Владимир Галат - Запах берёзовых почек
«А за последним поворотом…»
– А за последним поворотом —
море!
Так неожиданно…
безумно рад!
И кошка синевеет
на заборе,
и синий-синий
чёрный виноград!
Там на песок летят
лучи и брызги!
И в унисон:
прибой, галдёж и смех…
Шлепок волны —
солёный праздник жизни.
Позвольте,
ваши валенки и мех!
Край мой родной, ни на что не похожий…
Тихая улица, редкий прохожий…
ставни прогон теребят…
Край мой родной, ни на что не похожий,
мне не увидеть тебя.
…Шли чередою казачьи станицы
ветер, ковыль по степи…
Моря Азовского волны-ресницы,
лодка на гребне скрипит…
…Горно-Ульбинка, казахские песни,
моря Балтийского сон…
Край мой любимый, напомни, воскресни!
…Катится дней колесо.
Воздух запомнился Чёрного моря —
терпкий солёный настой…
детства мираж на руках у прибоя,
солнечный луч золотой…
Грустный, седой, может, даже – раб божий —
как не похож на меня!
Где ты, мой край – одинокий прохожий?
Я уже всё разменял…
«Я Любовь искал страстно, но усталой зарницей…»
Я Любовь искал страстно, но усталой зарницей
мне подсказано было – не судьба… не судьба.
Чёрной тенью зловещей и загадочной птицы
Ты однажды мелькнула, превратила в раба.
И, как преданный рыцарь, полупьяный сапожник
обречённо, покорно свою кожу сдирал…
Это делал не я… разве это возможно?
Жизнь… пока меня терпит – Я, другой, умирал.
…Тот, иной, одинокий и покинутый всеми,
не надеялся выжить и сурово молчал…
Как ему помогал я!.. Прочно когти засели
этой птицы ужасной под рукой палача.
Невозможно и больно жить в тоске и печали.
До последнего вздоха тихо дождь моросил…
Я стоял над могилой… только трубы звучали,
те небесные трубы, что услышать – нет сил.
«Огонь зажёгся на холсте…»
Огонь зажёгся на холсте,
летели искры!
Звенели краски в темноте
двойным регистром…
Стоял маэстро под огнём,
непобеждённый.
Таинственный огонь был в нём,
душой рождённый!
И тот, кто созерцал потом
его творенья,
охвачен был святым огнём
его гореньем!
И каждый думал, что ещё
не жил. Казалось,
что адским пламенем крещён —
огнём врезалось!..
…Позволил мастер отдохнуть
и осмотреться.
И люди выбрали свой путь…
сквозь призму детства.
Крепдешиновые шали
…А это даже не увидишь среди чудес —
да что там град великий Китеж —
осенний лес!..
И побежали, зажурчали ручьи грехов.
Ах, «крепдешиновые шали»…
и был готов!..
Дорожка лунная и звёзды сияют вновь.
Туда уже вернуться поздно, прощай, любовь!
Мелькают годы, их, пожалуй, и не догнать.
Я провожал, ты провожала…
что вспоминать!..
Лес
Мимо пышных кустов и причудливых елей,
я иду по тропинке, иду просто так.
Отовсюду слышны соловьиные трели,
И легко на душе, и не давит рюкзак.
Там волшебною песней неясного рая
фея встретит, поманит, игриво зовёт.
А тропинка петляет, лукаво играя,
то кидается в ноги, то вновь пропадёт.
Здесь и думы всегда потаённые светлые,
сквозь листву проникая, приходят ко мне.
Где же вы потерялись, такие заветные?
Опущу их в рюкзак, отлежаться на дне.
За деревьями скрылась тропинка лесная.
Ухожу, просветлённый, очищенный вновь.
Возвращаясь домой, я себе подыграю
на свирели из детства под знаком «любовь»…
«Она молилась у окна…»
Она молилась у окна.
Свеча горела.
…Вокруг звенела тишина.
Немело тело.
И перед Вечностью поник
порыв напрасный…
Лишь Свет небес и лунный Лик,
простой и ясный.
Чего ждала её душа,
какого чуда?…
…Строптивый конь умерил шаг
средь незабудок.
Любовь запоздалая
…Намекнула вчера… заря алая.
Удивлённо встречали прохожие.
Неужели… любовь запоздалая?…
Что с ней делать, такой непохожею?
Ни на что не похожей!.. Отчаянной.
(Как стоишь… за осенними ветвями!..)
Видно, встреча была неслучайною,
звёзды вспомнили, звёзды отметили.
Эх, вы… годы мои, как пожарище!..
Неужели – исполнится, сбудется?
