Владимир Корвин-Пиотровский - Поздний гость. Стихотворения и поэмы

Послушайте, как странно. В темноте,
Там, за деревьями, играет скрипка.

Не может быть. А впрочем — точно. Кто-то
Пиликает на скрипке. Дикий случай.
Но нет, пустое. Здесь не разобраться
В нагроможденье разных звуков. Слух
Ваш утомлен. Я утверждать готов,
Что и меня вам слушать не под силу.

Один лишь звук, но райской чистоты,
Но нежности такой, что нет названья.
Вот он умолк, и эхо не посмело
За ним последовать. Из сфер иных
Он пал на землю, но не умер. Корни
Дубов и елей бережно впитают
Его в себя, и по стволам могучим,
Как по органным трубам, он взнесется
В высокую небесную лазурь.
И будет музыка. Исчезнет вес.
Всё станет легким и летучим. Камни
От быстрых птиц в полете не отстанут.
На утренней заре, вослед туману,
Вдруг уплывут щебечущие рощи,
И полный медленного шума лес
Отдаст свою прохладу синим звездам —

Вы шутите?

Послушайте, — опять.
Когда б не ночь, не этот зябкий ветер,
Что с голых прутьев отряхает брызги,
Я думал бы, что некий светлый дух
Наполнил мир своей певучей дрожью.
А может быть, и правда. В этот час,
Когда за низким облаком незримо
Летят обид крылатые рои,
Когда земля безмолвно предается
Невыразимой горечи и тленью, —
Там где-нибудь, у темного пруда,
Среди опавших листьев по дорожкам
Неузнанный проходит Ариэль,
Мечтатель светлоокий. Он играет
На легкой скрипке; шевелит струну
Из водоросли тонкой и беспечно
Ночную стужу заклинает.

Полно, —
Не стыдно ли так нервы распускать?
Вас этот день злосчастный утомил,
Вы весь во власти грез и лихорадки,
Как женщина. Живые спят давно,
А мертвые пугать живых не смеют.
Верней всего, какой-нибудь бродяга
Шатается вокруг…
(Из-за деревьев показывается Глюк)
Да вот и он,
Ваш Ариэль. Его весь город знает:
Пропившийся столярный подмастерье
Без имени, безродный попрошайка,
Он ходит там и тут, слегка ворует
И развлекается за стойкой. В шутку
Его прозвали Глюком. Вероятно,
За склонность к музыке.
Ну, как, приятель, —
Зачем ты здесь?

Пришел взыскать должок.

Недурно, право. Кто же твой должник?

Да вы хотя бы.

Ты не пьян?

Нисколько, —
Два крейцера за вами, и давненько.

Не помню что-то.

Где же всё припомнить?
А между тем, тому, пожалуй, с месяц
Вы пили пиво в «Золотом Бычке».
И я был по соседству. Выпил кружку,
Другую, третью, может быть, и вышло
Два крейцера. Хозяин по привычке
Пристал ко мне, но я не растерялся
И указал на вас. Итак, за вами
Два крейцера.

Послушай-ка, приятель,
Вот мой совет: проваливай.

Не смею
Мозолить вам глаза.

Пошел, пошел!
(Глюк уходит)
На каждый час всему есть объясненье.
Вы мистик? Фокусы столоверченья
Теперь повсюду в моде. Бургомистр,
Поспоря с кем-то, выписал из Рима
Костлявого певца, в широкой шляпе
С пером высоким, с профилем таким,
Что женщины заранее готовы
Поверить в ад. И все заговорили
По-итальянски.
(Композитор встает)
Вы домой? Пожалуй,
Нам по дороге?

Добрый вечер.

Славно, —
Урок учтивости. И ночь какая!

Как ваше имя?

Подмастерье Глюк.
Я по земле гуляю там и тут,
Считаю птиц, ночую где придется.

Не правда ли, есть странная отрада
В ночных скитаньях.

Знаю. Влажный ветер
Смычком широким водит по верхушкам
Деревьев голых. Выцветший фонарь
Скрипит мечтательно в ключе скрипичном,
А вы да я — мы слушаем прилежно.
И спутник ваш.

Нет, это тень.

Конечно, —
Я и сказал — ваш спутник. С ним я дружен.
Бывало, ночью, в поздний час, при звездах,
Он свесится в окно, падет на площадь,
Замрет и слушает. Слепой прохожий
Его ногой небрежно попирает,
Иль сонная телега переедет,
А он молчит и слушает. Сегодня
Он дирижировал в концерте. Я
Сквозь мутное окошечко на крыше,
Забытое билетным контролером,
Внимательно следил за ним весь вечер.
Рожденный в пламени и взятый мраком,
Он был похож на кормчего и бурю;
То вырастал под купол величаво,
То накренялся вдруг и падал в пропасть.
Всё было в нем гроза и совершенство.
Он дал вступленье, и взлетели скрипки,
Задумчиво взошла виолончель
Звездой прозрачной в сумерках кларнета.
Он поднял руки медленно, — и гром
Обрушился, — и кончики волос
Затрепетали вдруг и ужаснулись.
Он хмурился. Качая львиной гривой,
В шумящий ветер обращал лицо,
Вздымал до звезд бунтующие волны
И, одичалый, в океане звуков
Гнал яростно свой челн. Под ним оркестр
Уж надрывался. Где-то в глубине,
Разбившись вдребезги о черный камень,
В водовороте погибали скрипки.
Всё рушилось. Истерзанный оркестр
Не выдержал ужасного полета,
Рванулся и умолк. И захлебнулся.
Растерянно смотрели музыканты
В немую пасть пустынного партера;
С высокого утеса, шелестя,
Испуганные ноты соскользнули
И пронеслись над заревом барьера,
Как стая птиц, гонимых зимней бурей…
А он, в своей священной глухоте,
Отдавшись тайнам нового звучанья,
Уже вступал в запретные миры,
Где наше солнце робко затерялось,
Как нотный знак в обширной партитуре.

Я слушаю. Как непривычно внятен
Ваш голос. Будто плотная завеса,
Отъединявшая меня от звуков,
Разорвалась, раздвинулась, взвилась,
Как театральный занавес. Но странно
Мне темное значенье ваших слов.
Вы музыкант? Искатель тайной славы?
О, берегитесь. Тяжкая свобода
Дана художнику. Не всем под силу
Тащить ярмо высокого искусства.
Как часто в хоре тайных голосов
Мы слышим истины враждебный голос, —
Ревнивая и строгая хозяйка,
Она не терпит буйных постояльцев,
Ночных глашатаев с душой строптивой.

Что истина и что есть ложь? не раз
И спрашивали мы и отвечали,
И на полях тетрадей отмечали
О близнецах запутанный рассказ.
Но грубый опыт выяснил, что нам
Уже с рожденья ненавистны обе, —
Мы ключ искали к темным письменам,
Но как-то сбились на простые дроби.

Я слушаю. И кажется мне, право,
Что мне знаком ваш голос. Он иль очень,
До крайности, похожий где-то
Позвал меня однажды. В раннем детстве,
Иль ночью, иль в толпе. Во сне, быть может.
Зачем вы здесь? В каком краю далеком
Вы изучали речь косноязычья?