Марина Цветаева - Том 2. Стихотворения 1921-1941. Переводы

Тихо-смирно лежи в своей торбочке, пес,
Не скребись, не возись, мой щенок.
От кондукторских глаз спрячь и ушки и нос, —
Безбилетного дело — молчок.

Я продам тебя в городе господам
На хорошую жизнь, — сыть да гладь, —
Хоть и жалость, и горечь, и просто срам
Мне за деньги тебя продавать.

Блохи выведутся. Будешь чесан и мыт
— Позабудешь село и поля.
Поболит, поболит — а потом отболит,
Позабудешь ты скоро меня.

Облаченный в суконное пальтецо,
Отречешься от брата-пса.
Каковы богачи — таковы их псы:
Будешь нищего гнать с крыльца.

Позабудешь кличку свою — Буян,
Будешь зваться как барский сын.
Будет песик мой зваться как мальчуган,
А питаться — как господин.

Попрощаться — мне лапу подашь. Любя —
С расставанием поспешу.
А на деньги за проданного тебя
Башмаки куплю малышу.

И снова над струей тяжелой
В зеленой ивовой тени
Та мельница, что в оны дни
Баллады для меня молола.

Молола демонов сердитых,
Гнездившихся в моей груди,
А ныне только шум воды
Промалывает запах жита.

Весна на Сороти. Отпетых
Буянов шайка топит пса.
О чем, скажи, твоя слеза
Над глубиною сельской Леты?

Но псу не хочется в могилу.
Смотри — как зелено кругом!
Пыль, сыплемая колесом,
Совсем глаза запорошила.

Стою на искрящейся травке,
Под небом, пахнущем землей.
У ветхой мельницы гнилой…
Зачем ребята топят шавку?

Бросается в речную заводь
Зеленая лесная мгла.
Но с дна дремучего — всплыла,
И долго ей придется плавать.

Ночами, назло человеку,
Здесь водят рыбы хоровод.
Мечтаю, юный сумасброд,
Что мельница смолола — реку…

Тот хлеб, который пекарь выпек,
Рожден из пыли водяной…
И, многое поняв, — домой
По раковинам от улиток.

Сыплет, сыплет, сыплет снег.
Над равниною бесплодной
Мириадами летят
Мотыльки зимы холодной.

Одноцветны, как тоска,
Холодны, как злая доля,
Засыпают все пути,
Всю красу лугов и поля.

Белый саван забытья,
Равнодушья, безучастья
Совладал с любым ростком
И с любой живою страстью.

Сыплет, сыплет, сыплет снег,
Все тяжеле нависает…
Молодой огонь в душе
Меркнет, глохнет, угасает.

Среди поля у дороги
Стародавний крест стоит,
А на нем Христос распятый
Тоже с давних лет висит.

Время расшатало гвозди,
Долго ветер крест качал,
И Христос, вверху распятый,
С древа на землю упал.

Тотчас же трава степная,
Что росла вокруг креста,
В свежие свои объятья
Нежно приняла Христа.

Незабудка и фиалка,
Что синели меж травы,
Обвились венцом любовно
Вкруг Христовой головы.

На живом природы лоне,
Отдохнуть от ран и слез,
Меж цветочных благовоний
Мирно опочил Христос.

Но недолго почивал он,
Пустовал сосновый шест, —
Чьи-то руки Иисуса
Снова подняли на крест.

Но, как видно, не сыскали
Для Распятого гвоздей:
Ко кресту жгутом соломы
Был привязан Назарей.

Так ханжи и суеверы,
Видя с ужасом в глазах,
Как с гнилого древа смерти —
С алтарей, несущих страх,

Из церковных песнопений,
Из обмана, крови, слез, —
Словом, как с креста былого
Сходит на землю Христос.

И как, ставши человеком,
Человечностью своей
В царство света и свободы
Увлекает нас, людей, —

Все стараются над миром
Вознести опять Христа,
И хоть лжи соломой — снова
Пригвождают у креста.

Настанет день, давно-давно желанный:
Я вырвусь, чтобы встретиться с тобой,
Порву оковы фальши и обмана,
Наложенные низостью людской,
Порву все путы — будь они канаты!
Постыдного смиренья сброшу крест!
И докажу, что наше чувство — злато,
Которого и ржавчина не съест.

Настанет день, когда, смеясь и плача,
В твои объятья снова кинусь я,
И подтвердит мне поцелуй горячий,
Что ты — моя! что ты навек моя!
Моя — навек! Все исхищренья ада
Церковного нас не разделят вновь!
Где ваши узы, люди, где преграды?
Земных преград не ведает любовь!

Все путы, все тенёта, все оковы, —
Настанет миг, — любимая, порвем!
Отраву злого взгляда, злого слова
Из сердца выльем, и навек сотрем
Малейший след убийственных обид,
Которые, как черви, нас точили.
Пусть даже мысль о них не омрачит
Счастливцев — тенью вороновых крылий!

Настанет день, когда, подобно нам,
Сквозь вековечный мрак пробившись, люди
Пробудятся и, ветхий сбросив хлам,
Теснивший их, освобожденной грудью
Прижмутся к другу — друг и к брату — брат,
И расцелуются с любовью братской,
И станет страшной сказкой для ребят
Наш ветхий мир насилия и рабства.

Отступились сердца от меня!
Отвернулись друзья и родня!
Опустела живому земля…
Иль боятся те люди меня?

Лучше в дебрях бродить без тропы,
Чем отверженцем в сонме людей.
Почему среди этой толпы
Я один заклеймен, как злодей?

Одиноко брожу по земле,
Никому не желанен, не мил…
В целом мире не встретился мне,
Кто бы горе мое разделил.

Если б в слезы кровавые вновь
Мог я все свое горе излить,
Я бы выплакал всю свою кровь,
Чтоб с людьми ничего не делить.

Не разлучай меня с горючей болью,
Не покидай меня, о дума-мука
Над братским горем, над людским бездольем!

Рви сердце мне, о призрак бледнорукий!
Не дай заснуть в убийственном бесстрастьи —
Не отпускай меня, змея-гадюка!

Еще туман моих очей не застит —
Не дай забыться хоть на миг единый
Мечтой о собственном, презренном счастьи,

Пока вокруг рабы сгибают спины
И валятся, как стебли под косою,
И с колыбели вплоть до домовины

Живут с бедою, точно брат с сестрою.
Покамест жизнь победной колесницей
Проносится, смеясь над нищетою,

Покамест золотая небылица
Для миллионов — топленая хата,
Покамест слезы бороздят нам лица,

Покамест тружеников казематы
Глотают, и отчаявшимся стадом
Мрут с голоду бездомные ребята,

Покамест небо оскорбляет смрадом
Вместилища разврата и обмана,
Покамест идолы с бесстрастным взглядом

Тлетворным ядом отравляют раны
Народные, и на костях народных
Победу торжествуют Тамерланы, —

Не отпускай меня, о ртах голодных
Глухая дума! Лютыми клещами
Сжимай мне сердце, коли лечь на отдых

Задумаю! И днями и ночами
Тверди над ухом: «Ты им брат! Люби их!
Трудись для них словами и руками
Без сладких грез, без дум себялюбивых!»