Демьян Бедный - Том 3. Стихотворения 1921-1929

   Позарившись однажды на быка,
Но с крепкими его считаяся рогами,
Лев стал хитрить и речь повел издалека:
   «Дружище, мы с тобой живем как бы врагами,
Хотя в открытой мы не состоим войне.
   Ягненка жирного зарезав для обеда,
Сегодня я тебя, как доброго соседа,
   Прошу пожаловать ко мне!»
Хоть не влекла быка совсем мясная пища,
Пошел к соседу он, скрывая тайный страх,
   Но, увидав у львиного жилища,
Как много хворосту пред ним, а на кострах
Шипят громадные какие сковородки,
Он, не пытаяся уже свой страх прикрыть
Солидной важностью медлительной походки,
   Помчал назад во всю бычачью прыть.
   «Др-р-руг! – рявкнул сзади лев с великим возмущеньем, –
Ты что же? Брезгуешь соседским угощеньем?!»
«Почтенный мой сосед, – бык молвил, – извини,
   Но я давно уж из пеленок.
Вид сковород твоих… Готовились они,
Видать, для большего кого-то, чем ягненок!»

Арабской басни я дал точный перевод.
Искать не надо в ней особенной загадки.
   Но если б к злобе дня я сделал в ней подход,
То я бы высмеял Ллойд-Джорджевы повадки,
Затем сказал бы я, не скрывши наших нужд,
Что и когтисты мы, не только что рогаты,
Что, не в пример быку, мы опытом богаты
И что нам всякий страх пред львиным рыком чужд:
   Того не будет ввек, чтоб в каторжных колодках
Мы приняли чужой, злой, вражеский устав, –
Чтоб Русь зажарили, на части распластав,
   На генуэзских сковородках!

Что Вандервельде нюх имеет преизрядный,
   Тому пример наглядный:
   Политик с ног до головы,
Нюхнув эсеров, он сказал им: «Не взыщите!
Я ль не защитник ваш? Но факты таковы,
Что мне приходится держаться при защите
   Лишь юридической канвы!»
И вот мы все увидим в сроке скором,
   Как будет сей отъявленный… юрист
   (Чуть не сказал: авантюрист!)
Бороться не с судом, а с строгим приговором:
Статья не выручит, так, может, манифест.

Так шустрый адвокат заране ставит крест
Над окончательно «засыпавшимся» вором!

Радио-агентства Гаваса:
«После выпитого пуншу из русского кваса
И шампанского парижской марки
Ллойд-Джорджу всю ночь прикладывали к голове
                    припарки.
Больной в бреду произнес 4711 речей.
Утром состоялся консилиум врачей,
Которым Ллойд-Джордж сделал заявление,
Будто его (бредовое представление!)
Переехала русская нефтяная цистерна,
Вся обклеенная плакатами Коминтерна!»

Вот образ красочный, хоть вставь его в киот:
Парламентский крикун, прожженный «патриот»,
В листовках пламенных натравливавший «Джона»
На «некультурного и подлого тевтона»,
Он, не сумевши скрыть бесчисленных улик,
Внезапно выявил свой благородный лик.
Но это уж не лик, а четкий тип героя
   Всебуржуазного покроя.
Подобной сволочью везде хоть пруд пруди:
Во всех парламентах, на заседаньях бурных,
Среди погромщиков изысканно-культурных –
Она бурнее всех и вечно впереди.
И кто поручится, что в Генуе, к примеру,
Не этакая мразь «сгущала атмосферу»,
   То «разрежала» вновь пары,
Чтоб и «улики» скрыть и не сорвать игры,
И, напоровшися на красную отвагу,
Спешит свою игру перенести в Гаагу?

Ос растревоженных осатанелый рой, –
Он был опасен нам весеннею порой.
Теперь он, сбившись в ком, под колпаком
                    судебным
Наводит грусть своим жужжанием враждебным
   Разбойники полей, грабители цветков
Последний точат яд с осиных хоботков,
Заране чувствуя, что мудрым пчеловодом
Они осуждены со всем своим приплодом.

   Что у волков бандитские ухватки
   И что у мужиков законный им отпор –
      Иль пуля, иль топор, –
   Об этом знают все. Тут разговоры кратки.
   Случилось: некий волк, попавши в западню,
   На помощь стал сзывать звериную родню.
   Большая поднялась тревога в волчьем стане:
   «Проклятье мужикам!» – «Товарищ наш в капкане!»
   Ан, глядь: мужик с ружьем идет на волчий вой.
      Завидя мужика, идущего к капкану,
   Лиса, как водится, решив прибечь к обману,
   К тревожным голосам прибавила и свой
      И стала – издали, конечно, –
      Корить злодея-мужика:
«Меня ты знаешь, чай. Скажу чистосердечно,
Сколь от разбойных всех волков я далека.
      Но различать, однакож, надо:
      Карать ли волка за разбой,
   За то, что ночью он в твое ворвался стадо,
   За то ль, что просто днем он встретился с тобой?
      Суди волков, но справедливо.
   Есть волки честные, в том слово я даю.
   А этот, пойманный, волк честный особливо:
   Я знаю и его и всю его семью.
   Старик хозяйственный, суровый, богомольный,
   Его отец всю жизнь морил себя постом.
   Сын весь пошел в отца: не жадный, сердобольный,
   Увидевши овцу, берет он путь окольный…
   Он даже и не волк, клянусь моим хвостом!..»
   «Хвостом? – сказал мужик. – Ах, язви тя короста
   А ну-ка повернись. Ба! Ты ж совсем бесхвоста!
   Да не в капкане ль хвост? В капкане, так и есть!
   Кого ж ты думала своим враньем провесть?
   И волк твой кормится травою луговою,
   И ты, защитница его, во всем чиста…
   Благодари судьбу, оставшися живою,
   Что там, где волк своей ответит головою,
   Ты лишь отделалась потерею хвоста!»

   Прогнившей совести все расплескав остатки,
Зломеньшевистская распутная кума,
Благодари судьбу, что от суда сама
Ты в дальний лес могла подрать во все лопатки,
Но, потерявши хвост, замаранный весьма,
Чтоб вновь не сесть в капкан с великого ума, –
      Не суйся в волчьи адвокатки!