Евгений Клюев - Зелёная земля
и мельница жизни поёт никогда, -
куда же ещё никогдее?
А срок… всякий срок – это несколько строк:
четыре обычно – под ними
подводит черту Иоганн Будденброк:
на нём и закончится, стало быть, срок -
куда ж ещё лишнее имя?
В домовую книгу вписав соловья,
грача и ещё куропатку,
задуматься: что за чужая семья,
и кто из них кто, и какой из них – я?
Возврат – это дело порядка.
Всё кончится там, где оно началось, -
из просто пристрастия к ритму:
и злость, побывавши любовью, во злость
вернётся: домой… – заблудившийся гость,
подмявший в пути маргаритку.
Тому-то и учит нас рифмы урок -
мятущейся странницы, давшей зарок
вернуться однажды к обеду:
и сколько б ни виться верёвочке строк,
а будет петля – и на это есть Бог,
оставивший нас на одной из дорог,
но пообещавший: приеду.
* * *Окарина на окраине -
на окраине чего?
Окарина на окраине…
на окраине – всего.
Громыхает в кухне супница,
задевая за игру, -
если музыка оступится,
я, наверное, умру.
Ходит дудочка на цыпочках
по обрыву бытия
с горсткой нот своих рассыпчатых,
отнятых у забытья.
О, карина, как я верю Вам
в час, когда почти бегом
сон учёный с плоским веером
бродит по цепи кругом!
Стой, попавшая на удочку
вечной музыки одной,
жизнь длиною в эту дудочку,
в эту музыку длиной!
* * *В этом возрасте стихи
никакие не стихи,
а такие пустяки!
В этом возрасте слова
никакие не слова,
а крутящиеся лихо
золотые жернова:
не порхай над ними, птаха,
улетай, пока жива!
Размолотят подчистую -
превратишься в золотую
пыль, и все тебе дела…
В этом возрасте хвала
значит больше, чем победа,
братство – больше, чем свобода,
верность – больше, чем любовь,
и смешит любая явь,
хоть никто об этой яви
всё равно судить не вправе
в этом возрасте пока.
В этом возрасте легка
мысль, и речь легка, и память,
и Господь у них – бубенчик,
а отнюдь не кто-нибудь,
ибо, мастер пустословить,
он смешлив и беззастенчив
и, конечно, знает путь!
* * *И открытку от Вас получить вскоре -
голубую открытку, моя радость:
на одной стороне у неё – море,
на другой стороне у неё – адрес,
и немного любви, и лихой росчерк
«Ваша…» – следует имя, за ним – дата.
Впрочем, имени может не быть – впрочем,
даты может не быть: просто – ког-дата.
Впрочем, может не быть и любви, если
море будет большое, моя радость, -
и любовь не поместится: нет места -
будет море и адрес, хотя адрес
может не уместиться… тогда, кроме
повсеместного моря (вдали – парус),
не придёт ничего… – и само море
тоже может застрять посреди пауз!
Если так, то, пожалуй, моя радость,
мне не нужно от Вас ничего вскоре -
ни к чему, моя радость, мне Ваш парус -
что мне в парусе Вашем, раз нет моря?
МАЛЕНЬКАЯ ТРАГЕДИЯМне заказали музыку: не некто-
одетый-в-чёрное, не чёрный человек -
таких ко мне пока не заходило,
и слава Богу: было б слишком рано, -
но некая бесцветная особа:
не то чтобы учтиво поклонившись,
а просто так – придя и заказав…
произнеся при этом: «Я заказчик».
И что-то было у неё в руке -
конверт какой-то: «Тут вознагражденье», -
она сказала и – вознаградив -
уже хотела было удалиться
куда у них ведётся: восвояси,
но я её немножко задержал
и предложил: «Присядьте, поболтаем:
тут кофе и хороший шоколад».
Присели… «Вот что, дорогой заказчик, -
я произнёс: – Вы, стало быть, не в чёрном,
и это – Ваша первая ошибка… -
Вам с молоком или без молока? -
поскольку, по характеру событья,
Вам следовало бы прийти не в этом…
в чём Вы пришли, но выбрать чёрный цвет:
так делают заказчики, поверьте.
Потом, и это будет во-вторых,
Вы ни вчера ко мне не заходили,
ни поза… – как я думаю – вчера.
Вы только раз пришли: застали дома
и думаете, так оно и надо,
хотя разыгрываемый сценарий
визит предполагает троекратный
с заказом музыки на третий раз.
Очередное Ваше упущенье
в том, что вошли Вы так, как входят в лавку, -
напомню: неучтиво поклонившись,
а словно делая мне одолженье…
заказчики себя так не ведут:
они воспитанны, они смиренны -
и в руки не суют конверт с порога…
возьмите шоколада наконец.
