Александр Тиняков (Одинокий) - Стихотворения
III ВСЕПРИМИРЕНИЕ
Час примирений
С миром земли!
В. Брюсов
Склонились избы печально набок,
Их серой ризой одел туман.
Иду меж гумен задумчив, зябок –
И верю в сказку и в обман.
И верю в Осень… Она прекрасна,
Она стыдлива, она больна, –
И в сердце капли роняет властно
Всепримиренья тишина.
И Жизнь, и Смерть люблю равно я,
Обеим сестрам я верный брат,
И все мне близко, и все родное –
От облаков до нищих хат.
Плещут крыльями тени вечерние,
Темноокая схоимца-Грусть
Подарила венок мне из терния, –
Я им ранен, я болен… Но пусть!
Эти раны и жгучи и сладостны,
Взорам легок туманный покров,
И я вижу за дымкой безрадостной
Очертанья родных берегов.
Нежит сердце мне песня вечерняя,
Воздвигается грезами храм, –
И венок свой из темного терния
Я за царский венец не отдам.
Черные впадины окон
Нежно целует закат,
Землю и дали облёк он
В розово-грустный наряд.
Сумерки – темные чёлны
Близят к закатным огням.
Сумерек мягкие волны
Солнечным ранам – бальзам!
Кротким молитвенным гимном
Встречу прибытие их;
В воздухе вечера дымном
Тихо зареет мой стих.
Закат, как ангел-меченосец,
Рассек грудь неба пополам,
И небо пало, обессилев,
Всю кровь свою до капли вылив
И расплескав по облакам,
Но из вечерних дароносиц
Уж льется благостный бальзам.
И к ложу, смоченному кровью,
Слетают Сумерки толпой,
И веют хладными крылами,
И шепчут кроткими устами,
Что в угасании – покой!
И небо внемлет им с любовью
Своей измученной душой.
Березы служат литургию,
Блестя одеждой золотой,
Внимают им поля пустые
Да свод небесный голубой.
Да я душой благоговейной,—
Склонясь на стебли желтых трав,
Внимаю песне тиховейной
Родимых далей и дубрав.
На берег сладкого забвенья
Я стал скитальческой ногой,
И все нежнее песнопенья
Берез плакучих надо мной…
Скользя по желтеющим вязам,
Прощается солнце с землей.
Баюкает кротким рассказом
Меня тишина голубая,
И Осень поет надо мной.
Как веер из нежного шелка,
Ласкает лицо ветерок,
Жужжит запоздалая пчелка
И – словно слеза золотая
Слетает на землю листок.
Ласкай меня, Осень, баюкай,
Чаруй мои взоры и слух!
Как милы душе пред разлукой
Деревья в сверкающих латах
И грустно-пустеющий луг!
Засыплет серебряной пылью
Зима золотистые сны,
И в песне печальной я вылью
Тоску об осенних закатах,
О днях голубой тишины!
Вечерний мрак упорно липок,
От дум устала голова…
В саду гудят вершины липок
И стонет жалобно сова.
Читаю ветхие страницы
Твоих творений, Гезиод,
А няня мерно движет спицы
И счет свой шепотом ведет…
И завтра день погаснет серый,
И вечер будет льнуть к окну,
И завтра εργα και ημεραι
Я утомленно разверну.
И завтра мудрые страницы
Я буду медленно читать,
И завтра няня будет спицы
Беззвучным шепотом считать.
Звездные искры снежинок
Тихо слетают на землю,
К окнам моим озаренным
Ластятся, как мотыльки.
Я – умирающий инок –
Звону их крылышек внемлю
Сердцем больным и влюбленным
В строгие сказки тоски.
Бабочки снежные! вейтесь,
Песню хрустальную пойте!
В черную ночь расцветайте,
Цветики скорбных кладбищ!
В сердце погибшее впейтесь,
Тишью его успокойте,
Бархатом крыл обласкайте…
Я опечален и нищ.
Белые бабочки вьюги!
Падайте роем звенящим,
Крыльями бездны завесьте,
Скройте угрозную твердь!
В вашем танцующем круге
Легче больным и грустящим,
С вами отраднее вместе
Кануть в холодную Смерть!
Мчится поезд, погромыхивая,
От знакомой жизни прочь.
За окошком искры, вспыхивая,
Жалят ночь.
Все ровней вагон постукивает,
Все плавнее шум колес,
Душу тихо убаюкивает
Шепот грез.
