Генри Лонгфелло - Генри Лонгфелло. Песнь о Гайавате. Уолт Уитмен. Стихотворения и поэмы. Эмили Дикинсон. Стихотворения.

Вдруг из затхлой и сонной берлоги, из берлоги рабов,
Она молнией прянула, и сама себе удивлялась,
И топтала золу и лохмотья, и сжимала глотки королей.

О надежда и вера!
О тоска патриотов, доживающих век на чужбине!
О множество скорбных сердец!
Оглянитесь на былую победу и снова идите в бой.

А вы, получавшие плату за то, что чернили Народ, — вы, негодяи, глядите!
За все пытки, убийства, насилия,
За тысячи подлых уловок, которыми лукавая знать выжимала трудовые гроши у бедноты простодушной,
За то, что королевские уста лгали им, надругались над ними,
Народ, захвативший власть, не отомстил никому и дворянских голов не рубил:
Он презирал жестокость королей.

Но из его милосердия выросла лютая гибель, и дрожащие монархи приходят опять,
С ними их обычная свита: сборщик податей, поп, палач,
Тюремщик, вельможа, законник, солдат и шпион.
Но сзади всех, смотри, какой-то призрак крадется,
Неясный, как ночь, весь с головою укутан в бесконечную пунцовую ткань,
Не видно ни глаз, ни лица;
Только палец изогнутый, словно головка змеи,
Из багряных одежд появился и указует куда-то.

А в свежих могилах лежат окровавленные юноши,
И веревка виселицы туго натянута, и носятся пули князей, и победившие гады смеются,
Но все это приносит плоды, и эти плоды благодатны.

Эти трупы юношей,
Эти мученики, повисшие в петле, эти сердца, пронзенные серым свинцом,
Холодны они и недвижны, но они где-то живут, и их невозможно убить.
Они живут, о короли, в других, таких же юных,
Они в уцелевших собратьях живут, готовых снова восстать против вас,
Они были очищены смертью, умудрены, возвеличены ею.

В каждой могиле борца есть семя свободы, из этого семени вырастет новый посев,
Далеко разнесут его ветры, его вскормят дожди и снега.

Кого бы ни убили тираны, его душа никуда не исчезает,
Но невидимо парит над землею, шепчет, предупреждает, советует.

Свобода! пусть другие не верят в тебя, но я верю в тебя до конца!

Что, этот дом заколочен? хозяин куда-то исчез?
Ничего, приготовьтесь для встречи, ждите его неустанно.
Он скоро вернется, вот уже спешат его гонцы.

Держи его с угрюмой злостью, — гляди, что оно посылает назад (кто это там? неужели это ты?),
Снаружи нарядный костюм, внутри мерзость и прах,
Уже нет ни сверкающих глаз, ни звонкого голоса, ни упругой походки,
Теперь у тебя руки раба, и глаза, и голос, и походка раба,
Дыханье пропойцы, лицо объедалы, плоть, пораженная дурною болезнью,
Легкие отгнивают у тебя по кускам, желудок дрянной, истощенный,
Суставы поражены ревматизмом, нутро набито мерзопакостной дрянью,
Кровь циркулирует темной ядовитой струей.
Вместо слов — бормотня, слух и осязание притуплены,
Не осталось ни мозга, ни сердца, исчез магнетизм пола, —
Вот что из зеркала глянет на тебя перед тем, как ты отсюда уйдешь,
Такой итог, и так скоро — после такого начала!

Божественный Друг, безупречный Товарищ,
Уверенно ждущий, невидимый, но существующий, —
Будь моим Богом.

Ты, ты, Человек-Идеал,
Честный, умелый, прекрасный, уверенный, любящий,
Совершенный телом и безграничный духом, —
Будь моим Богом.

О Смерть (ибо Жизнь мне уже служила),
Ты, вводящая нас в чертоги небесные, —
Будь моим Богом.

Нечто, нечто от самых могучих, лучших, кого я знаю, вижу, воображаю
(Чтобы косности узы порвать на тебе, о душа), —
Будь моим Богом.

