Вадим Степанцов - Орден куртуазных маньеристов (Сборник)

По плавным переливам балок,
По чахлым, ломким мелколесьям -
Как волчий бег, должно быть, жалок
Перед гремящим поднебесьем!

Ревут чудовищные осы
И жала мечут неустанно,
И волки катятся с откоса,
Рыча, прикусывая раны.

Взрываем снеговую толщу,
Хрипя, захлебываясь снегом.
Любуйтесь же на гибель волчью,
Следите за последним бегом.

Но я меняю вдруг повадку,
Врага почуяв над собою:
Кружусь, чтоб вытоптать площадку
Для заключительного боя.

Не юркну в снег я вроде мыши,
Как пес, не припаду на брюхо,
Пусть пули вспарывают мышцы,
Костяк проламывают глухо.

Во взбитой лопастями вьюге,
Кровавой кашляя мокротой,
Я прыгну - чтоб стрелки в испуге
Шатнулись в чрево вертолета.

Я весь промок в ружейном граде,
Оглох в железной круговерти,
Но эта ненависть во взгляде
Вам будет помниться до смерти.

Когда же подсекутся ноги
На вытоптанном мною месте -
Увижу: с неба волчьи боги
Взирают мутным взглядом мести.

Терпеливо я жду угасания дня,
Чтоб собой населить золоченую тьму,
Но со стаей скорее заметят меня -
Волки в городе держаться по одному.

Поднимаются острые уши твои;
Непривычные звуки они отстригут
От ночной тишины, чьи густые слои
В шерстяную ушную изнанку текут.

Утончаются ноги - чтоб сходными стать
По надежности мышц с лубяным волокном,
Чтоб весь город сумел я во тьме обежать,
Пряной меткой остаться под каждым окном.

И сгущается тьма - чтоб на корку камней
Метрономом когтей я насечку нанес.
Все предметы мильоном мельчайших корней
Прорастают в мой влажный чувствительный нос.

Отворится подъезд - и глотнет полдвора
Убывающий сектор зевоты дверной,
И мелькнет на свету световая игра
Глаз моих - как бы в пленке слепой нефтяной.

Напрягаются чувства и ловят в ночи
Запах стали, охотников грубую речь;
Я ведь знаю, как бьется, круша кирпичи,
Словно бешеный шмель, в подворотне картечь.

Братья-волки, вы древний забыли закон:
Быть незримым, менять постоянно пути,
Ничего не желать, не нуждаться ни в ком,
Чтобы к людям, как пес, на поклон не ползти.

Братья-волки, вы жить не умели одни,
А иначе предать вас никто бы не смог;
Я ведь помню, как жалко вы кончили дни -
В липкой луже кровавой, у вражеских ног;

Как частило под слипшейся шерстью густой
Ваше сердце и силилось жизни хлебнуть;
Волки, мертвые братья, вы слышите вой?
Лишь во тьме я осмелился вас помянуть.

Чуть прянет ветер сверху, из засады
Под волочащимися облаками -
Зигзагами бегут деревья сада,
Закрыв в испуге головы руками.

В сетях листвы сереброкрылый сокол,
Забившись, когтем по стеклу зацепит -
И вот уж пальцы призрачные лепят
Из ливня плоскости дрожащих стекол.

И видится в блуждающих размывах,
Как за рыдающей лесопосадкой
С дороги кто-то мне махнул украдкой -
И затерялся в тучах терпеливых.

Прощай, ушедшая так незаметно!
Пускай настанет ясная денница
И, обновясь, вновь станет жизнь приветна -
С тобой нам больше не соединиться.

Со стороны, извне, как сквозь ограду
Я вижу, как мое уходит время,
Как снова заломились руки сада,
Как ветер вновь ногой уперся в стремя.

Как ясно я предощутил
Приход решительного дня!
Ты рвешься, оболочка сил,
Скрываемых внутри меня.

Природа горняя горит,
Вздувая вены, как вино.
Я разнородное на вид
Вот-вот сумею слить в одно.

Душа моя, бессонно жди,
Не упусти заветный срок,
Когда прорвется из груди
Все обнимающий поток,

Чтоб отчужденность победить
И всех предметов, и твою,
Чтоб в дамбе будней брешь пробить -
Врата к иному бытию.

Ты не найдешь заветной точки,
С которой глянь - и ожил вид.
Мир на бессильные кусочки
Мощь впечатления дробит.

Он обложился тьмой деталей,
Не в силах что-то предпочесть.
Источнику людских печалей
В нем некое подобье есть.

И мы, раз выбор нескончаем,
Меняем поиск на покой,
В разряд любимого включаем
Случившееся под рукой.

Наверное, не так убога
Была бы жизнь, когда бы в ней
Не расплодилось слишком много
Вещей, понятий и людей.

Я не покинул вас совсем,
Я никогда вас не покину.
Незрим, неосязаем, нем -
Я всюду с вами. Мы едины.

Я в вас живу не как кумир,
Господствующий над сознаньем;
Я - то, что озаряет мир
Мгновенно-ясным пониманьем.

Я в вашей вечной суете
Живу не как лицо и имя:
Я - чувства, что по простоте
Вы мните полностью своими.

Мной - человеком пренебречь,
Забыть меня - для вас возможно,
Но ваши мысли, ваша речь -
Все это я. Забвенье ложно.

И мной осознана вполне
Взаимность нашего союза:
Вы обитаете во мне,
И это - тяжкая обуза.

Извечной низости запас,
Пускай не по своей охоте,
С рожденья я обрел от вас,
Не зря я плоть от вашей плоти.

Вы передали мне не зря
В душе позорящие пятна:
Вы только им благодаря
Мне до конца теперь понятны.

И чуждым внемлю я словам,
Как в сказке - птичьему злословью,
Не зря любовь слепую к вам
Я приобрел с наследной кровью.

От колесных громких рыданий
Наклоняюсь к стеклу тесней.
Пролетают обрывы зданий
В ожерельях слезных огней.

И лицо мое ненароком,
Как портрет на гладком столе,
Из кварталов в гирляндах окон
Возникает в черном стекле.

Сколько было взглядов усталых,
Чьей тоски никто не постиг,
Наблюдавших в ночных кварталах
Ускользающий собственный лик?

Сколько было - нездешним светом
Осененных ни для чего,
Так же живших в городе этом
И любивших так же его?

И покажется - так, что тесно
Станет сердцу вмиг моему:
Лики тех, кто ушел безвестно,
Пролетают из тьмы во тьму.

Зимнее утро косое;
Тень, словно всадник летящий,
Пересеклась с полосою
Улицы в охре хрустящей.

На остановке трамвайной
Видно - трамвай убегает,
Бабочкой необычайной
Отблеск по рельсам порхает.

Словно сронили стрекозы
Крылья по снежным уклонам;
Воздух, густой от мороза,
Кажется, пахнет паленым.

Шаг мой, скрежещущий сухо,
Холод, что злобно сжимает,
О непреклонности духа
Яростно напоминают.

Косо летящие тени,
Мир, напряженный до боли,
Не оставляют сомнений
Во всемогуществе воли.

С общим шумом восстанья,
Воскресенья к весне,
Как форштевень, у зданья
Стала грань в вышине.

Под лазурью безбрежной,
Над обилием вод
Ветер, сильный и нежный,
Неустанно поет.

Блещут талые воды
И являют на миг
Вожделенной свободы
Ослепляющий лик.