Гомер - Илиада

Трои высоколежащей, послушны совету Афины.
Но не отстану я раньше и сам от великого гнева,
И не позволю, чтоб кто из богов помогал аргивянам,
Прежде чем просьба Ахилла вполне не исполнена будет,
Как обещал я ему и своею кивнул головою,

В день как богиня Фетида колени мои обнимала
И умоляла почтить сокрушителя стен Ахиллеса".
Так он сказал. Не ослушной была белорукая Гера.
Тотчас с Идейских вершин на высокий Олимп устремилась.
Точно как мысль человека, кто многие земли изъездил,

Их облетает мгновенно, и думает сам он с собою:
"Быть бы мне там или там" — и о многом в душе вспоминает:
Так же почтенная Гера мгновенно домчалась до места.
Вскоре вступила она на высокий Олимп и в собраньи
Вечных богов очутилась, в чертоге Зевеса. И боги,

Геру увидев, вскочили, приветствуя кубками шумно.
Но, пропустив остальных, от прекрасноланитной Фетиды
Кубок она приняла; та навстречу ей кинулась первой
И, обращаясь к богине, крылатое молвила слово:
"Гера, зачем ты пришла? Ты мне кажешься страхом объятой.

Уж не Кронид ли тебя устрашил, твой супруг Олимпиец?"
И, отвечая на то, белорукая молвила Гера:
"Не вопрошай ты меня о подобном, богиня Фетида.
Знаешь сама, каково его сердце надменно и злобно.
Сядь меж богами в чертоге, в пиру председай равномерном.

Там среди прочих бессмертных услышишь, какими бедами
Зевс Олимпиец грозит. И никто, полагаю я, сердцем
Не возликует тогда, ни бессмертный, ни смертнорожденный,
Если теперь среди них кто-нибудь и пирует беспечно".
Так говоря, она села. И боги, сердясь, возроптали,

Сидя в чертоге Зевеса. Она ж улыбалась устами,
Но над бровями густыми чело оставалось печальным.
И, негодуя в душе, она с речью ко всем обратилась:
"Глупые, снова на Зевса мы все рассердились безумно.
Вот мы желаем к нему подойти и смирить его ярость

Словом иль силой. А он-то сидит в стороне, не кручинясь,
Не помышляя о нас, ибо верит, что в сонме бессмертных
Мощью и крепостью рук далеко всех других превосходит.
Вот почему и терпите, кому бы он зла ни готовил.
Ныне уже, полагаю, несчастье постигло Арея,

Ибо в сраженьи убит его сын, из героев милейший,
Вождь Аскалаф: исполинский Арей называл его сыном".
Молвила так. И Арей, опустив свои руки, ударил
Ими по бедрам могучим и слово промолвил, стеная:
"Не осуждайте меня, на Олимпе живущие боги,

Если за сына я мстить к кораблям аргивян отправляюсь.
Пусть мне судьба быть сраженным перунами Зевса Кронида
И меж телами убитых лежать среди крови и праха".
Так произнесши, он Страху и Трепету дал приказанье
Впрячь лошадей и в доспехи блестящие сам облачился.

Так бы в тот день навлекли на себя вечносущие боги
Гнев и возмездие Зевса, страшнее и хуже, чем прежде,
Если б Афина Паллада, за всех опасаясь бессмертных,
Не устремилась к преддверью, покинувши трон, где сидела.
Быстро богиня сняла с него шлем, так же щит округленный,

Вырвала древко из мощной руки и поставила близко,
И, негодуя, сказала жестокому богу Арею:
"Знать ты рассудка лишен и погиб, о, несчастный. Напрасно
Уши имеешь, чтоб слышать. И разум и стыд потерял ты?
Разве не слышал того, что сказала нам Гера богиня,

Та, что вернулась недавно от Зевса отца Олимпийца?
Иль самому захотелось всю меру несчастий изведать
И на Олимп возвратиться насильно, в страданиях тяжких,
Также на прочих бессмертных навлечь неисчетные беды?
Ибо тогда он оставит ахеян и гордых троянцев

И устремится сюда, чтобы нас сокрушить на Олимпе.
Всех по порядку сразит нас виновных, равно как невинных.
Вот почему я советую гнев усмирить из-за сына.
Много героев других, и храбрее чем он, и славнее,
Пало в сраженьях доныне и будет убито в грядущем.

