Николай Алл - Русская поэзия Китая: Антология

Мне так страстно хочется в Россию,
В западные нищие поля,
Где озера сине-голубые
Васильками смотрят из жнивья,

Где дороги в комьях желтой глины
С косогора убегают в лес
И болотистые низкие равнины
Спят под блеклым пологом небес,

Где под осень золотые нити
Паутинки в воздухе дрожат —
В Режицу, в забытый тихий Витебск,
В царственно-холодный Петроград!

Дорогая! Я, наверно, болен:
С каждым днем и часом меньше сил,
Все слабее бьются крылья воли,
Сердце словно обруч мне сдавил.

Каждый день встречаю я тоскою,
Давит слабость, как огромный груз.
Ничего-то больше я не стою,
Ни за что с охотой не возьмусь!

И когда мне бархатным молчаньем
Входит в душу злая ночь без сна,
Вижу я, что это — умиранье,
Что и жизнь мне больше не нужна.

И тогда волна тоски огромной
Заливает тихо душу мне:
Умереть хотелось бы мне дома,
Чем-то послужив родной стране!

Хоть бы раз один еще услышать
Запах яблонь рано поутру,
Увидать соломенные крыши,
Старый дом над садом, на юру,

Вновь взглянуть на русские просторы,
У колодца старого опять
Услыхать простые разговоры,
О России песню написать!

Воздух недвижный пропитан тяжелою влагой,
Словно чуть терпким, но приторно-сладким вином,
Хоры лягушек, с заката начавшие квакать,
Вертят гигантской трещоткой маньчжурскую ночь.

Сверху и снизу трепещут набрякшие звезды —
Капли густого, застывшего в небе огня;
Древней шаланды во тьме обрисованный остов
Мачту бескрылую к черному небу поднял.

Там, в отдаленьи, — опущены стрелами в воду,
Переливаются береговые огни,
Синий неон на веранде яхт-клуба поодаль
Пестрой циновкой на воду отсвет уронил.

Там, вдалеке — говорливый и суетный город,
С криками радио, с блеском реклам и витрин,
С жаждой сенсаций и скукой пустых разговоров,
С мерным жужжаньем тяжелых и мертвых машин.

Это все там, за горящим во тьме ожерельем
Странной тоской овевающих зыбких огней, —
Здесь же мы только вдвоем, как в неведомой келье,
В мраке и в звездах, как в призрачном царстве теней.

Мерно шуршат, опускаясь в тяжелую воду,
Легкие весла, чуть шепчет струя за кормой…
О, как легко бы навеки я сердце Вам отдал,
Если б остаться за этой хрустальной стеной!

Если бы мы никогда, никогда не пристали
К сходням непрочным у этих далеких огней,
Как бы любил я тогда без тяжелой печали,
Вечных сомнений, тревог и грошовых страстей!

Берег все ближе… И хватит наивных мечтаний:
В тридцать пять лет и поэты не прыгают в рай!
Сходни скрипят… Я сегодня скажу: «До свиданья»,
Чтоб не пугать Вас правдивым, холодным: «Прощай!»

Как корабль в житейском бурном море,
Верное прибежище средь бурь,
С окружающим бетоном споря,
Ты вознес свои шатры в лазурь!

Утром — словно девушка, румяный,
В кубовом затейливом платке;
Ночью — царь, короною венчанный,
В бармах и с державою в руке.

Летним днем, одетый пышным златом
Драгоценной солнечной парчи,
Ты — летящий, легкий и крылатый,
Внемля Богу, благостно молчишь.

Иль, купаясь в проливной лазури,
Умываясь пеной облаков,
Будишь ты дремоту тихих улиц
Золотым дождем колоколов!

Но промчится вихрь осенней бури,
И слетится туч седая рать —
Ты восстанешь, грозен и нахмурен,
Чтоб судить, вязать и разрешать.
…………………………………………………
Радостно, легко работал плотник,
Русый вологодский паренек;
Пели под его ногою сходни,
Лился стружек золотой поток.

А вверху шатра в рубахе белой,
Да в онучах, с лыком у колен,
С бородой от лет заиндевелой
Мастер строго резал орнамент.

Песней освящались эти стены,
Обливались золотой смолой,
Словно потом — символом священным
Всей крестьянской жизни трудовой.

Весело работать на стропилах!
С шуткой шла работа ясным днем,
Поутру же с верою и силой
Плотник осенял себя крестом.

Ясные глаза смотрели строго,
Балагуру бросит невзначай:
«Строишь церкву, строишь дом для Бога,
Так с молитвой, парень, приступай!»

Топоры покрякивали густо,
Да рубанки бегали, шурша…
В этом чуде русского искусства
Воплощалась русская душа!

И теперь, средь холода изгнанья,
Ты вознесся в плеске голубей,
Как священное обетованье
Воскресенья родины моей!

Равнодушно брожу по чужим городам,
Вечный странник без дома и связей,
Но в изгнанье запомнится слово — Аньда —
Этот русский пустынный оазис.

Поезд мчится в степи. Здесь куста не сыскать,
В этих желтых маньчжурских равнинах.
Тихой грустью внезапно пахнула опять
На перроне родная картина:

Русский стрелочник с выцветшим серым флажком,
Русский смазчик, бредущий с развальцей,
И с околышем красным, с блестящим жезлом
Вышел к поезду русский начальник.

На вокзале встречает нас русская речь,
Улыбаются русские лица,
Белокурый парнишка с лозою стеречь
Гонит в травы послушную птицу.

Точно в русской деревне, коровы бредут,
У ворот их хозяйки встречают,
И в любом из домов здесь пришельца зовут
К бесконечному русскому чаю.

В деревенской церковке к вечерне звонят,
Тихой грустью на улицах веет.
Да откуда-то отзвуки песни летят,
Растревожить молчанье не смея…

Ночь. В окошках мелькают вдали огоньки,
Жаркий ветер по улицам рыщет,
Из маньчжурской пустыни наносит пески
Он к могилам на русском кладбище.

Заметает с шуршанием желтый песок
Зелень, улицы, рельсы стальные;
В жарком саване пыльном заснул уголок
Прежней, грустной любимой России.

Силуэты сиреневых гор,
Словно туч грозовых очертанья
Стерегут бесконечность молчанья,
Замыкая собою простор.

Изумрудная зелень болот
Да обрывистый берег речушки,
Чьим-то годам подводят кукушки
Бесконечный, бессмысленный счет.

За вокзалом — прозрачный родник,
Как единая бедная гордость
Дачных станций последнего сорта,
Чуть течет между листьев гнилых.

Бродят утки и свиньи. Индюк
Гордо ходит пугливым султаном,
Пчелы смехом звенят неустанным,
Небо, зелень и скука вокруг…

Переулок и лестница. В ней
Перегнив, провалились ступени;
Купы вязов причудливой тенью
Укрывают жилища людей.

У начальника вечером чай.
Тихий дождик пустых разговоров:
— Вот и дачники съедутся скоро…
Ван-то наш: перевелся в Китай!

Рельсы скупо блестят за окном,
Опустилась рука семафора,
Мчится поезд… О, Боже! Как скоро!
Сколько света, блистания в нем!

Бьется в окнах экспресса судьба,
Улыбаются женские лица,
Машинист на лету, словно птица,
Круг путевки схватил со столба.

Затихает ритмический стук,
Наступает опаловый вечер,
Вспомнить день догорающий нечем:
Небо, зелень и скука вокруг…

Не желай, не люби, не страдай,
Так проходят и весны, и зимы:
Жизнь, как поезд, проносится мимо…
У начальника вечером чай.