Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы
Беатриче
О, я сама утешена тобой!
Круша меня в ту благостную ночь,
Три крови влил в меня ты, и под сердцем
Я три ручья в один соединила.
Звон горных вод и мутный шум потока,
Далекие чужие имена, —
Ты выпил их, но снова дал начало
Неиссякаемому бегу волн…
Марцио
Слова твои темны. — Иль ты могла бы
Стать матерью? Ты плачешь? Я не вижу
Твоих страданий, потому что смерть
Мне застилает зрение. Дай руку.
Беатриче
Мой Марцио, скажи, что голос мой
Еще ты слышишь.
Марцио
Слышу, но неясно,
Как будто он звучит в густом тумане.
Беатриче
Холодный пот с чела его струится —
Встань, Марцио, о, встань!
Марцио (пытается встать)
Ах, трудно. В пытке
Все кости мне разбили, и колени
Уже бессильны выпрямиться снова…
(Падает)
Пьетро (входит)
Светает. Ночь прошла, пора.
Беатриче
Он умер!
Пьетро (пожимая плечами)
Нехитрая работа, — все умрем.
8 ноября 1926 г. 3 ноября 1928 г.
[ШУТОЧНАЯ ПЬЕСА]
Кремль. Царские палаты. Царь и князь Шуйский
Царь
Недобрый сон я видел. Будто рано
Проснулся я, зашел в какой-то сад,
Там малость погулял вперед-назад
И вдруг ступил ногой в Терапиано.
Как он попал, зачем валялся там?
Приснится же такое. Стыд и срам.
Шуйский
Дозволь мне молвить слово, государь, —
То, говорят, вернейшая примета,
Что клад богатый по соседству где-то
Неведомой рукой положен встарь.
Царь
Рукой?
Шуйский
Ну да, рукой. И не иначе,
Что быть тебе счастливей и богаче.
Царь
Гм… Что же Марков?
Шуйский
Он, по слухам, хвор.
Кряхтит и жмется. С некоторых пор
Из терема совсем не кажет носу.
Боится, видно, козней иль доносу.
Царь
Донос? Так он повинен и в крамоле?
Шуйский
Кто не повинен в ней? А он тем боле.
Царь
Ага! Я так и знал. Недаром он
И с Корвиным якшается, и с этим, —
Как бишь его?
Шуйский
Вердюк.
Царь
Ну да, Вернон,
Тот самый, что давно объявлен в нетях…
Не пишут, вишь…
Шуйский
Всё ни гу-гу.
Царь.
Добро, —
Я вставлю им при случае перо.
Так, значит, Марков плох?
Шуйский
Молчит как пень.
Царь
Но ты писал ему?
Шуйский
Писал. И почта
У нас исправно ходит каждый день.
Царь
Нечисто, князь.
Шуйский
Нечисто.
Царь
Слушай, — вот что
Надумал я: зайди-ка ты в приказ,
Поговори с Дерюгиным, с Хрущевым,
Дай им понять, что, дескать, много раз
Я поминал их всех крылатым словом.
Да заодно при случае шпигни
И Кожина, и графа Воронцова, —
Сей гусь отпетый смылся образцово, —
Я думаю — все в сговоре они.
Пугни их. Царь сердит. Таких затей
Не терпит царь. Царь, мол, разматерился,
Всех разогнал намедни. Затворился
В хоромине своей, а это знак,
Что Маркова и марковских собак
Он угольком для памяти отметил.
Ты ж знай: еще не кукарекнет петел,
Как доберусь до друга твоего.
Шуйский
Помилуй, царь! Да мне совсем его
Не надобно. Тем более что слух
Дошел до нас, что пишет он за двух.
Царь
Что пишет он?
Шуйский
Помилуй, царь, беда…
Царь
А, с ляхами связался?
Шуйский
Много хуже…
Царь
Не мямли, раб, выкладывай!
Шуйский
К тому же
Вердюку он читает иногда.
Царь
Ври толком, пес! О чем твои намеки?
Что пишет?
Шуйский (в сильнейшем волнении, заикаясь)
Он-пи- пишет одностроки —
Царь
Ох, душно мне!
(Падает)
Шуйский
Гей, стража!
(Вбегает стража, бояре и несколько Эллисов)
Божий гнев!
Царь занемог. Он, несколько осев,
Вдруг хлопнулся о каменные плиты
И умереть готов без волокиты.
Но я тут ни при чем, наоборот…
Да что стоите вы, разиня рот?
За лекарем! Святителя зовите, —
Иль нет, отставить! Вагнера скорей
За шиворот хотя бы притащите, —
Он где-то там болтался у дверей…
Уж если он не вылечит царя —
Тогда капут!
(Входит Марков в сопровождении литовского иеромонаха)
Марков
Всё это, в общем, зря.
Литовский иеромонах
(безмолвствует)
КАЗАК
Я ел мясо лося, млея…
Рвал Эол алоэ, лавр…
Те ему: «Ого! Умеет
Рвать!» Он им: «Я — минотавр!»
Февраль 1939
Париж
Томас Венцлова.О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ ВЛАДИМИРА КОРВИН-ПИОТРОВСКОГО
Владимир Львович Корвин-Пиотровский — вероятно, наименее известный из значительных русских поэтов ХХ века. Имя его знакомо прежде всего тем, кто занимался литературным наследием русской эмиграции. Он играл немалую роль в период краткого расцвета «русского Берлина», входя непосредственно в круг Владимира Набокова, однако и позднее оставался заметной фигурой в других центрах русской диаспоры — Париже и Соединенных Штатах*. Не слишком большое по объему наследие Корвин-Пиотровского отмечено несомненным мастерством. Прежде всего он был поэтом, хотя писал и прозу; опубликовал также трагедию «Беатриче» и четыре короткие драмы. Сознательно следуя русской классической традиции, Корвин-Пиотровский избегал авангардных экспериментов: его творчество в целом укладывается в рамки постсимволизма, имеет параллели с акмеизмом, однако связано и с некоторыми более поздними направлениями, в том числе с литературой экзистенциализма (здесь, вероятно, следовало бы говорить не о влиянии, а о конвергенции). Стихам его свойственна установка на интертекстуальность и некоторую «вторичность», которая иногда оценивалась как эпигонство, но может быть понята и в ключе постмодернистской игры. Следует сказать, что они обычно отличаются точностью метафорического мышления, четкостью и гибкостью ритма и интонаций, органичностью архитектоники.
Двухтомник Корвин-Пиотровского, подготовленный автором и его вдовой Ниной Алексеевной Каплун (1906–1975), вышел посмертно. Первый его том составляют стихи, второй — поэмы и драмы (во второй том включены также статьи о творчестве поэта, некрологи и воспоминания современников)*. Сейчас эта книга стала библиографической редкостью. Эмигрантская литература о поэте сравнительно обильна; кроме рецензий на отдельные книги, ряд статей, а также рецензий на двухтомник появился после его смерти*.