И я Вам так скажу: поскольку, значит,
Вы слишком плохо знаете сценарий,
я музыки для Вас писать не буду -
вот Ваш конверт: вознаградитесь им.
А я… я подожду – пока у двери,
на третий раз, учтиво поклонившись,
появится мой чёрный человек,
единственный и истинный заказчик.
Держите хвост морковкой – и привет!»
КАК ВЕРЁВОЧКА ВИЛАСЬ
1976–1982
Как верёвочка вилась
вензельком неотразимым
по горам и по низинам,
где не раз встречали нас!
Как верёвочка вилась -
то бегом вилась, то шагом,
по горам и по оврагам -
обстоятельно и всласть:
через речку, через мост -
чуть скользя на парапете…
И ничто на белом свете
никогда так не вилось,
и ничья на свете власть,
и ничьи на свете речи
не бывали так сердечны,
как верёвочка вилась!
А любовь была не страсть,
не высоты, не глубины -
мы друг друга так любили,
как верёвочка вилась.
И, когда в последний раз
я исчезну в чистом поле,
ни о чем я так не вспомню,
как верёвочка вилась!
* * *Тетрадь оставлена в саду -
стихи, промокшие насквозь,
уже совсем нельзя прочесть.
Размыло небо и звезду,
размыло синих ягод гроздь
и всё, что прежде было здесь.
А было несколько имён,
и несколько Любовей к ним,
и сумасшествий, и чудес.
И плавал колокольный звон,
и плавал беспризорный нимб,
и всё, что прежде было здесь.
Чаи гоняли допоздна
и говорили наобум
слова – какие только есть.
И жизнь была ещё нужна -
и смех, и блеск её, и шум,
и всё, что прежде было здесь.
Гадали кто на чём горазд,
пророчествовали о том,
чего не выпить и не съесть.
Лепили из подручных фраз
кто бога, кто корабль, кто дом -
и всё, что прежде было здесь.
Теперь уж не восстановить
ни строчки: тут какой-то бред,
тут дождь навеки промочил
всё-что-имело-место-быть,
но по рассеянности, нет -
по глупости, нет – без причин -
1996
* * *Старая-старая повесть:
Древний Египет, Китай…
Утро просило: опомнись, -
день говорил: испытай.
Вечер в глухом покрывале
вёл меня в маленький ад -
там меня с толку сбивали
и отпускали назад.
И, в темноте меня бросив,
ветер – фельдфебель, шагист -
в спину бросал мне: философ! -
и добавлял: берегись.
Но, по окраинам мокрым
идучи миром чужим,
тихо твердила: посмотрим! -
милая мудрая жизнь.
* * *Это Ваши слова – не-печальтесь-пройдёт-
а-печаль-если-прошлая-значит-чужая!
И не помню уже, сколько лет напролёт
я живу с этим знаньем – и не возражаю,
хоть никак не проходит всё то, что должно
проходить, – и, как прежде, то муча, то жаля,
прямо в сердце мне врезано Ваше окно,
и горит, и горит – и я не возражаю.
В том окне всё пируют – и дай-то им Бог
пировать, своих сроков не опережая,
и, бокал подхватив за сверкающий бок,
позабыть обо всём, что я смог и не смог…
Я живу хорошо. И мой сумрак глубок.
И легка моя жизнь, и я не возражаю.
* * *Старьёвщик-вечер собирает в горсть
нелепые дневные сувениры:
листок породы оторви-да-брось,
брелок с ключами от пустой квартиры,
записка… то есть подпись из неё,
мотивчик – надоедный, хоть не слушай…
Чудесное смешное вторсырье:
дай только срок – оно ещё послужит,
лишь ночь настанет!
И настала ночь,
и я – опять спускаясь в ад из рая -
всё то, что удалось мне приберечь,
кладу перед собой – перебирая
бесценный мой, прекрасный мой утиль:
билетик, кремешок от зажигалки…
А на ботинках серебрится пыль
от нашей с Вами утренней прогулки.
* * *Когда я вдруг исчезну
в лирическую бездну
и Вам вдруг станет плохо -
Вы напевайте Баха.
Навязчивые мысли
оставив в пыльном кресле,
Вы напевайте Баха
от вздоха и до вздоха.
Забудьте все печали,
пойдите на качели
и напевайте Баха
от взмаха и до взмаха.
А к моему прощайте
себя не возвращайте:
не поминайте лихом,
а поминайте Бахом!
* * *В этом тяжёлом месиве
слов, поцелуев, встреч
я бы на Вашем месте бы -
но не об этом речь.
Там, посредине пёстрого
мира больших надежд -
что там на месте острова:
