ли не в петлю готов.
Что ж так?
– Да скверное дело!
Только глаза продерешь,
Старую песню заводишь,
Что пропадаешь за грош,
Смысла нигде не находишь…
Книги? Читаю до дыр!
Либо там вздор беспредельный,
Либо докажут, что мир
Этот вот сумрак бесцельный.
Слушай-ка… Есть ли ответ
Бодрый на эти вопросы?
Право, не знаю… Есть, нет…
Ну-ка, зажжем папиросы.

Базар замолк. Торговец, груды
Своих товаров сосчитав,
Берет Коран. Ослы, верблюды,
За день порядочно устав,
И их владельцы на покой
Уходят дружною толпой.

Среди задумчивых, красивых,
Благоухающих чинар
Проходит много мило-лживых,
Пугливых, дерзких, нежных пар,
И, их речами смущена,
В чадру закуталась луна.

Крадется вор… Собака лает…
Всё как всегда, всё как везде,
Но муэдзин напоминает
О Цели, Тайне, о звезде!
Ах, он был стар, сей муэдзин,
Он стар был, стар и был один…