Сквозь листву – взор судьбы обжигающий,
но по-прежнему в сердце – распутица.
Дорогие глаза… и усталые.
Незнакомая страсть – в сердце меткою!
…Не тревожься, любовь запоздалая, —
ты осталась мечтой… незаметною…
«Синева, взмах крыла, белизна…»
Синева, взмах крыла, белизна…
хвойный запах ласкает низину…
на бугры устремилась сосна,
на болоте заждались осину…
Мухомор вдоль дороги лесной
заставляет свернуть, подлечиться.
Я погнался за рыжей лисой,
натолкнулся… на злую волчицу
и пушистый комочек волчат —
белый гриб покидает корзину!
На ежа чуть не сел сгоряча,
разорвал второпях паутину!..
И прощенья у всех попросил…
зачитался поэмой рассвета…
Тихо дождик грибной моросил…
пахло прелестью тёплого лета…
Мой дождь
Когда долго идёт мой дождь —
перепутан закат с рассветом —
ты приходишь, чего-то ждёшь,
улыбаешься рядом где-то.
…Ты всегда далеко, всегда —
нас судьба разбросала злая.
Если в небе горит звезда —
это ты вспоминаешь, знаю.
В мире нет ничего сильней,
чем любовь, чем любовь земная.
И когда запоёт соловей —
это ты напеваешь… знаю.
Нескончаемый этот дождь:
слёзы – капли, и капли – слёзы.
Засверкает росинок брошь,
это грёзы, всего лишь грёзы…
Мальчик с вишнями
(Памяти Ш. П. Бодлера)
Камзол патриция – метаморфозой,
круги златые блузы голубой…
Цветок ночной темнее «чёрной розы»,
на тонком стебле снова рвётся в бой.
В английском фраке наглухо и с книжкой
известный свету щёголь и поэт…
Шарль Пьер Бодлер с повадками мальчишки,
кабацких ям знакомый силуэт.
Ханжой он не был – злой напасти жертва,
и стиль его – хоть праздник, но в аду.
Удар судьбы: мулатка Жанна, стерва,
и вызов всем приличиям, в бреду.
Делакруа защитник, он с отвагой
«искусным» малярам жестоко мстил.
Парижский денди и ночной бродяга,
не-до-любил… не смог… и не-до-жил…
Непокорённый альбатрос Отчизны…
Хранит его молва, сложив мечи…
Из «Мастерской художника» капризной
идет Бодлер – дорогу, ловкачи!
Море одиночества
Снова волна за волной моего одиночества,
море безбрежно, и ветер студёный и злой.
Хочется снова увидеть глаза твои, хочется
до бесконечности слушать твой голос родной.
Всё прекратило свой бег, время сломлено.
кажется, нет никого: только ты, только я…
как далеко эти губы, что мной не целованы…
Как получилось, что ты навсегда не моя?
Что ж допустили вы, жёсткие силы небесные?…
Как мне прожить без тебя, кто-нибудь, подскажи.
Тесно в груди моей сердцу, ох, как ему тесно!..
в дьявольском хохоте рядом… одни миражи.
Это пустое… ведь день ото дня веселее!..
Слышишь, как город от страха чего-то дрожит?
Это, когда я «весёлый» брожу по аллеям,
то взрывом смеха… сметает вокруг этажи.
Помнишь?…
…Не забыть полевые цветы…
Силуэт – как пушинка в ночи.
Не бывает такой красоты…
– Я спою тебе, слушай… молчи.
Помнишь, были мы юны с тобой,
и казалось – всё только для нас.
И беспечной счастливой гурьбой
все стремились взойти на Парнас.
Ветер странствий мечтой увлекал.
мы летели навстречу заре.
Стук колес, остановка, вокзал —
бедуин на песчаной горе…
…И сейчас, как и раньше, готов
по звонку твоему улететь…
Я не вижу нависших годов
и смогу за тобою поспеть!..
После грозы
Это будет, наверно, за весточкой неба —
после жуткой грозы поведут на распыл.
Разломлю я последний ржаной кусок хлеба,
догадаюсь потом, что последним он был.
В этот день запою, как мой брат пел когда-то
и, сражённый судьбой непонятной, затих…
Уроню я слезу на полоску заката,
догадаюсь потом, что последний мой штрих.
Меня в церковь под руки водили зачем-то,
говорили, болезни – всегда – за грехи.
Много лет пролетело, но всё было тщетно,
лишь истошнее стали кричать петухи.
Я страдал на земле, а кому было легче?…
И когда он наступит, последний мой день,
накануне расправлю поникшие плечи
и шагну, догадавшись, что я уже – тень.
Одной пылинкой…