Вадим Пугач - На дружеской ноге (сборник)
Не до прогулок мне.
ВОЛК
Пойдем в лесок.
КОЗА
Какой ты неотвязчивый… Ну ладно.
ВОЛК
Скажи, коза, ты знаешь, кто я?
КОЗА
Да,
Мне кажется, что знаю.
ВОЛК
Кто?
КОЗА
Баран.
Есть поговорка: волк в овечьей шкуре.
Так, верно, ты баран, но в шкуре волчьей.
ВОЛК
Божественно!
КОЗА
Ты видишь эту яму?
ВОЛК
Допустим.
КОЗА
Станем прыгать чрез нее.
ВОЛК
А что? Давай!
Проваливается
Все кончено, я гибну!
Хор освобожденных козлов исполняет оду «Вольность» Радищева или Пушкина.
Ночь после Рождества
1. Зачин
О чем мы расскажем, напишем,
Над чем в результате поржем?
Закусим гречаником, книшем,
Потом паляницей, коржом.
Козак! Ошалев от закуски,
Клыки над горилкой оскаль.
Нехай посмеются по-русски
Тупые кацап и москаль.
В поэмах подобного слога
Прибегнем ли к обиняку?
Московия – только видлога,
Пришитая к кобеняку[19].
II
Пурга полночи бесится,
Должно быть, гонит бес.
На небе нету месяца,
Куда-то он исчез.
Не видно хаты издали,
Не справить нужных дел.
Луну сегодня украли, —
Мужик в шинке говорил.
Пропился он до шортиков,
На ляжках чешет мех,
И если видел чертиков,
То это не для всех.
III
Часом раньше, ширясь, близясь,
Проникает в пекло кризис,
Плачет Аццкий сотона:
– Энергетику заело,
Черти драные, за дело,
Света нет, нужна Луна.
И грозит чертям он пальцем,
Шлет он их во все концы.
Не до жиру – даже смальцем
Не заправить каганцы.
И один какой-то чертик,
Хвост за пояс, точно кортик,
Брызжет на лету слюной,
Дело делает за тучей
И уже с улыбкой сучьей
Мчит по адресу с Луной.
IV
Новые песни придумала жизнь.
М. Светлов
Ты чарочку в полость
Докапай до дна,
Диканьская волость
На карте видна.
Во время загула
Болит голова,
И слышит Вакула
Такие слова:
– На праздник ни казни,
Ни жизни не дли,
К шампанскому газ не
Дают москали.
Прославлен да будет
Кузнец-патриот,
Он газу добудет,
Диканьку спасет.
V
Был Вакула смел и горд,
Он собрался сразу.
Но как раз тогда и черт
Прибавляет газу.
Трах – и все скрежещет сталью,
Сшиблись харя с харею.
Вертикаль с горизонталью
Сходятся в аварию.
У меня болит живот,
В жопу жалят оводы;
Раньше был газопровод,
Нынче – газопроводы.
VI
Вакула крест навесил,
Страшней не сыщешь морд.
Так что же ты невесел,
Товарищ черт?
Небось, мечтал о борщике
У доблестной Солохи?
Иди в переговорщики
Под знаменем эпохи.
И идут державным строем,
И летят, как бес за бесом,
«Рой за роем рай зароем», —
Песня слышится над лесом.
Вакула ради цели
Любому средству рад —
И чертовы качели
Летят, летят, летят…
VII
Да здравствуют Музы и разум,
Налейте в бокалы вина,
И если тому, кто под газом,
Такая картинка видна:
Под слоем столетнего лака,
Черна и с набором когтей,
Какая-то страшная кака
Ужасно пугает детей, —
Как песни веселые грянут
По весям и по городам,
Не будет же в них упомянут
Чудак, нарисованный там.
Печорин
(«Герой нашего времени», писанный слогом «Мцыри»)
1
Прямой Печорин был герой,
Но как-то скрылся за горой,
И там, в гостях у персиян,
Незримым чем-то осиян,
Стал гаснуть. Местная княжна
Сидела у одра, нежна
А он, величествен, как ферзь,
Ей руку положа на персь,
Проговорил: «Прощай, княжна,
Меня ты выслушать должна.
Слезами очи не тумань,
Сначала будет про Тамань.
2
Рассказ под номером один —
Про девушку из тех ундин,
Что тянут, населяя дно,
И нас с собою заодно.
Она мне бросилась на грудь,
И я подумал: «Это круть!»,—
Но не успел тогда воткнуть
Мое оружье, как кинжал
Уже на дне морском лежал.
Она нырнула вслед за ним.
Казенною нуждой гоним,
Направил я чужой баркас
Туда, где высится Кавказ.
3
Приплыли. Байка номер два.