И фонарь – сквозь стекла матовые –
Свет задумчивый струит;
Мысль, грядущее охватывая,
Вдаль спешит.
Грезы, танец свой оканчивая,
Уступают место сну,
И сулит мне даль заманчивая
Новизну!
Он в лодку сел, и шляпу сбросил,
И в руки холеные взял
Концы тяжелых крепких вёсел
И тихо ими заплескал.
Повеял ветер приозерный,
Волос седеющую прядь
Взметнул и начал – непокорный –
Ее свивать и развевать.
И солнце нежно золотило
Концы пушистые усов
И блеск горячий хоронило
На дне загадочных зрачков.
И он смотрел с улыбкой кроткой,
Как волен чаек был полет,
Как за отчалившею лодкой
Поплыл кувшинок хоровод…
…Как девы в горький час измены,
Цветы хранили грустный вид
И, словно слезы, капли пены
Текли с их матовых ланит!
IV MORITURI
Убежище одно от скорби – Смерть!
Д.Леопарди
В ночи изначальной, безлунной, беззвездной,
Меж рытвин, зловонных болот, пустырей,
Идущие в бездну, рожденные бездной
Потомки полипов, медуз и червей!
Вам ветры приносят дыханье отравы,
Снега — предвещают грядущую Смерть,
И дни ваши тусклы, как осенью травы,
И радости ломки, как сгнившая жердь.
И в сердце свое я вонзаю проклятья
За то, что я в цепи позорной звено,
За то, что ношу человека печать я,
За то, что и мне быть рабом суждено.
Последний пятак на прилавок!
Гуляй, не кручинься, душа!
Не мало проиграно ставок,
А жизнь во хмелю хороша!
Укачивай черные думы,
Баюкай тоску, алкоголь,
Под уличный грохот и шумы
Топи, заливай мою боль!
Твои безотрадные ласки
Знакомы… Знакомы давно!
Очнусь я назавтра в участке
И будет – как нынче, – темно.
Твое горевое веселье
Разбитую душу прожжет,
А завтра больное похмелье
Похабную песню споет!
Заползу я, как собака,
В угол грязный и глухой
И под занавесью мрака
Порешу я там с собой.
Снарядившись в путь-дорогу,
Я налью стакан вином,
Чтобы к смертному порогу
Подойти весельчаком.
Покурю, и на пол сплюну,
И – сдержав веселый крик, –
В петлю голову я всуну,
Синий высуну язык.
И коптилка жестяная
На загаженном столе
Замигает, дорогая,
И останусь я во мгле.
Руки ласковые Смерти
Труп повисший охладят,
И запляшут лихо черти,
Увлекая дух мой в ад!
«Шесть тонких гильз с бездымным порохом»
Вложив в блестящий барабан,
Отдернул штору с тихим шорохом,
Взглянул на улицу в туман.
Так ветер дьявольскими пальцами
Качал упорно фонари,
Спешил за поздними скитальцами
И пел одно: «Умри! умри!»
Все промелькнувшее, бесплодное
С внезапной дрожью вспомнил я,
И вот к виску дуло холодное
Прижалось нежно, как змея.
На золотом далеком куполе
Играл, дробясь, неясный луч, –
И пальцы – с трепетом – нащупали
К последней двери верный ключ.
Чего ж я медлю, замирающий?
И что мне скажут фонари?
Иль ветер, горестно рыдающий,
Не мне твердит: «Умри! умри!»
Я подойду к холодной проруби,
Никто не крикнет: «Берегись!».
Лишь рассекут крылами голуби
Туманом скованную высь.
И кану я на дно колючее,
И повлекусь теченьем вод,
И буду скрыт, пока певучая
Весна не взрежет твердый лед…
Настала ночь. Дрожу, озябла я…
Укрыться нечем, нет угла…
Покупщика на тело дряблое
Искала долго: — не нашла!
Лицо румянами испорчено,
От стужи голос мой осип:
И вот одна сижу, вся скорчена,
Под сеткой оголенных лип.
А — может — дело и поправится
И принесет пьянчужку черт…
Он — спьяну — скажет мне: «Красавица!
Малина-девка! Первый сорт!»
И буду водку пить горячую,
И будет молодости жаль…
Ах! льется дождь и зябко прячу я
Костяшки рук в худую шаль.
