Владимир Станцо - Годы отсебятины
На вагонах написано:
«Легковесные грузы»...
Легковесные грузы
Растеклись - по Союзу.
Что в вагонах: контейнеры
С кукурузными хлопьями,
Свежеснятые тренеры,
Передряги холопьи,
Бесконечные залежи
Подслащенных пилюль?..
Снег, отправленный загодя
В прошлогодний июль.
3. Пригородная
Дача — это не то, что дают,
А то, что сдают, продают.
Дача — это где поддают.
Реже — наподдают,
Чаще — просто дают,
Иногда — дают сдачи.
Да-ча!
Там создают уют.
Иногда — нетрезво поют,
Убивают и просто бьют...
Мне задаром не нужно дачи.
4. Кинематографическая (Глядя кинохронику)
Они давно уже немногое умеют.
Что и умели — стали забывать.
Зачем же ждать, пока совсем охомейнеют?
Давно пора всю их компанию — снимать.
Двадцать четыре кадра в секунду?
Можно и чаще. ......
МУЖСКОЕ ЗАСТОЛЬЕ НА ВИНЗАВОДЕ В ЦИНАНДАЛИ
Томазу Канделаки
Съели — сумели —
Хмели-сунели.
Плотно сидели,
Ели — балдели:
Капли лимона —
По шашлыку...
Съел бы и тонну,
Да не могу,
Возле беседки, в коей давно
Гость Александр объяснился Нино.*
Пили, курили,
В тостах дурили,
Только про женщин —
Не говорили.
Выклевать что ли
Зерна граната?
В этом застолье
Дама нон грата
Возле беседки, в коей давно
Гость Александр объяснился Нино.
Взял бы гитару
Доблестный муж,
Выпил бы чару —
Некуда уж!
Можно ли, чтобы
Горло — без дела?!
Вах, гамарджоба,
Вах, виноделы!
Возле беседки, в коей давно
Гость Александр объяснился Нино.
*Александр Грибоедов, Нино Чавчавадзе
РАЗМЫШЛЕНИЯ ЗА КРУЖКОЙ ПИВА
Алику Штолякову
Чревоугодьем не грешат в российских весях,
Торгаш-подлючина впился в страну, как клещ,
Но наши горести всегда надежно лечат
Пивко и с ним — мумифицированный лещ.
Проспект Калинина. Сидим себе, как баре,
Спешить нам некуда и незачем спешить.
В пивной тепло и парит жарче русской бани,
И русский дух хмельной ничем не сокрушить.
Когда я выпимши, мне море по колено,
Леща и выловил и вывялил я сам,
И пива нежная бахромчатая пена
Неотразимость придаёт моим усам.
По паре кружек поднесет еще Григорьич,
С хорошей закусью он выпить — не дурак.
Мы заливаем пивом собственную горечь
И думы подлые про то, что всё не так.
Двоякослужащий пьет виски с пепси-колой,
Жрёт уворованный партнером сервелат,
Ну а пивные остаются лучшей школой
Для скудно мыслящих останкинских ребят.
Тех, что толпой пойдут туда, куда прикажут,
Что станут ровно, в две шеренги на плацу,
Что по паскудному призыву в рожу вмажут
За то, что рыж, или за то, что жрал мацу.
Им ни к чему интеллигентность и поэты,
Зато в подпитии таким неведом страх,
Расставят точечки — посредством пистолетов
На людях, на иконах, на стихах.
ВОСПОМИНАНИЕ О КРАМОЛЬНОМ ПОЭТЕ
Спрашивайте, мальчики ...
Александр Галич
Вглядывайтесь, мальчики, — авось
Разглядите что-нибудь такое,
Что на самом деле и всерьёз
Вас заполонит-обеспокоит.
Вглядывайтесь, мальчики, в овёс,
Чтобы с овсюгом его не спутать,
Чтоб не одолел недобрый спутник,
Чтобы, если верить, так всерьёз.
С верой в наше время — нелегко,
Лицемерить могут даже храмы,
Где к вранью приученные мамы
Насыщают адом молоко.
В мире всё пропитано враньём —
Нравственность, политика, устои...
Умирать от этого не стоит.
Мы еще, ребята, поживём.
Мы еще, ребята, оживём.
Вглядывайтесь зорче во гробы
Одиозно слепленных кумиров,
Не считайте прессу оком мира —
Там преуспевают лишь рабы.
В жизни свой отыскивая путь,
Вглядывайтесь, как бы вам ни лгали.
И тогда вы сможете, как Галич,
Вектор жизни к правде повернуть.
СТИХИ О СТИХАХ
Михаилу Марфину
Мои стихи грешили приземленностью
И частой переменой настроений.
Им не хватало — целе-
устремленности.
Но вот они иссякли, я старею.
Неужто правда, — и исхода нету мне?!
Не соглашусь! Стучится сердце молотом.
Хочу писать, влюбляться — и поэтому
Не буду с теми, кто порочит молодость.
Но буду с теми, кто грешит напраслиной
На всех, не испытавших испытаний.
И к молодым иду я — как на праздник,
На праздник неслучившихся желаний.
ИЗ СТАРОЙ СТРОФЫ
Когда-то в юности получилась строфа, как теперь вижу, ужасная. Есенинщина в худших вариациях, поделка. Но казалась певучей:
Что вы, кто сказал, что я поэт?
Я певец, довольно безголосый,
Что любил задумчивые косы
И весны сиреневый рассвет...
Позже, году в 80-м, когда уже вовсю работал мой семинар будущих научных журналистов и на него приходили охотно разные интересные люди от Аджубея (опального) до Городницкого и Златковского, когда первые ребята — Миша Салоп, Миша Марфин, Юля Печерская, Любаша Стрельникова, что называется, встали на крыло, та старая строфа почему-то вспомнилась и, танцуя от нее, как от печки, я написал такие вот, достаточно жесткие стихи.
Что вы, кто сказал, что я поэт?
Я певец, предельно безголосый,
Невзлюбивший жёсткие торосы
И туманный северный рассвет.
Что вы, кто сказал, что я поэт?
Я — несостоявшийся художник.
Летом за меня рисует дождик
На асфальте Становой хребет.
Что вы, кто сказал, что я поэт?
Я пока что — недоархитектор,
В осень проектирующий тех, кто
Скажет сокрушающее «нет!».
Скажет сокрушительное «Нет!»
Показухе, ненависти, фальши
И пойдет не так, как мы, а дальше...
Что вы, кто сказал, что я — поэт.
УТРАТНОЕ
Постарели. Скисли. Не те мы.
Поезд пахнет мочой и охрой.
Это стало уже системой —
Возвращаюсь в Москву на похороны.
В поколенье моем потери
Не шеренгою прут, а скопом,
Очевидные, как бактерии,
Укрупненные мелкоскопом.
Счет потерь ведем не на пальцах:
В нетях, нетутях будем все мы!
Только что после нас останется
Класса Гауссовой теоремы?!
Луноход? Вода в Красноводске?
Удивляться технике — нам ли?!
Взлет — Гагарин и клич — Высоцкий.
Двое вечных, как вечен Гамлет.
Мы растратили безвозвратно
