Михаил Зуев - Народная Библиотека Владимира Высоцкого
1978 Пародии делает он под тебяї
Пародии делает он под тебя, О будущем бредя, о прошлом скорбя, Журит по хорошему, вроде, любя, С улыбкой поет непременно, А кажется будто поет - под себя И делает одновременно. Про росы, про плесы, про медкупоросы, Там - осыпи, осы, мороз и торосы, И сосны, и СОСы, и соски, и косы, Усы, эскимосы и злостные боссы. А в Подольске - раздолье: Ив Монтан он - и только! Есть ведь и горькая доля, А есть горькая долька. Тогда его зритель Подольский Возлюбит зимою и летом, А вот полуостров наш Кольский Весьма потеряет на этом. Настолько он весь романтичный, Что нечего и пародировать, Но он мне в душе симпатичен, [Я б смог] его перефразировать. Нет свободной минуты и, кстати, Спать не может {он} не от кошмаров, Потому что он {все} время тратит На подсчеты моих гонораров. # 003
1978 Песня Гогера-Могера для спектакля "Турандот или Конгресс обелителей"
Прохода нет от этих начитанных болванов: Куда ни плюнь - доценту на шляпу попадешь! Позвать бы пару опытных шаманов И напустить на умников падеж! Что за дела - не в моде благородство?! И вместо нас - нормальных, от сохи, Теперь нахально рвутся в руководство Те, кто умеют сочинять стихи. На нашу власть - то плачу я, то ржу: Что может дать она? - По носу даст вам! Доверьте мне - я поруковожу Запутавшимся нашим государством. Кошмарный сон я видел: что без научных знаний Не соблазнишь красоток - ни девочек, ни дам! Но я и пары ломаных юаней За эти иксы, игреки не дам. Недавно мы с одним до ветра вышли И чуть потолковали у стены, Так у него был полон рот кровищи И интегралов - полные штаны. С такими - далеко ли до беды?! Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге. Отдайте мне ослабшие бразды Я натяну, не будь я Гогер-Могер! И он нам будет нужен - придушенный очкарик: Такое нам сварганит - врагам наступит крах! Пинг-понг один придумал, - хрупкий шарик... Орешек крепкий в опытных руках! Искореним любые искривленья Путем повальной чистки и мытья! А перевоспитанье - исправленье Без наших крепких рук - галиматья. Я так решил: он мой - текущий век, Хоть режьте меня, ешьте и вяжите! Я, Гогер-Могер, - вольный человек, И вы меня, ребята, поддержите! Не надо нам прироста - нам нужно уменьшенье, Нам перенаселенье - как гиря на горбе. Все это зло идет от женя-шеня: Ядреный корень! Знаю по себе. Сметем на свалки груды лишних знаний Метлой по деревням и городам! За тридцать штук серебряных юаней Я Ньютона с Конфуцием продам. Я тоже не вахлак, не дурачок Цитаты знаю я от всех напастей. И я устрою вам такой "скачок", Как только доберусь до высшей власти! # 004
1978 Новые левые - мальчики бравыеї
Новые левые - мальчики бравые С красными флагами буйной оравою, Чем вас так манят серпы да молоты? Может, подкурены вы и подколоты?! Слушаю полубезумных ораторов: "Экспроприация экспроприаторов..." Вижу портреты над клубами пара Мао, Дзержинский и Че Гевара. Не [разобраться], где левые, правые... Знаю, что власть - это дело кровавое. Что же, [валяйте] затычками в дырках, Вам бы полгодика, только в Бутырках! Не суетитесь, мадам переводчица, [Я не спою], мне сегодня не хочется! И не надеюсь, что я переспорю их, Могу подарить лишь учебник истории. # 005
1978 Другу моему Михаилу Шемякину
Открытые двери Больниц, жандармерий Предельно натянута нить, Французские бесы Большие балбесы, Но тоже умеют кружить. Я где-то точно - наследил, Последствия предвижу: Меня сегодня бес водил По городу Парижу, Канючил: "Выпей-ка бокал! Послушай-ка гитары!" Таскал по русским кабакам, Где - венгры да болгары. Я рвался на природу, в лес, Хотел в траву и в воду, Но это был - французский бес: Он не любил природу. Мы - как сбежали из тюрьмы, Веди куда угодно, Пьянели и трезвели мы Всегда поочередно. И бес водил, и пели мы, И плакали свободно. А друг мой - гений всех времен, Безумец и повеса, Когда бывал в сознанье он Седлал хромого беса. Трезвея, он вставал под душ, Изничтожая вялость, И бесу наших русских душ Сгубить не удавалось. А то, что друг мой сотворил, От бога, не от беса, Он крупного помола был, Крытого был замеса. Его снутри не провернешь Ни острым, ни тяжелым, Хотя он огорожен сплошь Враждебным частоколом. Пить - наши пьяные умы Считали делом кровным, Чего наговорили мы И правым и виновным! Нить порвалась - и понеслась, Спасайте наши шкуры! Больницы плакали по нас, А также префектуры. Мы лезли к бесу в кабалу, С гранатами - под танки, Блестели слезы на полу, А в них тускнели франки. Цыгане пели нам про шаль И скрипками качали Вливали в нас тоску-печаль, По горло в нас печали. Уж влага из ушей лилась Все чушь, глупее чуши, Но скрипки снова эту мразь Заталкивали в души. Армян в браслетах и серьгах Икрой кормили где-то, А друг мой в черных сапогах Стрелял из пистолета. Набрякли жилы, и в крови Образовались сгустки, И бес, сидевший визави, Хихикал по-французски. Все в этой жизни - суета, Плевать на префектуры! Мой друг подписывал счета И раздавал купюры. Распахнуты двери Больниц, жандармерий Предельно натянута нить, Французские бесы Такие балбесы! Но тоже умеют кружить. # 006
