Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Но час придет. В глухой рассветной рани,
Восстав от сна, спеша во все концы,
В святивших крест на белой Иордани
Огонь живых направят мертвецы.

А сколько шахтеров под этой заметью
Ушло невозвратно с земли живых,
Погибло от пули и пало замертво
В сквалыжную славу и прибыль их.

Шарабан мы гнали по льду,
Дружны наши голоса,
Прямо к острову Аскольду
Он летит без колеса.

Салютуй на крутоярах,
Осень, стягами рябин, —
Из романсов этих старых
Не спасется ни один.

Он каторжанин. Просто ли убийца
Из тех, что, грусть по миру волоча,
Сначала могут в женщину влюбиться
И, рассердясь, зарезать сгоряча?

Или солдат, презревший артикулы?
Иль, может быть, тунгус широкоскулый?
Или далеких округов повстанец?
Иль террорист, что бомбу нес в руке,
Раскосоглазый, рыжий оборванец,
В больших очках и старом армяке?

Как вал гремит, вскипая на просторе!
Иль то поет архангела труба,
Иль это вза́боль гневается море,
У берегов вскипая, как шерба.

За Байкалом мамонт смотрит в окна,
Сто веков назад он в льдину вмерз…
Где же ты, заветная Олёкма,
Отзовись за столько тысяч верст!

Там беркут полощет свой клюв синеватый
И ржавые перья в чужой вышине,
А страшные горы, а злые Карпаты
Дымятся, как вражий пожар при луне.

Попы проходили, хоругви развесив,
Но буду ль я думать, что станет с того,
Забросив десяток казенных профессий,
Тогда я подполья учил мастерство.

Золотой самородок, брошенный
На распутье пяти дорог,
Смертной мукой рот перекошенный,
Убегающий в тьму острог.

Пусть наплывом склерозной извести
Смерть крадется ко мне в тиши,
Как полночное небо, вызвезди
Все просторы моей души.

На середине жизненной дороги, в синей смуте
Неодолимо чей-то голос шел,
И вот звезда блестит, как шарик ртути,
И теплый снег покрыл пустынный дол.

Крутые, как рога, крылатые тропинки
Всю жизнь мою расскажут без запинки.

Немало дел и добрых и недобрых,
Как вал реки, заключено в гранит.
Не обо всем расскажет мой биограф,
Не всё людская память сохранит.

Настанет ночь бела и неказиста,
В озерах мгла раскинет невода,
И снова входит в кровь авантюриста
Сентиментальности жестокая вода.

Где молодость вальяжная, блатная?
Ты плотно жалась к моему плечу,
Хоть от тебя открытка доплатная,
Я за нее всей жизнью заплачу.

Мне б увидеть в годы те,
Пыль стирая бархаткой,
Север в жаркой красоте,
Стратопланы в высоте,
Триста верст над Арктикой.

Век, что в ростепель прошел,
Не чужой, не нанятый,
Через горы, через дол,
В том краю, где гиб монгол,
Вымирали мамонты.

И песню споешь ли ты мне,
Что пели с тобой в перелеске,
О том, как в родной стороне
Убит был полковник стрелецкий?

Кому он был дорог и мил
И в горькие годы разлуки?
С кем честно делили весь мир
Его загорелые руки?

А на память о той, что зари светлей,
О любовном велении мудром,
Прозывали посад «Тихий свет морей»
Старики по окрестным тундрам.

Утром, бывало, над нами всё коршуны кружатся,
В злых ковылях разноцветные тени легли,
Девичью песню о карих глазах подхорунжего
С другом веселым мы в раннее утро вели.

Где белый пар клубился по мосту,
Где в завитки дымок свивался синий,
Где над родной приморскою долиной
Трубил журавль усталый в высоту,

Отбившийся от стаи, и, нежданно
Во тьме услышав громкие гудки,
Летел над влажной заводью тумана
К мостам, что, горбясь, стыли вдоль реки,

Где на просторе, всем ветрам открытом,
Чугунный всадник на столбах ворот
Уздал коня, и конь стучал копытом
По мостовым, в сверкающий пролет.

В глухой тайге, за синими снегами,
Как прежде, даль певуча и светла,
А юность семиверстными шагами
К поре свершений всех нас привела.

В прудах широких за Невой,
На сводах каменных строений,
В садах, где пляшет лист осенний,
Сентябрьский отблеск золотой.

По небу синего сиянья
Прошла густая полоса.
И вновь томят воспоминанья,
Былые слышу голоса.

Рыбачий парус славой бредит,
Грозовым подвигом дыша,
Торжественной, походной меди
Неповторимая душа!

Кому ее переупрямить?
Туда, где тени на штыках,
Где Смольный высится, как память,
В зеленокрылых облаках,

Иду один я. Рассветает.
Бегут вослед прожектора,
И время странствий оживает,
Походов давняя пора.

Она утешала в недоле кабацкой,
С народом она подружилась навек,
Тянулась она с бечевою бурлацкой
По краю озер и прославленных рек.

Ведь песни его и поныне поются, —
Мы помним певцов благородных своих,
Прославлен солдатами трех Революций
Некрасовский ум и некрасовский стих.

Сначала печальным казался мне голос:
Так треснувший колокол с болью гудит.
Но сразу ненастье в стихе раскололось,
Трубой лебединою песня гремит.

Сказку сказывали на гальоте,
На высокой морской волне,
Где чернели валы в отлете,
И запомнилась сказка мне.

Отражена в озерах дальних,
Где ходят с баржами суда,
Где птицы дремлют на купальнях,
Зеленоватая вода.

Деревья строгие таятся
Во мхах, за вереском ночным,
Костры далекие дымятся,
Полынью тянет горький дым.

Их Лермонтов нам описал впервые,
Мы полюбили скромных тех людей,
Они встают доныне как живые
С родных страниц старинных повестей.

Не так ли нам пора в труде отрадном
Искать не только резкие черты,
Но видеть в чувстве, будто заурядном,
Великий образ грозной красоты…