Уильям Блейк - Стихотворения

— Мне только два дня.
Нет у меня
Пока еще имени.
— Как же тебя назову?
— Радуюсь я, что живу.
Радостью — так и зови меня!

Радость моя —
Двух только дней, —
Радость дана мне судьбою.

Глядя на радость мою,
Я пою:
Радость да будет с тобою!

«Два дня назад
Я на свет родилась».
— Как тебя назову я?
«Если, друг, ты мне рад,
Радостью я бы звалась,
Ради тебя существуя».

Пусть ей два дня,
Мне Радость — родня;
Так ее и зову я.
С нею и впредь
Буду я петь,
Радостно торжествуя.

— Мне имя дай —
Ведь мне всего два дня!
— Как же назвать, я гадаю?
— В жизнь я пришла,
Радость нашла!
Счастья тебе пожелаю!

Дитя мое,
Тебе всего два дня —
Радостью я нарекаю!
Стоя над зыбкой
С нежной улыбкой,
Счастья тебе пожелаю!

Once a dream did weave a shade
O'er my Angel-guarded bed,
That an emmet lost its way
Where on grass methought I lay.

Troubled, 'wilder'd, and forlorn,
Dark, benighted, travel-worn,
Over many a tangled spray,
All heart-broke I heard her say:

'O, my children! do they cry?
Do they hear their father sigh?
Now they look abroad to see:
Now return and weep for me.'

Pitying, I dropp'd a tear;
But I saw a glow-worm near,
Who replied: 'What wailing wight
Calls the watchman of the night?

'I am set to light the ground,
While the beetle goes his round:
Follow now the beetle's hum; 
Little wanderer, hie thee home.'

В изголовье Ангел встал,
А во сне я увидал,
Что лежу на травке я
И гляжу на муравья.

А несчастный муравей,
Как в лесу, бредет в траве,
Жалок, мал и одинок.
Вот что, плача, он изрек:

«Дети! ищете ль отца,
Окликая без конца?
Ах! оставьте поиск свой.
Сироты, пора домой!..»

Я заплакал: вот бедняк.
Вдруг, смотрю, спешит светляк,
Молвя: «Хватит! это мы!
Кто тревожит Стража тьмы?

Я Светляк, со мною Жук,
Я есмь свет, а он есть звук,
Поспеши на звук и свет —
Охраним тебя от бед.

Спал я, окруженный тьмою —
Ангел вился надо мною...
Я лежу в траве, а в ней
Заблудился Муравей.

Мраком он окутан темным —
Страшно быть в ночи бездомным!
Он идти уже не мог
И в корнях корявых лег.

«Видно, не дойду до дому!
Дети по лесу глухому
Тщетно кликают меня —
Но во мраке ни огня...»

И залился я слезами...
Вижу — Светлячок над нами
Засветился и сказал:
«Кто ночного стража звал?!

Я — Огонь в Ночи Горящий,
И со мною Жук Жужжащий —
Полетим над головой.
Поспеши-ка ты домой!»

Can I see another's woe,
And not be in sorrow too?
Can I see another's grief,
And not seek for kind relief?

Can I see a falling tear,
And not feel my sorrow's share?
Can a father see his child
Weep, nor be with sorrow fill'd?

Can a mother sit and hear
An infant groan, an infant fear?
No, no! never can it be!
Never, never can it be!

And can He who smiles on all
Hear the wren with sorrows small,
Hear the small bird's grief and care,
Hear the woes that infants bear,

And not sit beside the nest,
Pouring pity in their breast;
And not sit the cradle near,
Weeping tear on infant's tear;

And not sit both night and day,
Wiping all our tears away?
O, no! never can it be!
Never, never can it be!

He doth give His joy to all;
He becomes an infant small;
He becomes a man of woe;
He doth feel the sorrow too.

Think not thou canst sigh a sigh,
And thy Maker is not by;
Think not thou canst weep a tear,
And thy Maker is not near.

O! He gives to us His joy
That our grief He may destroy;
Till our grief is fled and gone
He doth sit by us and moan.

Разве ближних вам не жаль,
Если их гнетет печаль?
Зная ближнего мученья,
Кто не ищет облегченья?

Можно ль, видя слез ручьи,
Не прибавить к ним свои?
И кого из вас не тронет,
Если сын ваш тяжко стонет?

И какая может мать
Вместе с крошкой не страдать?
Нет, нет, никогда,
Ни за что и никогда!

Как же Тот, Кто всем Отец,
Видит скорбь твою, птенец?
Как всевидящий и чуткий
Может слышать стон малютки

И не быть вблизи гнезда,
Где тревога и нужда,
И не быть у той кроватки,
Где ребенок в лихорадке?

Не сидеть с ним день и ночь.
Не давая изнемочь?
Нет, нет, никогда,
Ни за что и никогда!

Он дает отраду нам,
Он младенцем был и Сам,
Сам изведал Он печаль,
И Ему страдальцев жаль.

Разве слабый детский стон
С высоты не слышит Он?
Разве каждый вздох людской
Не встречает Он с тоской?

Он стремится нам помочь,
Наши скорби гонит прочь.
А пока их не прогонит,
Он и Сам от скорби стонет.

Если горе у других —
Как не мучиться за них?
Если ближнему невмочь —
Как же можно не помочь?

Как на страждущих смотреть
И при этом не скорбеть?
Как отцу при детском плаче
Не пролить слезы горячей?

И какая может мать
Плачу чада не внимать?
 Нет! Такому не бывать! 
Никогда не бывать!

Как Тому, Кто всем Отец,
Видеть, что в беде птенец,
Видеть, как дитя страдает,
Слышать, как оно рыдает,

И не подойти к гнезду,
И не отвести беду,
И не быть все время рядом,
И не плакать вместе с чадом,

В изголовье не стоять,
Горьких слез не отирать?
Нет! Такому не бывать!
Никогда не бывать!

Как дитя, Он тих и мил —
Он пришел и всех простил;
Он изведал горе Сам —
Потому снисходит к нам.

Если ты грустишь порою —
Знай: Творец грустит с тобою.
Если плачешь, удручен —
Знай: с тобою плачет Он.

Радость Он несет с Собою,
Бьется с нашею бедою.
И покуда всех не спас —
Он страдает подле нас.

Если ближний мой гоним,
Неужели я не с ним?
Разве я не помогу
Другу в горе и врагу?

Кто при виде слез чужих
Осушить не хочет их?
И отец не пособит
Сыну средь земных обид?

Неужели детский крик
Матери в душу не проник?
Так не может быть вовек.
Бог с тобою, человек!

Или, может быть, Он Сам,
Улыбнувшись небесам,
Не желает знать гнезда,
Где дрожит птенец дрозда?

Или Бог средь ясных звезд
Не желает видеть гнезд,
Может нами пренебречь,
Колыбелей не стеречь,

Детских слез не утирать,
Состраданье утерять?
Так не может быть вовек.
Бог с тобою, человек!

Радость Он дарует всем,
Даже тем, кто глух и нем;
Он рождался сам на свет
Среди радостей и бед.

Лишь послышится твой вздох,
Твердо знай: тебе Сам Бог
Слезы будет утирать,
Чтоб тебя не утерять.

Радость Бог нам даровал,
Чтобы ты торжествовал;
Если ты гоним судьбой,
Бог печалится с тобой.