Юрий Оболенцев - Океан. Выпуск двенадцатый
В давние времена сделать это было совсем легко. Особенно тогда, когда Мартин Бехайм, путешественник и ученый из Нюрнберга, изобрел «земное яблоко» — прообраз глобуса в виде деревянного шара, оклеенного пергаментом. Последовавшие за этим отважные плавания и географические открытия подтвердили великую идею о том, что земля круглая. И картами «зачитывались» так, как теперь мы зачитываемся фантастическими романами.
Об этом однажды написал Оскар Уайльд, призывавший воскресить искусство художественной лжи и в связи с этим вспомнивший о прелестных древних картах, на которых вокруг высоких галер плавали всевозможные морские чудища. Разрисованные пылким воображением их творцов, древних космографов, карты выглядели чрезвычайно красочно: на них пестрели аллегорические рисунки стран света и главных ветров, изображения причудливых деревьев и неведомых животных. На этих же старинных картах были очерчены границы мифических стран Пигмеев и Гогов и Магогов, Счастливых островов, островов Птиц, Бразил и Антилия, отмечены места, где обитают сказочные единороги и василиски, сирены и чудесные рыбы, крылатые псы и хищные грифоны. Здесь же были указаны области, будто бы населенные людьми с глазом посредине груди, однорукие и одноногие, собакоголовые и вовсе без головы.
Создатели этих карт руководствовались не столько наблюдениями путешественников, таких, как Плано Карпини, Рубрука, Марко Поло, и других создателей ранних глав великого познания земли, сколько черпали сведения у античных авторов Птолемея и Плиния, следуя за их «географическими руководствами» в описании мира.
Но вот средневековые вымышленные чудеса мало-помалу сменились на картах загадочными белыми пятнами. И тогда разглядывание карт, как писал Джозеф Конрад, пробудило страстный интерес к истине географических фактов и стремление к точным знаниям. География и ее родная сестра картография превратились в точную и честную науку.
ПИРАТСКАЯ КАРТА
Соблазн дать волю воображению при взгляде на карту нарисованного им острова испытал и Стивенсон. Бросив задумчивый взгляд на его очертания, напоминавшие по контурам вставшего на дыбы дракона, он вдруг увидел, как средь придуманных им лесов зашевелились герои его будущей книги. У них были загорелые лица, их вооружение сверкало на солнце, они появлялись внезапно, сражались и искали сокровища на нескольких квадратных дюймах плотной бумаги.
Не успел он опомниться, как перед ним очутился чистый лист, и он составил перечень глав. Таким образом, карта породила фабулу будущего повествования, она уходит в нее корнями и выросла на ее почве. Впрочем, поначалу Стивенсон и не помышлял о создании книги, рассчитанной, как говорят сейчас, на массового читателя. Рукопись предназначалась исключительно для пасынка и рождалась как бы в процессе литературной игры.
Однако уже на следующий день, когда автор после второго завтрака в кругу семьи прочитал начальную главу, в игру включился третий участник — старый Стивенсон. Романтик в душе, он тотчас загорелся идеей отправиться к берегам далекого острова. С этого момента, свидетельствовал Стивенсон, отец, учуяв в его замысле нечто родственное его духу, стал рьяным помощником автора. И когда, например, потребовалось определить, что находилось в матросском сундуке Билли Бонса, отец едва ли не целый день просидел, составляя опись его содержимого. В сундуке оказались: квадрант, жестяная кружка, несколько плиток табаку, две пары пистолетов, старинные часы, два компаса и старый лодочный чехол. Весь этот перечень предметов Стивенсон целиком включил в рукопись.
Но, конечно, как никого другого, игра увлекла Ллойда. Он был вне себя от затеи своего отчима, решившего сочинить историю о плавании на шхуне в поисках сокровища, зарытого главарем пиратов. Затаив дыхание, мальчик вслушивался в рассказ о путешествии к острову, карта которого лежала перед ним на столике. Однако теперь эта карта, несколько дней назад рожденная фантазией отчима, выглядела немного по-иному. На ней были указаны широты и долготы, обозначены промеры дна, еще четче прорисованы контуры холмов, заливов и бухт. Как и положено старинной карте, ее украшали изображения китов, пускающих фонтанчики, и корабликов с раздутыми парусами. Появилась и «подлинная» подпись зловещего капитана Флинта, мастерски выполненная сэром Томасом. Словом, на карте возникли новые, скрупулезно выведенные топографические и прочие детали, придавшие ей еще бо́льшую достоверность. Теперь можно было сказать, что это та самая что ни на есть настоящая пиратская карта, которая встречалась в описаниях плаваний знаменитых королевских корсаров Рели, Дампьера, Роджерса и других.