Душа была давно мертва,
Но дух мой требовал интриг,
И плотью был я не старик.
Грушницкий тоже рвался в бой
И дурь свою носил с собой.
Ко мне он бросился на грудь,
Но я уже успел воткнуть.
Не знал, бедняга, что воткну,
Напрасно отошел к окну.
Казалось, комната в огне,
«Спасись-ка, – крикнул я, – в окне!», —
И вниз, где мирно спал аул,
Его я кинул, как баул,
И он почил, и я уснул.
4
Не спи, красотка, на краю,
Послушай исповедь мою.
С шайтаном дружбу раз водил,
В горах баранов разводил.
Устроил полный произвол:
Джигита на коня развел;
Развел на секс одну княжну
(Мол, сейте вы, а я пожну);
Сам матерился, а за мат
Страдал несчастный Азамат.
И, видя их страстей накал,
Максим Максимыч не втыкал.
5
Княжна, втыкай скорее шприц.
Я помню много разных лиц,
Но между прочими одно
Перед глазами как пятно —
Лицо пьянчуги казака,
Мной превращенного в з/к.
Пытая хитрую судьбу,
Вломился я к нему в избу
И сразу бросился на грудь,
И он молил: оставь, забудь, —
Но я запомнил без стыда
Все, что мы сделали тогда.
6
Максим Максимыч! Сколько раз
Я проезжал Владикавказ,
И что с того? А ты ко мне
Рванулся с сумкой на ремне.
Зачем? Сказал же Пастернак:
Не стоит умножать бумаг,
Над рукописями трястись.
Зачем ты кинулся? Окстись!
Засунь ты их куда-нибудь
И не кидайся мне на грудь…»
Тут он издал предсмертный стон
И умер, но боюсь, что он
Трендел и дальше б, если нам б
Не надоел дурацкий ямб.
Комарово
Что ждет поэта в Комарове?
Не ждет поэта ничего.
Ему грядущее – не внове,
Его прошедшее – мертво.
Он прямо Лермонтов какой-то
Или Державин прямо он,
Когда, как будто из брандспойта,
Он смыт, как грязь, рекой времен.
Он потрясал устои словом,
В нем жизнь кипела, как в борце, —
И вдруг он дедушкой Крыловым
В штаны наделал во дворце.
Чугунной палкою потыкав,
Он брал Азов, спасал Арал,
Заболевал он, как Языков,
Как Баратынский, умирал.
Когда же, шляпу нахлобучив,
Идет в писательский буфет —
Тут он какой-то прямо Тютчев,
Чтоб не сказать похлеще – Фет.
Тут он, конечно, ас из асов,
Кобель изысканных пород.
Стакан – и он уже Некрасов,
Второй – и все наоборот.
Когда он все же отдыхает,
То издает то хрип, то рев.
Он, как Апухтин, опухает,
Сгорает, точно Огарев.
Бывает буен и покорен,
Употребив одеколон,
Почти как Майков и Григорин[20]
Или Полонский Аполлон.
Он унимает дрожь коленков,
Когда косого он косей,
Он со Случевским – Давыденков[21],
С К.Р. же – только Алексей.
Он петербургский и московский,
И угадать нельзя, каков —
То он под вязами Жуковский,
То Вяземский среди жуков.
Бывают странные событья,
Их суть не всякому ясна, —
Он, – начинаю говорить я
И понимаю, что – она…
И молкну на тропе народной,
Теряюсь в хоре подпевал,
Как волк с волчихою голодной,
Той, от которой пьян бывал.
И слышу: Пушкина не трогай
И Дуне (вариант: Тане[22]), расплескавшей чай,
Ты никогда моралью строгой
Не докучай, не докучай.
Сцена из «Бесприданницы»,
писанная слогом «Маленьких трагедий»
Действующие лица:
Карандышев, Лариса, Огудалова, Кнуров, Вожеватов, Паратов, Робинзон.
При участии масок
Молодого человека, Председателя, негра, Луизы, Мери и Священника.
Дворик за двухэтажным бараком. Песочница, бетонный слоник, накрытый стол. Несколько пирующих мужчин и женщин.
КНУРОВ
(надевая маску Молодого человека)
Почтенный председатель! Я напомню
О человеке, очень вам знакомом,
Который не наелся и желает
Обедать в клубе.
ВСЕ
Это он о ком?
КНУРОВ
Я о себе.
ПАРАТОВ
(надевая маску Председателя)
Так ты уходишь первый
Из круга нашего? Тогда в молчанье
Мы выпьем в честь тебя.
ВОЖЕВАТОВ
Да будет так!
КНУРОВ
Я страшно недоволен, господа.
Когда меня обедать приглашают,
То пошлая хозяйская беседа
Еды мне не заменит никогда.