В ночном кафе играют скрипки,
Поет, как девушка, рояль
И ярко светятся улыбки
У жриц веселья — сквозь печаль.
Она проходит в черном платье
Меж тесно сдвинутых столов,
Она идет, как на распятье,
На пьяный крик, на грубый зов.
В ее глазах продолговатых
Таится жуткая тоска,
Она мечтает о закатах,
Живя у стойки кабака.
Она, как ласточка из плена,
Глядит на волю из окна,
Ей нужен свежий запах сена
И дальней рощи тишина.
И, отвечая на улыбки,
Она рыдающей душой
Летит за вольной песней скрипки
В простор прекрасный и родной.
Мерещится мне мальчик, пугливый и больной,
Отравленный печалью, заласканный мечтой.
Ему восторги чужды, ему неведом смех,
Ему знакомы тайны отверженных утех.
И вот – темнеют глазки, бледнеет краска щек
И губы что-то шепчут: мольбу или упрек?
И вот увяло тельце, душа в тоске, болит…
О, милый, бедный мальчик! О, страшная Лилит!
Слова Любви – мертвы, как рыбы,
Которых выбросило море
В часы прибоя на песок.
Их давят косных камней глыбы,
Слепят их чуждым блеском зори,
Цвет чешуи на них поблёк.
Их песня лживого прилива
Взманила вверх сияньем звездным, –
И вот они без сил лежат
И умирают молчаливо,
Тоскуя по родимым безднам,
Где звезды вечные горят.
Мой труп в могиле разлагается,
И в полновластной тишине,
Я чую — тленье пробирается,
Как жаба скользкая, по мне.
Лицо прорезали мне полосы,
Язык мой пухнущий гниет,
От кожи прочь отстали волосы
И стал проваливаться рот.
И слышу: мысли неизжитые
Рыдают в черепе моем,
Как дети, в комнатах забытые,
Когда объят пожаром дом.
Я слышу их призыв отчаянный,
Их крик безумный: «Отвори!»
Но крепок череп, смертью спаянный,
Они останутся внутри.
Зажжет их пламя разложения,
Зальет их сукровицы яд
И — после долгого борения —
Их черви трупные съедят!
Неправо мудрого реченье,
Что предоставлены судьбой
На выбор людям: иль волненье,
«Иль безнадежность и покой».
Я весь иссечен, весь изранен,
Устал от слов, от чувств и дум,
Но — словно с цепью каторжанин,
Неразлучим с надеждой ум.
Ужасен жребий человека:
Он обречен всегда мечтать.
И даже тлеющий калека
Не властен счастья не желать.
Струится кровь по хилой коже,
Все в язвах скорбное чело,
А он лепечет: «Верю, Боже!
Что скоро прочь умчится зло,
Что скоро в небе загорится
Мне предреченная звезда!» —
А сам трепещет, сам боится,
Что Бог ответит: «Никогда!»
Увы! всегда над нашим мозгом
Царит мучительный закон,
И — как преступник жалкий к розгам
К надежде он приговорен!
Изъят из жизни животворной,
Судьбою отданный стихам,
С борьбой бесплодной, но упорной
Я подчиняюся мечтам.
Но дни бывают: я слабею,
Тону, как в омуте, в вине
И верю ласковому змею,
Что ждет меня на зыбком дне.
И, опьянев, я понимаю
Всю прелесть грубости людской,
И с горькой завистью вздыхаю,
Когда проедет ломовой.
Когда проходят штукатуры —
За их лохмотья и загар,
За их тяжелые фигуры
Отдам я радостно свой дар.
За жизнь их, скотски-трудовую,
За их святую простоту —
Отдам мечту я огневую
И строк напевных красоту.
О, если б толстые мозоли
На хрупких пальцах натереть
И — кончив труд, — без мук, без боли
Простую песенку запеть!
И сесть в заплеванной харчевне,
И чаю взять на медяки…
Но хмель прошел — и злой царевне
Плету из мертвых роз венки…
Мы все morituri,
Мы все — обреченные,
Проклятием фурий
На муку рожденные.
Над всеми простерли
Свой полог страдания.
У каждого в горле
Таятся рыдания.
У каждого в сердце
Томления кроются,
Но в счастие дверцы
Вовек не откроются.
Судьба ли нас, Бог ли
Карает, не милуя?
Но все мы иссохли,
Но все мы бескрылые!
Скорее погасим
Любовь и желания
И души украсим
Венком умирания!..
Разлука