Ллойду казалось, что ему вместе с остальными героями повествования предстоит принять участие в невероятных приключениях на море и на суше, а пока что он с замиранием сердца слушал байки старого морского волка Билли Бонса о штормах и виселицах, о разбойничьих гнездах и пиратских подвигах в Карибском, или, как он называет его, Испанском, море, о беспощадном и жестоком Флинте, о странах, где жарко, как в кипящей смоле, и где люди мрут будто мухи от Желтого Джека — тропической лихорадки, а от землетрясений на суше стоит такая качка, словно на море.
Первые две главы имели огромный успех у мальчика. Об этом автор сообщал в тогда же написанном письме своему другу У. Э. Хенли. В нем он также писал:
«Сейчас я занят одной работой, в основном благодаря Ллойду… пишу «Судовой повар, или Остров Сокровищ. Рассказ для мальчишек». Вы, наверное, удивитесь, узнав, что это произведение о пиратах, что действие начинается в трактире «Адмирал Бенбоу» в Девоне, что оно про карту, сокровища, о бунте и покинутом корабле, о прекрасном старом сквайре Трелони и докторе и еще одном докторе, о поваре с одной ногой, где поют пиратскую песню «Йо-хо-хо, и бутылка рому» — это настоящая пиратская песня, известная только команде покойного капитана Флинта…»
По желанию самого активного участника игры — Ллойда — в книге не должно было быть женщин, кроме матери Джима Хокинса. В следующем письме к Хенли автор, явно довольный своей работой, выражал надежду, что и ему доставит удовольствие придуманная им «забавная история для мальчишек».
ОТКУДА ПРИЛЕТЕЛ ПОПУГАЙ?
Каждое утро, едва проснувшись, Ллойд с нетерпением ожидал часа, когда в гостиной соберутся все обитатели бремерского дома и Стивенсон начнет чтение написанных за ночь новых страниц.
С восторгом были встречены главы, где говорилось о том, как старый морской волк, получив черную метку, «отдал концы», после чего, наконец, в действие вступила нарисованная карта. Ее-то и пытались тщетно заполучить слепой Пью с дружками. К счастью, она оказалась в руках доктора Ливси и сквайра Трелони. Познакомившись с картой таинственного острова, они решили плыть на поиски клада. Ллойд, в душе отождествлявший себя с Джимом, бурно возликовал, когда узнал, что мальчик пойдет на корабле юнгой. Впрочем, иначе и быть не могло — ведь по просьбе участников приключения именно он и должен был рассказать всю историю с самого начала до конца, не скрывая никаких подробностей, кроме географического положения острова.
И вот быстроходная и изящная «Испаньола», покинув Бристоль, на всех парусах идет к Острову Сокровищ. Соленые брызги бьют в лицо, матросы ставят бом-кливер и грот-брамсель, карабкаются, словно муравьи, по фок-мачте, натягивают шкоты. А сквозь ревущий ветер слышатся слова старой пиратской песни: «Йо-хо-хо, и бутылка рому!..»
Так, в атмосфере всеобщей семейной заинтересованности, будто сама собой, рождалась рукопись будущего «Острова Сокровищ». Не было мучительного процесса сочинительства, признавался позже Стивенсон, приходилось лишь спешить записывать слова, чтобы продолжать начатую игру. Вот когда в полной мере проявилась давняя его страсть придумывать и связывать воедино несуществующие события. Задача заключалась в том, чтобы суметь вымысел представить в виде подлинного факта.
Вернемся, однако, к словам Стивенсона о том, что его знаменитая повесть о поисках сокровищ рождалась как бы сама собой и что события, происходящие на ее страницах, также, как и придуманная им карта, — лишь плод писательской фантазии. Следует ли в этом случае полностью доверять словам автора? Действительно ли «Остров Сокровищ», как говорится, чистая выдумка?
В том, что это не совсем так, можно убедиться, обратившись к самому роману. Прежде всего в книге довольно отчетливо просматривается литературный фон, на что, собственно, указывал и сам автор. Стивенсон свидетельствовал, что на него оказали влияние три писателя: Даниель Дефо, Эдгар По и Вашингтон Ирвинг. Не таясь, он открыто заявил, что попугай перелетел в его роман со страниц «Робинзона Крузо», а скелет — «указатель», — несомненно, заимствован из рассказа Э. По «Золотой жук». Однако что значит «автор заимствовал»? Примеров вольного или невольного заимствования в истории литературы можно привести сколько угодно. В самом деле, никому не дано присваивать себе исключительное право, например, на скелеты или объявлять себя единовластным хозяином всех говорящих птиц. К тому же «краденое яблочко всегда слаще», — шутил в связи с этим Стивенсон.