1978 Осторожно! Гризли! (Михаилу Шемякину с огромной любовью и пониманием)
Однажды я, накушавшись от пуза, Дурной и красный, словно из "парилки", По кабакам в беспамятстве кружа, Очнулся на коленях у француза Я из его тарелки ел без вилки И тем француза резал без ножа. Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он Не разделял со мной моих сомнений. Он был напуган, смят и потрясен, И пробовал прогнать меня с коленей. Не тут-то было! Я сидел надежно, Обняв его за тоненькую шею, Смяв оба его лацкана в руке, Шептал ему: "Ах! Как неосторожно! Тебе б зарыться, спрятаться в траншею, А ты рискуешь в русском кабаке!" Он тушевался, а его жена Прошла легко сквозь все перипетии: "Знакомство с нами свел сам Сатана, Но - добрый, ибо родом из России". Француз страдал от недопониманья, Взывал ко всем: к жене, к официантам, Жизнь для него пошла наоборот. Цыгане висли, скрипками шаманя, И вымогали мзду не по талантам, А я совал рагу французу в рот. И я вопил: "Отец мой имярек Герой, а я тут с падалью якшаюсь!" И восемьдесят девять человек Кивали в такт, со мною соглашаясь. Калигулу ли, Канта ли, Катулла, Пикассо ли - кого еще не знаю, Европа-сука тычет невпопад. [Меня] куда бы пьянка ни метнула, Я свой Санкт-Петербург не променяю На вкупе все, хоть он и Ленинград. В мне одному немую тишину Я убежал до ужаса тверезый. Навеки потеряв свою жену, В углу сидел француз, роняя слезы. Я ощутил намеренье благое Сварганить крылья из цыганской шали, Крылатым стать и недоступным стать. Мои друзья - пьянющие изгои Меня хватали за руки, мешали, Никто не знал, что я умел летать. Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg И приобрел повторное звучанье: На ноте "до" завыл Санкт-Петербург, А это означало "До свиданья". Мне б по моим мечтам - в каменоломню: Так много сил, что все перетаскаю, Таскал в России - грыжа подтвердит. Да знали б вы, что я совсем не помню, Кого я бью по пьянке и ласкаю, И что плевать хотел на Interdite. Да! Я рисую, трачу и кучу! Я даже чуть избыл привычку к лени. Я потому французский не учу, Чтоб мне не сели на колени. # 007
1978 Конец "Охоты на волков", или Охота с вертолетов (Михаилу Шемякину)
Словно бритва рассвет полоснул по глазам, Отворились курки, как волшебный сезам, Появились стрелки, на помине легки, И взлетели стрекозы с протухшей реки, И потеха пошла - в две руки, в две руки! Вы легли на живот и убрали клыки. Даже тот, даже тот, кто нырял под флажки, Чуял волчие ямы подушками лап; Тот, кого даже пуля догнать не могла б, Тоже в страхе взопрел и прилег - и ослаб. Чтобы жизнь улыбалась волкам - не слыхал, Зря мы любим ее, однолюбы. Вот у смерти - красивый широкий оскал И здоровые, крепкие зубы. Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу Псам еще не намылены холки! Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! Мы ползли, по-собачьи хвосты подобрав, К небесам удивленные морды задрав: Либо с неба возмездье на нас пролилось, Либо света конец - и в мозгах перекос, Только били нас в рост из железных стрекоз. Кровью вымокли мы под свинцовым дождем И смирились, решив: все равно не уйдем! Животами горячими плавили снег. Эту бойню затеял не Бог - человек: Улетающим - влет, убегающим - в бег... Свора псов, ты со стаей моей не вяжись, В равной сваре - за нами удача. Волки мы - хороша наша волчая жизнь, Вы собаки - и смерть вам собачья! Улыбнемся же волчей ухмылкой врагу, Чтобы в корне пресечь кривотолки. Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! К лесу - там хоть немногих из вас сберегу! К лесу, волки, - труднее убить на бегу! Уносите же ноги, спасайте щенков! Я мечусь на глазах полупьяных стрелков И скликаю заблудшие души волков. Те, кто жив, затаились на том берегу. Что могу я один? Ничего не могу! Отказали глаза, притупилось чутье... Где вы, волки, былое лесное зверье, Где же ты, желтоглазое племя мое?! ...Я живу, но теперь окружают меня Звери, волчих не знавшие кличей, Это псы, отдаленная наша родня, Мы их раньше считали добычей. Улыбаюсь я волчей ухмылкой врагу, Обнажаю гнилые осколки. Но - на татуированном кровью снегу Наша роспись: мы больше не волки! # 008