Весь человеческий род невозможно от смерти избавить".
Так говоря, усадила на трон она гневного бога.
Гера меж тем позвала Аполлона поодаль от дома
Вместе с Иридой — посланницей быстрой богов Олимпийских,
И, обращаясь к обоим, крылатое молвила слово:

"Зевс приказал вам немедля пойти на высокую Иду.
Вы поспешите туда и, представ пред лицо Громовержца,
Все исполняйте, как он повелит и попросит исполнить".
Молвив, почтенная Гера ушла и, в чертог свой вернувшись,
Села на трон. Аполлон же с Иридой, спеша, полетели

И к многоводной примчалися Иде, зверями богатой.
Зевса нашли там, сидящим на Гаргаре — крайней вершине.
Вкруг же него, как венец, благовонная туча висела.
К Зевсу, сбирателю туч, подошли они близко и стали.
И, увидав их двоих, Кронид не разгневался в сердце,

Ибо исполнили скоро приказ его милой супруги.
Речь обращая к Ириде, он слово крылатое молвил:
"В путь, быстроногая, мчись и царю Посейдону
Все, что я ныне скажу, да не будешь мне вестницей лживой.
Пусть он немедля покинет сраженье героев и битву

И удалится в собранье богов иль в священное море.
Если ж, презрев мою речь, не захочет он мне покориться,
Пусть поразмыслит сперва и душою и сердцем любезным,
Сможет ли, если приду, устоять он при всей своей силе.
Я и по силе первейший, равно по рождению старший.

Только чужда его сердцу боязнь, и себя он дерзает
Равным со мной объявлять, перед кем все другие трепещут".
Так он сказал. Ветроногая вмиг подчинилась Ирида.
Быстро с Идейских высот она к Трое священной примчалась.
Точно из облака падает снег или град холодящий,

Бурным гонимы дыханьем Борея, питомца туманов:
Так в это время поспешно проворная мчалась Ирида.
Ставши вблизи, возвестила она колебателю суши:
"С некоей вестью к тебе, темнокудрый земли вседержитель,
Я прилетела сюда от эгидодержавного Зевса.

Он повелел, чтоб немедля покинув сраженье и битву,
Ты удалился в собранье богов иль в священное море.
Если ж, презрев его речь, не захочешь ты ей покориться,
Сам угрожает сюда он придти и сразиться с тобою.
Только советует Зевс избегать его рук, утверждая,

Что и по силе он первый и старше тебя по рожденью.
Ты же не знаешь боязни и в сердце бесстрашном дерзаешь
Равным считать себя с ним, перед кем все другие трепещут".
Славный земли колебатель промолвил в ответ, негодуя:
"Боги! И будучи сильным, сказал он надменное слово,

Если меня понуждает, кто равен ему по почету.
Трое нас братьев, Кронидов, родилось от Реи богини:
Я и Зевес, и Аид, кто царит над тенями умерших.
На трое все поделив, получили мы каждый удел свой,
Жребии бросив. И мне для обители вечной досталось

Море седое, Аиду — жилище кромешного мрака,
Зевсу — пространное небо среди облаков и эфира.
Общей для всех оставалась земля, да вершина Олимпа.
Вот почему поступать не желаю по мысли Зевеса.
Будучи мощным, пусть третьим спокойно владеет уделом.

Не устрашит он меня, словно слабого труса, насильем.
Лучше б гораздо он сделал, когда бы сердитою речью
Собственных стал наставлять дочерей с сыновьями своими.
Те поневоле должны покоряться его приказаньям".
И, вопрошая его, ветроногая молвит Ирида: