Алексей Цветков - Ровный ветер (сборник)
КОНСТИТУЦИЯ ПТИЦ
семь раз отмерь но после пили сплеча
воздух на ломти ни паспорт козлам ни виза
тот кто летит в самой бородке ключа
он и есть отпирающий дверь парадиза
деспот пространства где по нраву ему
там и холопам пусть именуют раем
кроткие дарим царю дочерей и еду
раненых или хромых не подбираем
совесть на свете если такой закон
оба крыла себе ни рубля собрату
правда целее когда сидит под замком
так говорил тразимах сократу
если прибыл на место в срок летел не туда
тщетных товарищей по островам бросая
общее нам обещали небо труда
радугу пусть проливами вброд босая
хищный навстречу чьи крючья твоих черней
чем возразит наотрез истребитель братства
адресат несметной еды супруг дочерей
насмерть споткнувшись на берегу пространства
боги добры но не первый вверху герой
силится сбить с логарифма древнюю пряху
хоть воспарившим нитка всегда с дырой
так говорил сократ тразимаху
а наутро гром вся в трещинах твердь темна
градом падали рисовали сами
на картинке эшера заподлицо тела
полотно отлива вымостили глазами
и гадая куда пропали скворцы и щеглы
чик-чирик и опрометью за сарайчик
поделиться с природой чем вечные боги щедры
смотрит в небо древнегреческий мальчик
«в сердцевине жары стеклянная вся среда…»
в сердцевине жары стеклянная вся среда
преломила в кадре прежние дни недели
получилось так что я исчезал без следа
возникали друзья но на глазах редели
в том краю где у матери было две сестры
незапамятной осенью астры в саду пестры
деревянный дом где все как одна на идиш
и дряхлела овчарка слепая на левый глаз
там теперь никого из них никого из нас
я ведь так и думал я говорил вот видишь
в том последнем стакане зноя в канун огня
нас теснило к столу и от пойла зрачки першили
я бросал без разбора любых кто любил меня
только взгляд к этим лицам лип насовсем как пришили
если быстро проснуться поверю пусть не пойму
в том краю где уже никаких сестер никому
в самом месте где астры протерта ногтем карта
деревянный день только идиш из уст немой
во дворе овчарку звали рекс или бой
я ведь знал наперед я и жил-то с низкого старта
под реховотом горьким я тебя хоронил
эти тридевять царств песок с высоты соколиной
здесь бывает северный рыхлый наш хлорофилл
не дает кислорода и слабые дышат глиной
но чтоб рано не ожили марлей подвяжут рты
треугольником сестры в острой вершине ты
по бокам ни гу-гу на иврите кто-то
если правда горнист просигналит последний миг
тот кто алчно из туч наводил на нас цифровик
отопрет свой альбом и покажет фото
под крылом опустев страна простирает огни
к некрасивому небу которое знал и бросил
не снижаясь лайнер скребет фюзеляжем о пни
если врежутся в трюм спастись не достанет весел
по бельму напоследок друга узнав во враге
я на идиш шепну подбежавшему рекс к ноге
он остался один где бельмо проступает картой
где в безлюдных лесах словно князь на тевтона рать
собирает миньян но не может никак собрать
очумевший от бездорожья кантор
«в черте где ночь обманами полна…»
в черте где ночь обманами полна
за черными как в оспинах песками
мы вышли в неоглядные поля
которые по компасу искали
у вахты после обыска слегка
присела ждать живая половина
а спутница со мной была слепа
все притчи без контекста говорила
безлюдье краеведческих картин
холм в кипарисах в лилиях болото
он там сидел под деревом один
в парадной форме как на этом фото
и часть меня что с ним была мертва
кричала внутрь до спазма мозгового
тому кто в призраке узнал меня
но нам не обещали разговора
ни мне к нему трясиной напрямик
ни самому навстречу встать с полянки
он был одет как в праздники привык
под водку и прощание славянки
немых навеки некому обнять
зимовка порознь за чертой печали
вот погоди когда приду опять
но возвращенья мне не обещали
рентгеновская у ворот луна
в костях нумеровала каждый атом
а спутница вообще сошла с ума
и прорицала кроя правду матом
«однажды в жизнь семью найдя себе…»
однажды в жизнь семью найдя себе
мы были дети нас кормили кашей
как маленькие гости на земле
мы жили и она была не нашей
из прежних мест невидимая нить
у взрослых не тянула на поблажку
когда они склоняли нас любить
свой двор и родину и чебурашку
приобретя в потемках тех квартир
пускай не весь диагноз но симптомы
мы здесь утратили ориентир
мы многие вообще забыли кто мы
как вы найденышем в чужом краю
я вырос и пошел служить в контору
но свой скафандр по-прежнему храню
размер давно не тот но память впору
настанет день мы бросим есть говно
припомним все что тщетно вам прощали
и с бластерами выйдем наголо
за звездную отчизну без пощады
«почему эти кольца сатурна…»
почему эти кольца сатурна
так приятно горят и культурно
а у нас в небесах пустота
отчего мы печальны и хмуры
разводя зерновые культуры
повышая надои скота
потому что адам-прародитель
оказался шпион и вредитель
а потомство за это плати
под заплатанной дождиком твердью
между быстрым рожденьем и смертью
каждый божий с утра до пяти
может в джунглях какой андромеды
без печали журчат дармоеды
астрономией дивной горды
наша миссия в мире прямая
в три погибели жить принимая
как награду рога и горбы
«до свиданья добрый клоун…»
Памяти Д. А. П.
до свиданья добрый клоун
ты не сеял ты не жал
тормошил веселым словом
всласть кикиморой визжал
человек пример колоды
где положишь там лежит
мы угрюмые уроды
нас не каждый рассмешит
но твои случалось были
шутки в сторону смешны
вот и мы столбами пыли
завертелись и пошли
каждый с маленькой котомкой
потянулись меж стволов
в тень где с дудочкой негромкой
самый честный крысолов
за лесным неверным светом
робко в хворосте стопой
ты ушел и дети следом
не печалься мы с тобой
«бог давно живет в нью-йорке…»
бог давно живет в нью-йорке
нам не делает вреда
в длинной узенькой каморке
где-то возле fdr
он с утра заварит кофе
дождь увидит за окном
на стене мария в профиль
рядом сын на выпускном
так привычно жить в нью-йорке
хоть и полностью не весь
он спустился на веревке
темным вечером с небес
целый день сидит в старбаксе
с ноутбуком в уголке
знает есть ли жизнь на марсе
и зачем она вообще
а в окне не видно неба
кактус в баночке засох
не вернуть обратно время
даже если кто-то бог
и собачка смотрит в оба
у старбакса на углу
опознав в прохожем бога
тщетно молится ему
сутки прочь потом вторые
время кончится и пусть
вспоминай меня мария
я когда-нибудь вернусь
«пустяки но память лишняя…»
пустяки но память лишняя
здесь на площади точь в точь
подошла однажды нищая
просит чем-нибудь помочь
второпях нашарил мелочи
сердце жалостью свело
было стыдно ей до немочи
но беда сильней всего
больше в бедах не до удали
но без повода и вдруг
вспоминаешь всех кто умерли
и которые умрут
вместо бродского и пригова
вьется в космосе змея
век любимая без выбора
наша страшная земля
гаснет мозг и молкнет речь его
в верхнем зеркале сквозя
немигающее вечное
день за днем глаза в глаза
«к воздуху вздохов ни разу не прикасался…»
к воздуху вздохов ни разу не прикасался
разве я жил среди них я им казался
сроду не слышал названий любви и страха
слов что в земных мозгах поднимают бурю
этим недолгим двуногим на фото справа
не был ни разу и вряд ли когда-то буду
в яви разъятой на их имена и лица
ни возникать не пытался ни появиться
в паспорт не пойман с растром угрей на роже
в бритом с ухмылкой образе обезьянки
не отражался в стекле которое тоже
пагубе в помощь они серебрят с изнанки
вот почему безымянный безликий кто-то
медленно блекнет под лупой на этом фото
сердце не прянет в штопор подобно птице
и никого не застигнет врасплох расплата
коль нулевой элементу в этой таблице
определен период полураспада
«что ли мордой померк или в дыры корундом вытерт…»