Виктор Авин - Избранное. Том 3: Миграция Души, 1982–2012

Золушка выросла и помогает папе пилить стволы
Ее сестры пошли на фитнес и сбросили там лаве
Конюх Чайковского купает коня
где купался принц
Уважаем щелкунчик у автора —
он сам и лев и крыс[2]
По зодиаку и по нашим понятиям
летит на золотом драконе
На биржи — совсем не дают пройти —
ставят на «красное’»
В Петербургском Собрании законодатели
запретили свет
Почти, «Конец света» запретили
печатать и произносить
Чтобы в сказке хрустальная туфелька
упала с небес
И не было паники кому подойдет на Лысой горе
А в остальном, Маркиза, бомонд и хипиш энд —
Я люблю тебя во все дыры сувать, планеты жызнь
Где-нибудь да приживутся споры
и возродимся мы
И спорить опять начнем кто ты кто он
и кто она миру?
И почему у Розы Маленький Принц украл горшок
Если право ее ощипать_мне отдал Дракон
Я люблю тебя, Роза, с шипами и без лепестков!
И обернулась она в Дракона и метнула туфлю в
Нибиру.

Ваши ноги руки боки — это рычаги созвездий
Ваши головы и стопы — это цели для возмездий
Ваши языки и ушы — это ключ-замки от рая
А глаза — небесных слезы, пей их ангельская стая
Только те места откуда если ткнуть берутся дети
Арендованы не нами, их владельцы бесы, черти
Их сдают Богам — глазами те рулетку в небе вертят
Ставь на счастье ставь на зеро,
все равно получишь крестик.

Нейроны слева — нейроны справа
Внутри — блондинка, европ-держава
У нас — снаружи, на шести сотках
Гоняют внучки не на колготках
На шестисотых и накось выкуси
Как так случилось? А как в Америке
В начале века — проснуться можешь
Ты — человеком… Несправедливо?
А потому что из сказок выпустили
Заснула в шприце — проснулась с принцем
Ну что, догнали? Мы не синицы
Нам не сидится. Объемно мыслим
Довольно пожили. Нам нужно в церковь
Единобожия во имя Христа, Аллаха
И Машиаха. А что заборы? — Оставь пунктиры
Системной сеткой координат и
«тик-так» — сигналы в частицах мира.

женщины нежного возраста бывают и ныне
улитками души — щупают рожками дрему
от прикасания к створкам рАкушки их пиликнут
жемчужинка влажная выпадет осторожно
в пагубном, теплом и тихом, у края, в омут
на дна мозолистые, под берег, ладони в иле
к вечности двигаясь медленно и беспроворотно
вслед, качающей лежа осОкой и тихой тиной
течет слеза и поэтому не замерзает речка —
значит женщина где-то рядом
плывет в Гольфстриме
огибая дум мелководья, пороги и жахнуть риски
и по ним проплывают мужчины
турбулентного возраста
между бакенов в порт последней
своей приписки.

заверните меня в плащеницу
пусть проявятся хвост и копытца
заверните меня в лист капустный
пусть в прожилках пустоты хрустнут
заверните меня в фотопленку
пусть проявится плач ребенка
заверните меня за уздечку —
у кобылицы сегодня течка.
В млечный путь, моя подруга, в млечный путь!
Дай нам воли — мы покатимся как ртуть!
От порога до пологой до горы
Догорать на пепелище у звезды.
В млечный путь, моя подруга, в млечный путь!
Дай нам водки — мы отправимся тонуть
От иллюзии-реки до дна по грудь
И взболтаем горя илистую муть.
В млечный путь, моя подруга, в млечный путь!
Добеги одна, до Веги добеги!
А я буду вслед губами ветер дуть!
В млечный путь, моя подруга, в млечный путь…
На имя не иди, на отклик — кайся.
На спину впереди не опирайся.
На волю не играй, играй на долю.
Настойку не давай из крови пролитой.
На имя не иди, не одевайся.
Придет Она сама. Ты кайся, кайся…
Ангел это девочка с корзинкой,
Банджо это воля диких прерий.
Верь мне — это мысли из материй
А любовь — побег за паутинку.
Вот. А бывает там. Догорает то.
Год. А бывает так. Добывают зло.
Врет. А бывает нет. Но всегда кричит.
Лед. А бывает жжот. А бывает — скит.
Вот! Не бывает так! Чтобы вдруг без драк!
Жмот! Он мне дал пятак! Обещал сто лет!
Плод! Он не твоя смерть! Она утром спит.
Бог — это не костел из рам! Это крик и стыд.
Но бывает так. Полыхает то. И вон там стоит.

