Арсений Тарковский - Стихи
Оттуда ее вынимает партнер, Под ляжку подставив ей руку, И тащит силком на гостиничный двор К пиратам на верную муку.
Те точат кинжалы, и крутят усы, И топают в такт каблуками, Карманные враз вынимают часы И дико сверкают белками,
Мол, резать пора! Но в клубничном трико, В своем лебедином крахмале, Над рампою прима взлетает легко, И что-то вибрирует в зале.
Сценической чуши магический ток Находит, как свист соловьиный, И пробует волю твою на зубок Холодный расчет балерины.
И весь этот пот, этот грим, этот клей, Смущавшие вкус твой и чувства, Уже завладели душою твоей. Так что же такое искусство?
Наверно, будет угадана связь Меж сценой и Дантовым адом, Иначе откуда бы площадь взялась Со всей этой шушерой рядом? Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
КАКТУС Далеко, далеко, за полсвета От родимых долгот и широт, Допотопное чудище это У меня на окошке живет.
Что ему до воклюзского лавра И персидских мучительниц-роз, Если он под пятой бронтозавра Ластовидной листвою оброс?
Терпеливый приемыш чужбины, Доживая стотысячный век, Гонит он из тугой сердцевины Восковой криворукий побег.
Жажда жизни кору пробивала,Он живет во всю ширь своих плеч Той же силой, что нам даровала И в могилах звучащую речь. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
ПОЭТ
Жил на свете рыцарь бедный...
А.С.Пушкин
Эту книгу мне когда-то В коридоре Госиздата Подарил один поэт; Книга порвана, измята, И в живых поэта нет.
Говорили, что в обличьи У поэта нечто птичье И египетское есть; Было нищее величье И задерганная честь.
Как боялся он пространства Коридоров! постоянства Кредиторов! Он как дар В диком приступе жеманства Принимал свой гонорар.
Так елозит по экрану С реверансами, как спьяну, Старый клоун в котелке И, как трезвый, прячет рану Под жилеткой на пике.
Оперенный рифмой парной, Кончен подвиг календарный,Добрый путь тебе, прощай! Здравствуй, праздник гонорарный, Черный белый каравай!
Гнутым словом забавлялся, Птичьим клювом улыбался, Встречных с лету брал в зажим, Одиночества боялся И стихи читал чужим.
Так и надо жить поэту. Я и сам сную по свету, Одиночества боюсь, В сотый раз за книгу эту В одиночестве берусь.
Там в стихах пейзажей мало, Только бестолочь вокзала И театра кутерьма, Только люди как попало, Рынок, очередь, тюрьма.
Жизнь, должно быть, наболтала, Наплела судьба сама. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
СНЫ Садится ночь на подоконник, Очки волшебные надев, И длинный вавилонский сонник, Как жрец, читает нараспев.
Уходят вверх ее ступени, Но нет перил над пустотой, Где судят тени, как на сцене, Иноязычный разум твой.
Ни смысла, ни числа, ни меры. А судьи кто? И в чем твой грех? Мы вышли из одной пещеры, И клинопись одна на всех.
Явь от потопа до Эвклида Мы досмотреть обречены. Отдай - что взял; что видел - выдай! Тебя зовут твои сыны.
И ты на 1000 чьем-нибудь пороге Найдешь когда-нибудь приют, Пока быки бредут, как боги, Боками трутся на дороге И жвачку времени жуют. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
В ДОРОГЕ Где черный ветер, как налетчик, Поет на языке блатном, Проходит путевой обходчик, Во всей степи один с огнем.
Над полосою отчужденья Фонарь качается в руке, Как два крыла из сновиденья В средине ночи на реке.
И в желтом колыбельном свете У мирозданья на краю Я по единственной примете Родную землю узнаю.
Есть в рельсах железнодорожных Пророческий и смутный зов Благословенных, невозможных, Не спящих ночью городов.
И осторожно, как художник, Следит приезжий за огнем, Покуда железнодорожник Не пропадет в краю степном. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
ДЕРЕВО ЖАННЫ Мне говорят, а я уже не слышу, Что говорят. Моя душа к себе Прислушивается, как Жанна Д'Арк. Какие голоса тогда поют!
И управлять я научился ими: То флейты вызываю, то фаготы, То арфы. Иногда я просыпаюсь, И все уже давным-давно звучит, И кажется - финал не за горами.
Привет тебе, высокий ствол и ветви Упругие, с листвой зелено-ржавой, Таинственное дерево, откуда Ко мне слетает птица первой ноты.
Но стоит взяться мне за карандаш, Чтоб записать словами гул литавров, Охотничьи сигналы духовых, Весенние размытые порывы Смычков,- я понимаю, что со мной: Душа к губам прикладывает палец Молчи! Молчи!
