Иван Бунин - Стихотворения

Все темней и кудрявей березовый лес зеленеет;
Колокольчики ландышей в чаще зеленой цветут;
На рассвете в долинах теплом и черемухой веет,
Соловьи до рассвета поют.

Скоро Троицын день, скоро песни, венки и покосы…
Все цветет и поет, молодые надежды тая…
О весенние зори и теплые майские росы!
О далекая юность моя!

Осень листья темной краской метит:
не уйти им от своей судьбы!
Но светло и нежно небо светит
сквозь нагие черные дубы,

что-то неземное обещает,
к тишине уводит от забот —
и опять, опять душа прощает
промелькнувший, обманувший год!

Ненастный день. Дорога прихотливо
уходит вдаль. Кругом все степь да степь.
Шумит трава дремотно и лениво,
немых могил сторожевая цепь
среди хлебов загадочно синеет,
кричат орлы, пустынный ветер веет
в задумчивых, тоскующих полях,
да тень от туч кочующих темнеет.

А путь бежит Не тот ли это шлях,
где Игоря обозы проходили
на синий Дон? Не в этих ли местах,
в глухую ночь, в яругах волки выли,
а днем орлы на медленных крылах
его в степи безбрежной провожали
и клектом псов на кости созывали,
грозя ему великою бедой?
— Гей, отзовись, степной орел седой!
Ответь мне, ветер буйный и тоскливый!

Безмолвна степь. Один ковыль сонливый
шуршит, склоняясь ровной чередой.

Всё — словно в полусне. Над серою водою
Сползает с гор туман, холодный и густой,
Под ним гудит прибой, зловеще расстилаясь,
А темных голых скал прибрежная стена,
В дымящийся туман погружена,
Лениво курится, во мгле небес теряясь.

Суров и дик ее могучий вид!
Под шум и гул морской она в дыму стоит,
Как неугасший жертвенник титанов,
И Ночь, спускаясь с гор, вступает точно в храм,
Где мрачный хор поет в седых клубах туманов
Торжественный хорал неведомым богам.

Ночь печальна, как мечты мои.
Далеко в глухой степи широкой
Огонек мерцает одинокий…
В сердце много грусти и любви.

Но кому и как расскажешь ты,
Что зовет тебя, чем сердце полно!
— Путь далек, глухая степь безмолвна,
Ночь печальна, как мои мечты.

Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и вечного. Вдали
Я вижу ночь: пески среди молчанья
И звездный свет над сумраком земли.

Как письмена, мерцают в тверди синей
Плеяды, Вега, Марс и Орион.
Люблю я их теченье над пустыней
И тайный смысл их царственных имен!

Как ныне я, мирьяды глаз следили
Их древний путь. И в глубине веков
Все, для кого они во тьме светили,
Исчезли в ней, как след среди песков:

Их было много, нежных и любивших,
И девушек, и юношей, и жен,
Ночей и звезд, прозрачно-серебривших
Евфрат и Нил, Мемфис и Вавилон!

Вот снова ночь. Над бледной сталью Понта
Юпитер озаряет небеса,
И в зеркале воды, до горизонта,
Столпом стеклянным светит полоса.

Прибрежья, где бродили тавро-скифы,
Уже не те, — лишь море в летний штиль
Все также сыплет ласково на рифы
Лазурно-фосфорическую пыль.

Но есть одно, что вечной красотою
Связует нас с отжившими. Была
Такая ж ночь — и к тихому прибою
Со мной на берег девушка пришла.

И не забыть мне этой ночи звездной,
Когда весь мир любил я для одной!
Пусть я живу мечтою бесполезной,
Туманной и обманчивой мечтой, —

Ищу я в этом мире сочетанья
Прекрасного и тайного, как сон.
Люблю ее за счастие слиянья
В одной любви с любовью всех времен!

Гроза прошла над лесом стороною.
Был теплый дождь, в траве стоит вода…
Иду один тропинкою лесною,
И в синеве вечерней надо мною
Слезою светлой искриться звезда.