Все великие помыслы и устремленья народов,
Все деянья и подвиги высшего одушевления, —
Будьте моими Богами.

А также Пространство и Время,
А также форма Земли, божественная и чудесная,
А также иные прекрасные формы, достойные преклонения,
А также сверкающий шар солнца, а также звезды в ночи, —
Будьте моими Богами.

Когда я слушал ученого астронома
И он выводил предо мною целые столбцы мудрых цифр
И показывал небесные карты, диаграммы для измерения звезд,
Я сидел в аудитории и слушал его, и все рукоплескали ему,
Но скоро — я и сам не пойму отчего — мне стало так нудно и скучно,
И как я был счастлив, когда выскользнул прочь и в полном молчании зашагал одинокий
Среди влажной таинственной ночи
И взглядывал порою на звезды.

О я! О жизнь! Изо всех неотвязных вопросов
О бесконечной чреде маловеров, о безумцах, заполнивших города,
О себе самом с неизменным упреком себе (ибо кто безумней меня и кто маловерней?)
О глазах, напрасно мечтающих видеть свет, о низменных целях и вечной борьбе за жизнь,
О ничтожных плодах усилий, о трудолюбивых оборванных людях вокруг меня ежедневно,
О пустых и бесплодных годах столь многих других, с которыми путь мой сплетала судьба, —
Вопрос: «О я!» — так печален и неотвязен. Что хорошего в этом,
О я, о жизнь?

Ответ

То, что ты здесь, — что жизнь существует и личность,
То, что великая игра продолжается и ты можешь внести свой вклад в виде строчки стихов.

Все, что вы делаете и говорите — над Америкой зыбкое марево,
Вы не учились у Природы политике Природы — широте, прямоте, беспристрастью,
Не поняли вы, что только такое и подобает Штатам,
А все, что меньше, рано иль поздно, развеется, как туман.

Я сижу и смотрю на горести мира — я вижу позор, произвол и гнет,
Я вижу незримые слезы, я слышу рыдания юношей, которых мучает совесть, раскаянье в подлых поступках,
Я наблюдаю уродства жизни: вот матери, брошенные детьми, голодные, нищие, близкие к смерти,
Вот жены, чья жизнь исковеркана мужем, а вот вероломные соблазнители,
Я вижу все, что скрыто от взора, — страдания ревности и неразделенной любви, все тайные язвы людские,
Я вижу битвы, чуму, тиранию, я вижу замученных, брошенных в тюрьмы,
Я вижу голод на корабле — матросы бросают жребий, кого убить, чтоб спаслись остальные,
Я вижу высокомерье богатых, агонию нищих — рабочих, и негров, и всех, кто делит их жребий.
Да, все — и низость одних, и бесконечные муки других — я, сидя здесь, наблюдаю,
Я вижу, я слышу, и я молчу.

Все, что даете мне, с радостью я принимаю,
Пищу, лачугу и сад, немного денег на память о встрече с моими стихами,
Ночлег и еду для прохожего, когда я скитаюсь по Штатам, — зачем же я стану стыдливо скрывать, что я принимаю дары?
Разве сам я из тех, кто ничего не дарит ни мужчине, ни женщине?
Нет, и мужчинам и женщинам я даю доступ ко всем богатствам вселенной.

Иду над рекою по краю дороги (моя утренняя прогулка, мой отдых),
Вдруг в воздухе, в небе, сдавленный клекот орлов,
Бурная любовная схватка вверху, на просторе,
Сцепление, сжатые когти, живое бешеное колесо,
Бьющих четыре крыла, два клюва, тугое сцепление кружащейся массы,
Кувыркание, бросание, увертки, петли, прямое падение вниз,
Над рекою повисли, двое — одно, в оцепенении истомы,
Висят в равновесии недвижном, — и вот расстаются, и когти ослабли,
И в небо вздымаются вкось на медленно-мощных крылах,
Он — своим и она — своим раздельным путем.