И все, чем смерть жива И жизнь сложна, приобретает новый, Прозрачный, очевидный, как стекло, Внезапный смысл. И я молчу, но я Весь без остатка, весь как есть - в раструбе Воронки, полной утреннего шума.
Вот почему, когда мы умираем, Оказывается, что ни полслова Не написали о себе самих, И то, что прежде нам казалось нами, Идет по кругу Спокойно, отчужденно, вне сравнений И нас уже в себе не заключает.
Ах, Жанна, Жанна, маленькая Жанна! Пусть коронован твой король,- какая Заслуга в том? Шумит волшебный дуб, И что-то голос говорит, а ты Огнем горишь в рубахе не по росту. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
ПОЗДНЯЯ ЗРЕЛОСТЬ Не для того ли мне поздняя зрелость, Чтобы, за сердце схватившись, оплакать Каждого слова сентябрьскую спелость, Яблока тяжесть, шиповника мякоть,
Над лесосекой тянувшийся порох, Сухость брусничной поляны, и ради Правды - вернуться к стихам, от которых Только помарки остались в тетради.
Все, что собрали, сложили в корзины,И на мосту прогремела телега. Дай мне еще наклониться с вершины, Дай удержаться до первого снега. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
* * * Пускай меня простит Винсент Ван-Гог За то, что я помочь ему не мог,
За то, что я травы ему под ноги Не постелил на выжженной дороге,
За то, что я не развязал шнурков Его крестьянских пыльных башмаков,
За то, что в зной не дал ему напиться, Не помешал в больнице застрелиться.
Стою себе, а надо мной навис Закрученный, как пламя, кипарис,
Лимонный крон и темно-голубое,Без них не стал бы я самим собою;
Унизил бы я собственную речь, Когда б чужую ношу сбросил с плеч.
А эта грубость ангела, с какою Он свой мазок роднит с моей строкою,
Ведет и вас через его зрачок Туда, где дышит звездами Ван-Гог. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
ВЕРБЛЮД На длинных нерусских ногах Стоит, улыбаясь некстати, А шерсть у него на боках Как вата в столетнем халате.
Должно быть, молясь на восток, Кочевники перемудрили, В подшерсток втирали песок И ржавой колючкой кормили.
Горбатую царскую плоть, Престол нищеты и терпенья, Нещедрый пустынник-господь Слепил из 271 отходов творенья.
И в ноздри вложили замок, А в душу - печаль и величье, И верно, с тех пор погремок На шее болтается птичьей.
По Черным и Красным пескам, По дикому зною бродяжил, К чужим пристрастился тюкам, Копейки под старость не нажил.
Привыкла верблюжья душа К пустыне, тюкам и побоям. А все-таки жизнь хороша, И мы в ней чего-нибудь стоим. Арсений Тарковский. Стихи разных лет. Москва, "Современник" 1983.
* * *
В мастерской живописца - стоит манекен Деревянный , суставчатый - весь на шарнирах Откровенный как правда..В зияющих дырах На местах сочленений локтей и колен
Пахнет пылью и тленом...Пахнет скипидаром Живописец - уже натянул полотно Кем ты станешь..натурщик? Не все ли равно Если ты неживой...и позируешь даром?
Ах...не все ли равно...Подмалевок лилов Черный контур клубится под кистью шершавой Кисть - в союзе с кредитками...Краска - со славой Нет для смежных исскуств у поэзии слов
Кто я сам..если ходят и плачут окрест На шарнирах и в дырах - пространство и время Многозвёздный венец возлагают на темя И на слабые плечи - пророческий крест
Кто хозяин твой?..Гений?..Бездарность?...Халтурщик? Я - молве клеветнице - его не предам Потому что из глины был создан Адам Ты - подобье Адама - бесплатный натурщик
* * *
Вечерний, сизокрылый, Благословенный свет! Я словно из могилы Смотрю тебе вослед.
Благодарю за каждый Глоток воды живой, В часы последней жажды Подаренный тобой,
За каждое движенье Твоих прохладных рук, За то, что утешенья Не нахожу вокруг,
За то, что ты надежды Уводишь, уходя, И ткань твоей одежды Из ветры и дождя.
* * *
Вот и лето прошло, Словно и не бывало. На пригреве тепло. Только этого мало.
Все, что сбыться могло, Мне, как лист пятипалый, Прямо в руки легло. Только этого мало.
Понапрасну ни зло, Ни добро не пропало, Все горело светло, Только этого мало.
Жизнь брала под крыло, Берегла и спасала, Мне и вправду везло. Только этого мало.
Листьев не обожгло, Веток не обломало... День промыт, как стекло. Только этого мало.
* * *
Мне послышался чей-то Затихающий зов, Бесприютная флейта Из-за гор и лесов.
Наклоняется ива Над студеным ручьем, И ручей торопливо Говорит ни о чем,
Осторожный и звонкий, Будто веретено То всплывает в воронке, То уходит на дно.