Иду — и вспоминается мерцанье
Мне звезд иных… глубокий мрак ресниц,
И ночь, и тучи жаркое дыханье,
И молодой грозы благоуханье,
И трепет замирающих зарниц…

Все пронеслось, как бурный вихрь весною,
И все в душе я сохраню, любя…
Слезою светлой блещет надо мною
Звезда весны за чащей кружевною…
Как я любил тебя!

Спокойный взор, подобный взору лани,
И все, что в нем так нежно я любил,
Я до сих пор в печали не забыл,
Но образ твой теперь уже в тумане.

А будут дни — угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.

Ночного неба свод далекий
Весь в крупных звездах. Все молчит.
Лишь моря слышен шум глубокий
Да сердце трепетно стучит.
Стою, в тревоге ожиданья,
Исполнен радостных надежд…
И вот — шаги среди молчанья,
Шаги и легкий шум одежд!
И верю, и не верю счастью,
Гляжу с надеждою во тьму…
Ужель опять с блаженной страстью
Твои колени обниму?
Как ты, покорно и не споря,
Отдашься мне! Еще хранят
Твои одежды свежесть моря,
И в темноте сияет взгляд.
Нет, никогда уже не буду
С другой я счастлив! Эти дни
За мною следуют повсюду
И в сердце не умрут они.
Ты первого меня любила…
Никто, наперекор судьбе,
Не возвратит того, что было,
Не заменит меня тебе!
Люблю, исполнен тайной муки,
Люблю тебя, как светлый сон,
И каждый горький миг разлуки
Собою озаряет он.
И пусть в нем было все случайно, —
Благословляю день и час,
Когда навеки сладкой тайной
Судьба соединила нас!

Что впереди? Счастливый долгий путь.
Куда-то вдаль спокойно устремляет
Она глаза, а молодая грудь
Легко и мерно и дышит и чуть-чуть
Воротничок от шеи отделяет —
И чувствую я слабый аромат
Ее волос, дыхания — и чую
Былых восторгов сладостный возврат…
Что там вдали? Но я гляжу, тоскуя,
Уж не вперед, нет, я гляжу назад.

Это было глухое, тяжелое время.
Дни в разлуке текли, я как мертвый блуждал;
Я коня на закате седлал
И в безлюдном дворе ставил ногу на стремя.

На горе меня темное поле встречало.
В темноту, на восток, направлял я коня —
И пустынная ночь окружала меня
И, склонивши колосья, молчала.

И, молчанью внимая, я тихо склонялся
Головой на луку. Я без мысли глядел
Но дорожную пыль, и душой холодел,
И в холодной тоске забывался.

И я узрел: отверста дверь на небе,
И прежний глас, который слышал я,
И звук трубы, гремевшей надо мною,
Мне повелел: войди и зри, что будет.

И дух меня мгновенно осенил.
И се — на небесах перед очами
Стоял престол, на нем же был Сидящий.

И сей Сидящий, славою сияя,
Был точно камень яспис и сардис,
И радуга, подобная смарагду,
Его престол широко обняла.

И вкруг престола двадесять четыре
Других престола было, и на каждом
Я видел старца в ризе белоснежной
И в золотом венце на голове.

И от престола исходили гласы,
И молнии, и громы, а пред ним —
Семь огненных светильников горели,
Из коих каждый был Господний Дух.

И пред лицом престола было море,
Стеклянное, подобное кристаллу,
А посреди престола и окрест —
Животные, число же их четыре.

И первое подобно было льву,
Тельцу — второе, третье — человеку,
Четвертое — летящему орлу.

И каждое из четырех животных
Три пары крыл имело, а внутри
Они очей исполнены без счета
И никогда не ведают покоя,
Взывая к Славе: Свят, Свят, Свят, Господь,
Бог Вседержитель, Коий пребывает
И был во веки века и грядет!

Когда же так взывают, воздавая
Честь и хвалу Живущему вовеки,
Сидящему во славе на престоле,
Тогда все двадесять четыре старца
Ниц у престола падают в смиренье
И, поклоняясь Сущему вовеки,
Кладут венцы к престолу и рекут:

«Воистину достоин восприяти
Ты, Господи, хвалу, и честь, и силу
Затем, что все Тобой сотворено
И существует волею Твоею!»