Давид Самойлов - Стихи
Получил от Ники книгу Марии Сергеевны1. Книга замечательная. Ранние стихи очень чистые, но немного стесненные. А с 40-х — постоянный подъем, свобода, открытость, вдохновение. Успех книги бесспорный. Труднее будет литературоведам, когда начнут вставлять Петровых «в ряд». Кто она? Поэт какого поколения, какого десятилетия? Но это, впрочем, их забота.
Предисловие Арсения вялое. Мало мыслей и… любви.
Я сейчас пытаюсь написать несколько страниц воспоминаний о М.С. Странная дама — вдова Дейча — предложила мне написать эти страницы чуть не за два дня. Сборник, для которого они предназначены, издается в Армении, и составляла их Дейчиха целый год. Я ее сильно отчитал по телефону. Но все же засел за писание. Пишется очень трудно, потому что характер М.С. состоит из очень тонких переходов от необычайной мягкости к необычайной же твердости. А писать просто рецензию на «Предназначение» не хочется.
К тому же пришлось прерваться — поездка в Ленинград. Там я пробыл три дня. Дважды выступал, и еще целый день таскали меня по друзьям. Алексею Ивановичу не позвонил, ибо днем это невозможно, а вечерами я был занят. Да и страшно было звонить. Светская беседа была бы нелепа, а для подлинного общения не было сил. Ведь поездка моя после болезни была пробная, и я далеко не был уверен, что ее сдюжу.
После московской поездки довольно много работал. Написал несколько стихотворений новыми для меня ритмами. Поскольку сам в них не очень уверен, оставил их в столе отлеживаться. Вдруг отлежатся до чего-то путного. За неимением журнала посылаю Вам верстку стихов, напечатанных в «Др[ужбе] народов».
В Пярну никак не окончится осень. Петр и Павел исправно болеют. Варвара готовится (или делает вид) к поступлению в Финансово-статистический ин[ститу]т.
Галя порой приходит в отчаяние от регулярности супно-котлетного производства.
Еще раз — с Новым годом.
Ваш Д. Самойлов
27.12.83
1 М.С. Петровых. Предназначение. М.: Советский писатель, 1983.
116. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
19 января 1984
19/I 84
Дорогой Давид Самойлович.
Да, я тоже считаю книгу М[арии] С[ергеевны] большим событием и каждодневно радуюсь ей. Но у меня претензии к Нике. Дивные стихи разбавлены бледными. 20-е годы совсем не нужны. В 40‑х о войне хорошо только одно стихотворение: остальные несколько «приподняты», а М.С. нельзя было становиться на цыпочки ни на дюйм. Она вся в глубине, и ее сила в глубокости". Я назвала бы ее книгу: «Противостояние». Ни единой вычуры, никакого модерна, никакого авангардизма. Глубинные корни языка и перехватывающие дыхание ритмы. Ритм поразителен не только в «Назначь мне свиданье», но и в «Горе», и в «Какое уж тут вдохновение — просто», и «У меня большое горе» — да всего и не перечислишь. Предисловие Арс[ения] Ал[ександровича] мне тоже не очень-то по душе. Вы правы: много мыслей и мало любви. И все же не в глаз, а в бровь. Не в точку, а где-то возле.
Очень буду ждать Ваших воспоминаний.
Спасибо за стихи из «Дружбы народов»1. Не сердитесь — они мне не очень понравились, хотя и хороши (плохих Вы писать не умеете). Хорошие стихи, но ни одно меня «не взяло», а к некоторым строкам я и придираюсь. «Скоморохи». Я не люблю побасенок и прыти. (Это мое свойство, Вы тут ни при чем.) Но не понимаю я, почему людей, призывающих к злобе и мести, Вы именуете пророками. Пророк — он прорицает будущее, а вовсе не зовет к злобе и мести. Он зовет к правде. («Ты думаешь — правда проста? / Попробуй — скажи! / И вдруг онемеют уста, / Тоскуя о лжи». М[ария] С[ергеевна].) В общем, см. «Пророка» пушкинского. Да и у Самойлова сказано: «Он был назначен целовать / Плечо пророка». В «Скоморохах» Вы что-то особое вкладываете в слово «пророк», употребляете его в необычном смысле… А я думаю, что во все времена людям необходимы пророки, в наше — особенно. Скоморохам я рада, но пророков хочу слышать.
В стихах «Все тянет меня к Подмосковью» мне остались непонятными последние четыре строки.
(Вот ведь «критикую» — а как прекрасно программное стихотворение о вине!2 Как хорош «Поздний Тютчев», и «Словно пестрая корова»! Нет, я и сама не понимаю, чем я недовольна! «Люблю я март» — прекрасно! Я родилась в марте.)
В общем — не сердитесь. Это во мне что-то повредилось, а не в Вас.
Я здорова. Героическая Люша заболела общепринятым гриппом, и непонятно, как бедняга Кл[ара] Изр[аилевна] справится одна в ближайшее воскресенье с потоком посетителей. Поток — через край… Судебные наши дела таковы: первая инстанция (районный суд) в иске Литфонду отказала; Литфонд подал жалобу в областное судилище, которое районного решения НЕ утвердило и отправило наше дело обратно в тот же районный город с требованием пересмотреть его в другом составе суда (и, по-видимому, с другим концом). Новых повесток в новый суд мы еще не получили, и наша преступная деятельность продолжается.
Надеюсь увидеть Вас в воспетом Вами марте.
Гале привет. Желаю вам обоим, чтобы Петр и Павел перестали кашлять.
Л.Ч.
" См. стихотв[орение] «Дальнее дерево». — Примеч. автора.
1 1983, № 10.
2 Вероятно, речь идет о стихотворении «Не мешай мне пить вино…».
117. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
13 февраля 1985"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Знаю, как это дурно, что не писал Вам столько времени. Надеюсь только на Вашу доброту. Причин других не было, кроме апатии, безволия, невозможности собрать мысли. Все это по-научному зовется депрессией. Но ко мне, кажется, этот термин нельзя отнести. Думаю, что во мне, скорей, происходила какая-то концентрация энергии, последняя схватка со старостью. Ни на что другое не оставалось сил.
Конечно, я потерпел поражение. Но трудно к этому привыкнуть. Хотя в положении побежденного есть свои положительные стороны. Ему не надо вооружаться и не надо самому решать судьбу. Он может смириться и жить почти идиллически. Что я и пытаюсь сделать.
Это можно было бы осуществить в Пярну с его парками, заливом и отсутствием событий. Но стоят зверские холода. Надо добывать дрова и растопку, топить четыре печи. К тому же мы втянулись в большой Ремонт. А старые дома, как известно, при ремонте разваливаются. И мастера, как все мастера, обобрав нас, исчезли на неопределенное время. Так что живем мы не только в холоде, но и в разорении.
Еще и Павел болеет полгода гайморитом и еще кучей болезней. К сему тревоги о Варваре. Отсутствие работы. Денег.
Идиллия никак не складывается, а она ведь состоит из быта и незамутненной души.
Все же из всего этого безобразия сложилась книжка «Голоса за холмами». В ней собраны стихи, написанные после «Залива», — листа три. Отдал ее в таллинское издательство «Ээсти раамат». Некоторые стихи Вы знаете. Стихи эти мне обрыдли. Нахожу в них только несколько стоящих строф. А новое, из периода идиллии, еще не появилось. И появится ли вообще?
О Москве знаю мало. О Вас совсем ничего. А писем от Вас не жду, потому что грешен, грешен.
В конце марта собираюсь приехать в Москву. Главным образом, чтобы повидать маму. Ей летом девяносто. Она трагична, спасает сила ума, опыт и страшная привычка к старости.
Позвоню Вам, когда появлюсь в Москве.
Ваш Д.С.
118. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
23 декабря 1985
23/XII 85
Дорогой Давид Самойлович.
Спасибо Вам и Гале за сегодняшний звонок.
Мне, в самом деле, было тревожно: почему от Вас нету писем? Почему-то и в голову не приходило, что виною всему — почта. А думала я так: болен. Занят. Хворают дети. Не дай Бог — Галя. (Между прочим, голос у нее больной.) Сердиться? Обижаться? Я — нисколько. Человек бывает иногда и не в состоянии писать письма по тысяче причин, не имеющих никакого отношения к адресату.
А вот что мне обидно, в самом деле, это несколько раз повторенные Галей слова: «Дэзик вас боится». Какой повод я подала Вам, или Гале, или кому бы то ни было — меня бояться? Может быть, бояться за меня — это было бы естественнее? Справедливее?
Ведь это я и Люша живем от повестки до повестки: мол, не выедете до такого-то числа — придем выселять с помощью милиции.
Всех других причин, почему можно было бы бояться за меня, — перечислять не стану. Но повторю, какой повод дала я друзьям бояться меня — не разумею. И страшно и как-то конфузно прожить 79 лет (скоро, т. е. в марте, исполнится) и дожить вот до этого: «Дэзик вас боится».
Пожалуйста, ничего мне на это не отвечайте.
А «Беатриче» — чудо. И как хорошо мне было вдруг, среди бестолкового, бесконечного, больного и тревожного дня (выслушав по телефону очередную распространяемую клевету: «наследники Чуковского цепляются за дачу из корыстных побуждений») — каким благом был для меня этот внезапный поток — не знаю, как определить, чего — этот благодатный ливень! И как же Вы, дорогой Давид Самойлович, можете не ощущать счастья, создав такие стихи? Правда, счастливыми их не назовешь. Они — плод отчаянья. Но это то отчаяние, которое излучает свет.
