Михаил Ломоносов - Избранные произведения

Какую принесешь ты в старости утеху
Родителям своим, когда услышат весть,
Что вместо в сей войне желанного успеху
Дерзнул, забыв об них, себя на рок привесть!
Они во сретенье давно к тебе взирают,
И простирают мысль чрез горы и валы,
И в нетерпении минуты все считают,
Твоей насытиться желая похвалы.
Возобнови свои премудрые уставы,
Которым преж сего себя ты покорял;
И вспомни прежние свои на сей час нравы,
Которых мерностью ты старых удивлял.

Любви велика власть всю крепость низлагает
И мной господствует. Уж я не тот Селим…

Какую небо казнь с Мамаем насылает!

Совет имеете с соперником моим?

Или я с Крымом здесь подвластен стал Мамаю?
Или он мне иметь советы запретит?

Теперь препятствия любви моей скончаю!

Теперь любовь моя насильствию отмстит!

Весь север покорив, сего не одолею?
Забыв, предерзостный противится Селим,
Кто прадед мой и что я в области имею?

Кто родом хвалится, тот хвастает чужим.
Но где твои полки? и где желаешь? в море
Иль в поле окончать толику боем прю?

Увидишь, дерзостный беглец, увидишь вскоре,
Какому ты дерзнул противу стать царю.
Поди и возвести, где обитают мертвы
Прапрадеды мои, каков их в свете внук.

Любовь Тамирина такой достойна жертвы,
Которой от моих она желает рук.

Великий государь!

Ах!

Ах, Селим любезный!
В какую пагубу несет злой рок тебя!

Смягчи свой царской гнев!

Склонись на токи слезны!
Помилуй, государь, Тамиру и себя!

В какой я крайней стыд тобою погрузился!
До коего достиг при старости я зла!
На то ль тебя родил, на то ли я крушился,
Тамира, чтобы ты преслушна мне была?
За пришлецем бежать из отческого дому,
И кровности его дерзнула предпочесть!
Какая казнь равна такому делу злому,
Какая быть сему довольна может месть?

Когда родилась я в бессчастную минуту,
Чтоб скорбь тебе принесть, то сжалься, государь!
Скончай свой гнев, скончай мою судьбину люту,
Мечем своим в мою повинну грудь ударь!
Мне гроб приятнее Мамаева чертога;
Употреби свою родительскую власть!

Не я тебе, не я, сама себе ты строга;
Сама дерзнула ты в такую мерзость впасть.
Ты в сердце лютую сама змею питаешь,
Котора в кровь твою пускает смертный яд!
Мамая дерзостью бесстыдно озлобляешь,
Которого один тебя достоин взгляд,
Которой к высоте толикия державы
Тебя и весь мой дом склонился возвести,
И в общество принять своей гремящей славы,
И сердце в дар тебе геройско принести.
К последнему склонись отеческому слову,
Старайся склонностью продерзость наградить.
Но если я тебя увижу неготову
С великим сим царем в супружество вступить,
То сделаю пример и покажу вселенной,
Что я хотя отец, однако же и царь.
Блюдись руки моей, упрямством раздраженной,
И будь готова стать с Мамаем пред олтарь.

Любезный брат, потщись прельщенную наставить
На истинну стезю, пока все учрежду.

Тебя, преступница, что может нынь избавить
От казни, что тебе за злобу наведу?

Возьмите скверную и ввергните в темницу.

Помилуй, государь!

Невинной не казни!

Ты щедру обрати, о небо, к нам зеницу!

Отеческу любовь во гневе вспомяни.

Дражайшая моя Тамира, будь спокойна
И строгой перестань противиться судьбе;
Забудь, что лучшего ты счастия достойна,
Будь тем довольна, что она дает тебе.
Когда родитель свой любовен и рассуден,
Тогда взаимно ты с почтением люби;
Когда же он свиреп и к умягченью труден,
То, помня крови долг, сноси и не скорби!
Поверь мне, что Мамай хотя теперь возвышен
И гордости своей не знает где предел,
Но скоро упадет, и звук лишь будет слышен,
С какой он высоты, повержен, вниз летел.
Чудовищу сему хоть небо попускает
Еще до времени род смертных разорять,
Но ныне чрез твою невинность воспылает
И ускорит твою и всех беду скончать.

Печальны, государь, в сей час услышишь вести!

Не дай, о боже, мне отчаяться вконец!

И не нашли на нас превыше силы мести,
Но будь оставленным и в ярости отец!

Во гневе из палат Мамай неутолимом
Лишь только вышел вон и обращал свой зрак,
С озлобленным тотчас увиделся Селимом,
И тут к сражению друг другу дали знак.
Взлетели на коней и, оных поощряя,
Скакали на поля одни из наших стен.
Я ехал им вослед, где роща есть густая,
Среди которой луг широкой заключен.
Тут перьвой их удар…

О, как мой дух стеснился!

Сверкнули острые и дали звук мечи;
Как туча мрачная Мамай ярясь смутился,
От глаз был блеск, как вал морской горит в ночи.
Надежда на лице Селимовом блистала,
И в мужестве была приятна красота;
Везде рука его Мамая утесняла,
Мамай искал себе спасенья от щита.
Едва от скорых он ударов укрывался
И действовать мечем не успевал своим;
Уже и отступал и к бегу порывался;
Но руку сильную занес в размах Селим;
Ударил по щиту, звук грянул меж горами;
Распался разом щит и конска голова.
Мамай повержен был внезапно под ногами,
И ближни потряслись падением древа.
Селим тут мог попрать копытами Мамая;
Однако сшед с коня, к восставшему спешил.

Ах, дерзость!

Ах, беда!

На храбрость уповая, К погибели своей великодушен был.
Как чаял, что врага имел уж он во власти;
Набегли невзначай Мамаевы мурзы.
Он им вскричал: «Теперь спасите от напасти!»
Ударились к нему…

О горькие часы!
О щедры небеса, и мой живот скончайте!

Мне свет из глаз отняв, погнала прочь боязнь!
Я слышал только там: «Рубите и терзайте».
Один из мурз вскричал: «Прими достойиу казнь».