На Невском полдень, океан, прохладно, лето,
Плывут бортами расходясь шаланды, где-то
Вдали рогатый пароход маячит, чайки
Стоят на пристани и ждут когда прибудет.
В холодной дымке, опустившейся на берег,
Плывут потоки лошадей, барашки, пена,
Чуть подымаются от волн — как-будто лица,
И разбиваются о стены-скалы. «Пицца»,
«Одежда», «Обувь» — гроты волны поглощают,
В подземку сдвинут переход с плитой надгробной,
У входа двое, поперек волны, течения,
Стоят и слишком старомодно обнимаются.
А, впрочем, нет — они друг друга просто держат!
Их лица в вечности, вне времени, в морщинах —
Соленый пот и слезы, брызги волн, обиды,
Налет блокадный — отражают просветление.
Он поднимает воротник ей, тронув губы.
Она в ответ едва заметными движеньями
На шее шарф его потертый поправляет…

Вот и … снег, да конечно же — снег!
Замело избы Штольца, Фонтанку…
Отмотай, отмотай бинты с Данко
Полустанки весне пересдай.
Лай, лай лето под трели кузнечиков
Под парными ночами поспей
вот и … сено, в солому, конечно же
Превратишься, ишачья постель.
Вот и … СВЕТ! Русский! Яркий и белый!
Жмутся ангелы в стаде бок-о-бок
А под ветками — рыжые белки
Огоньками, да дятел как обухом:
Тук-тук-тук… отмотай, отмотай
Берестяных обоев молитвы
Чтобы клюв мой разбился о плиты
Нас за ними ноябрит февраль
С високосною красной рябиной!
С сенокосной прекрасной порой!
— Шо за фрейд, мой болезненно-милый!?
— В феврале собирается время
Чтобы течь под зеркальной фольгой…

Из-за поворота показалось
Солнце — я догнал его сегодня
Мне осталась, друг, такая малость
Поддержи меня на стадионе
На трибуне, в секторе фанатов
Флаеры дождя зажги, завесу
Облачность сплошную, дымовую
От петард и шумовых эффектов
Чтобы обогнал его в зените
И пронесся мимо, чтоб отстало
Скрылось за спиной, за поворотом
За кустами ночи отдышалось
За своими я прильну кустами
Судьи не увидят в мертвой зоне
Мы передохнем от телекамер
Завтра с солнцем новый круг откроем
Если вдруг зависнет надо мною
Больше не обгонит, не отстанет
Станем мы равны — два чемпиона
Два героя, водрузим с ним знамя
На стоп-кадре вечности останемся
Зрители замрут в земном поклоне
Только бы не перешел дорогу
Глупый ежик или даже заяц
Как Пушкину. Назад я не отправлюсь[3]
Да и на Сенатской все спокойно
Осталось нам выпендриваться с Солнцем
Друг перед другом и пиф-паф и ты покойник…
Привет! Пока. Привет, я догоняю!

Скажи, Серега, мы пожили не много
А в метро не ходим — таксюр заводим
Летим в Россию?! Немножко страшно?
Вдвоем, Серега, и с бронебойной кашей
Пробьем завесу, прорвем холст-занавес
И в подсознании не залечим лажу —
Убьем свой кариес и в путь по Раше
Автопробегом в кремль, и в волю посуху
Мы из Кронштадта уйдем по дамбе
На Ломоносов, в точку
Как бисер — россыпью!
Пойми, Серега, до нас построили
Они — Америку, их подвиг, браво!
Дуй к нам, Серега, поддай нам газу!
Пока не поздно, уже здесь пробки
Примета это — м-ы-ы в мегаполисе
Автосалонов тьма, и все без водки
Нажми, Серега — в ыНЙ на грушу
Нажми два раза, своим, клаксоном
Гудни резиновым:
Висит Россия, да не скушать ее
Это она, Серега, говорит мне «нет»
Тебе «да», ветру, приезжай, послушаем
Как заливается вдруг наводнением
Как соловьем, но глохнет, пухнет
Ординар давления застыл у «ухнет»
Не ощущает — дамба! Пойми, Серега
Плохому — амба. А что, хорошее?
Так его не вырубишь. Окно прорублено.
Расконопачено. Слегка обуглено?
Да потому что мы
Все против правил
Из Петербурга в Китеж через НЙ летаем.
Не впрыгнуть с Брайтона — на старте надо
Приезжай, Серега. Ты не бесплатно
Отдал как мы ты им долю ада
Должны мы в Рай теперь
Процент с возвратом —
Детям своим
Построить врата.