Яшка казанова - стихи

тебе изменяя в сегодняшнем сне,
не в меру осеннем для мая,
мне трудно вытаптывать слабенький снег,
забившийся между домами.
от либидо, густо замешанного на боли и страхе
от желания познать твое прошлое собственной плотью
от дрожи в коленях (как отзвук ее набоек, звенящих старательно
когда она идет по подъезду дома напротив)

твой голос незыблемо манит меня.
как крыса на дудкины просьбы,
бреду. очень больно тебе изменять
от голода или мороза (?)

не дай мне исчезнуть. сцепи нам края
большой хирургической скобой.
я очень чужая и очень твоя.
прости, этот случай особый –
нам нужно суметь доползти по росе
пусть рваной, порывисто-сиплой.
насилие духа больнее из всех
мной нежно любимых насилий.
2001/05/18

я срываюсь темной птицей
тихой, дикой, нелюдимой.
нелюбимой, но напиться
мне тебя необходимо.

пусть воруя по-вороньи,
по-сорочьи, по-собачьи...
тонким клювом небо рою –
будто ангелы рыбачат

и находят грозном, грязном,
грозовом до спазма небе:
синий пруд, покрытый ряской,
в нем усопший академик,

как офелия. а мне бы
до тебя дорваться клювом,
тем, что тщетно роет небо.
как упорно птицы любят...
2001/07/11

на маковке мальчика – чертово яблочко
дрожит. и колышется челочка редкая.
текучие жилки – по девственным ямочкам.

не плачьте, гражданка каренина.
каждому – своя смерть,
вам напомнить о железнодорожниках?
они пашут в четыре смены,
а тут вы с печальною рожею...
короче, оставьте лирику:
делириуму – делириумово.
на канатчиковой даче
без умолку ржут и плачут.

значит – мальчик чувствует порох?
отец бъет без промаха
(заслуга верного промо,
а если струсил пацан – вон из дома!)
прерывиста речь его.
ах, как бы сберечь его,
вильгельмовотеллева.
по телу – метель. его
худые ключичные косточки
чижиками подпрыгивают.
глаза боязливей козочкиных,
но как все вокруг бодры. его
ноги впились в чернозем,
а нам, страхам, это до фени.
мы по кромке стрелы ползем
за сладким юным трофеем.

струйка янтаря – под ноги,
вот такие мы, страхи, подлые.
умирай, пока молод, юноша!
ну, чего ты волнуешься?
папа яблоко разорвет,
сын останется жить до старости,
станет главным из воевод,
обженится на красавице.

а мог бы нарциссиком сгинуть
и не жить, отца ненавидя
за страх, пережитый под дубом
в каком-то описанном детстве.
2001/05/18

ладони мудростью закоптила
и преднамеренно рот свела.
я никогда не любила тыла
тугого ноющего сверла.

а ты волнующе совершенна
мне стать бы сталью и жить, как сталь,
но я – морщинки на теплой шее
до ста считаю, до ста... до ста...

и каждой – что-то. почти молитву.
но ты спокойна, ты спишь со мной.
я никогда не любила лифты
где сразу первый. без кнопки «ноль».
2001/07/16

горло сужалось еще до возгласа:
разница местоимений значима.
«ты» вместо «я» – откровенья возраста.
поцелуи интимны (сравнимы с заначками
мелких купюр) – дотянуть до вечера,
до выдоха в подключичное таинство.
горло сужалось, текло доверчиво
неразборчивым словом «отдайотдайсямне».
четки разлук с ахматовским пафосом:
перебираю минуты по косточкам
вишни, черешни – красными пальцами,
желтыми пальцами абрикосовыми.
пальцами светофорных цветов...
2001/07/30

все, я иссякла, я скорчилась червем
ежевечерне страх обновляя,
но засыпая ежевечерне –
в нежности. горло, сведенное лаем,
плачет по-волчьи, по-детски, по-бабски.
все, я иссякла. старым маршрутом
пальцы текут к сигареткам болгарским
на подоконнике. тонкие руки
девочки давней не трогают вовсе,
тлеет табак в обессилевших легких.
как новобранец, я падаю: осень
заплесневевшая, в сером налете.
силюсь не то, чтобы выжить, скорее –
не умереть. в переулках приютских
заболеваю, сгораю, старею...
все, я иссякла. мне трудно даются
даже слова.
2001/08/01

ты тоже это видел, мальчик мой:
над городом, истерзанным чумой,
нагая смерть беременного солнца
и зверь рогатый, выкраденный мной,
покуда здесь так сладостно-темно,
на водопой стремительно несется.

точнее – это я его несу,
сломав хребет и горло – но... не суть... –
там есть вода, а он почти что высох.
и каждый куст нас ссадиной клеймит.
куст, как и всё, был порожден людьми,
и в этом я подозреваю вызов.

мне нужно драться. я придумал так,
что только в драке можно намотать
на пальцы жилы жил и жить спокойно
и спать и спать, легко ее обняв,
и не бояться, что при свете дня
мои глаза смешно, как у иконы,
засветятся...
2001/08/16

судорожно ей рот ломала:
все было мало, мало мне, мало.
судорожно ей рот дробила:
все было не мило, милая, не сладко мне, не мило.
чужим языком захлебнуться, но не напиться.
самоубийца.

рвалась по деснам, стараясь тебя нащупать:
«ищу по резцам, по коренным ищу, по
тем самым дальним, что когда-то ты так любила...»
промазала. мимо.
тебя там нет. сплетаю слюну в паутину:
«тихо, девочка, я прошу тебя – тихо»

мой страх пульсирует в венах, вальсирует в венах,
«тихо, девочка, потерпи, я бываю грубой»
между коленок рвется ее колено.
это все очень напоминает игру, но
мой страх управляет моментом. ни капли секса
даже если раздеть ее и раздеться
самой.

в подъезде гулком, целуясь с твоим прошлым,
я, как герой-идиот, ощущаю победу.
я лучше, я жарче, я самая, я хорошая...

мне хочется выть.
2001/08/20

даже если ругаюсь матом,
мой язык желанней нектара.
полагаю – сошла с ума ты,
раз считаешь, что мы – не пара.

у меня костенеют скулы
от желания злых пощечин:
ты томишься, а я рискую,
может смертью, может – еще чем.

чем-то, выношенным под левой
не молочной, но тоже горькой.
я другими переболела,
я блаженно пьяна тобою.

оставайся со мной надолго
и люби меня, будто бога.
рот надкушен, почти надорван –
я блаженно пьяна тобою.
2001/08/20

колыбель меня, не бей
я – отродье полнолунья.
я к неистовой тебе
приползла за поцелуем.
в лоб, как мертвых и детей
нежь меня, моя прохлада.
колыбель меня и тех,
кто со мной дышал на ладан,
кто в ладонь мою дышал,
согревая в одночасье,
колыбель, моя душа,
это счастье... это счастье...
2001/08/21

желоб горла смялся и сузился
суицид в ожерелье праздничном.
кто-то молодо топчет улицы:
безобразничает!

мне бы жить и дышать, как маленькой –
я юна – не достать до старости.
мальчик бьет на коленке комариков
сразу стайками.

солнце бодрое, солнце бойкое,
на сандаликах крылья свежие –
отчего же сегодня так больно мне:
хочешь? – вешайся.
хочешь? – вены исследуй лезвием.
смерть – единственный дворик, где ты – моя...
золотая проклятая лесбия
жжет интимное.
2001/08/21