Сборник - Народный эпос

Братья, к песне правды слух обратите.
То, что было правдой, стало преданьем.
Ныне начнем повесть, одну былину,
Песней она стала, поется всюду.
Надир-шах собрался в поход на горы
С войском хорасанским числом в сто тысяч.
Пеших людей кликнул он из Шираза,
Конных людей кликнул из Кандараха,
Кликнул хамаданцев неисчислимых,
Снарядил сокровищ он караваны,
Мир дельцов, тавризцев, двинулся в горы, —
На торговле руку они набили!
Да умрет хан ханов, Надир свирепый,
Завладеть вселенной смельчак задумал!
Войско Надир-шаха серебром блещет,
В золотых одеждах его каджары,
Жаром полыхают щиты и латы.
Крепости взрывают его орудья,
Стены пробивают его пищали,
Пушки стоят в каждом шатре походном,
Любы людям ратным его щедроты!
Ринулись войной на мир каджары,
На восток и запад гроза подвигалась!
Азнаур грузинский, грозу почуяв,
На земле Тифлиса пал перед нею.
Золото без счета взяли каджары,
Одолели силу земли грузинской,
С речью материнской сын разлучился —
Увели с собой пленных каджары.
В Голода, к аварцам, пришли каджары,
Говоря такие слова коварства:
«Если голодинцев мы всех погубим, —
Отомстим убийцам Ибрагим-хана,
Воздадим за брата шаха Надира!»
Мы же голодинцев добром помянем!
Надир-шах предал их огню и праху,
Глиняные стены саклей развеял.
Скрылись в лесах горцы, очаги бросив.
В Цараки ворвались враги внезапно,
Девочек схватили – вот вся добыча!
Одарив каджаров наградой щедрой,
Надир-шах на отдых стал в Закаталах,
Муки голодинцев здесь повторились…
Хлынули каджары по Дагестану,
Покорили землю горских аулов,
Пленников с собою взяли пришельцы.
Стран-земель владыка, Сурхай безрукий
Сдался чужеземцам еще до полдня.
Храбрый сын Сурхая, надежда горцев,
Муртазали спасся, к дяде Нуцалу
Ночью прискакал он в Хунзах вершинный.
Знала вся округа жену Сурхая,
Мудрою супругой Айшат прозвали, —
Надир-шах с ней рядом ложе поставил.
Девочки в аулах цвели и зрели,
Груди их до окон еще не достали, —
Девочек лишили каджары чести,
Повели невинных детей на площадь,
Всадники, красуясь, их затоптали.
Покорили эти края каджары,
Уводили пленных в злую неволю,
В долы Андалала двинулись дальше,
Чтоб дотла разрушить и эту землю.
Тесно меж Чалдой и Мухобом стало:
В правильном порядке шатры разбиты,
Кони на приколе в полях мухобских.
Выросла, чернея над Андалалом,
Туча вражьей рати – и разразилась
На хицибских пашнях страшною бойней.
Начал согратлинекий народ сраженье.
Славен исполинский клич согратлинцев:
«Пусть лишится силы, чья рука дрогнет,
Проклят будь вовеки, чья душа струсит!
Молодцы, стреляйте, храбрецы, бейте,
Пришлых настигайте быстрою пулей!
Кто сегодня струсит – с тем я не знаюсь,
Кто сегодня дрогнет – навек мой недруг!
Саблями стальными, друзья, разите,
Чтоб кровь сгустилась на ножнах острых,
Из кремневок метких стреляйте, братья,
Чтоб забились дула клубами дыма!»
Стали защищаться молодцы наши,
Пулевые раны кровью сочились.
Стали защищаться храбрецы наши,
В пулевые раны чарто втыкая.
Сердце разрывалось от горьких мыслей,
Битва разгоралась еще сильнее,
И тогда раздался голос Надира:
«Погляди, безрукий Сурхай, взгляни-ка
На твою ораву, на мое войско.
Пристальнее, гордый Сурхай, взгляни-ка
На мышей ваших, на котов наших!»
– «Не гордись, не хвастай, Надир-пришелец,
Этот свет, мы знаем, ходит по кругу.
Ты забудь, собака, гордые речи,
Силу Дагестана – испытай раньше,
Горцы Дагестана – сильные волки,
Завтра ты узнаешь, каковы горцы!»
Люди Андалала так обратились
К племенам соседним, братьям их верным:
«Эй вы, гидатлинцы и какрихинцы,
Эй вы, телетлинцы, и вы, келинцы!
Поспешите, братья, прийти на помощь!»

Эти не успели обнажить сабли,
А уже другие рубят наотмашь.
Эти не успели подвязать седла,
А уже другие на конях скачут!
Андалалцы хану в Хунзах черкнули:
Так и так, нагорья постигло горе,
Подлые каджары нас окружили,
Пастбища и пашни залиты кровью.
И когда в Хунзахе прочли посланье,
Стали снаряжаться даитиляльцы,
Вынули винтовки из мехов волчьих,
Вскинули кремневки, бьющие метко:
Им служил мишенью глаз воробьиный.
Выбрали пищали, гордясь оружием,
Сабли подвязали, что рассекают
Супостата вместе с конем могучим.
Панцири надели, шлемы стальные,
Длинные черкески – до ступней самых!
Вышли со щитами на руках твердых,
С выпуклым железом на локтях сильных,
За плеча закинув пороховницы.
На конях, бегущих быстрее дичи,
На конях, грызущих зубами камни,
На черкесских седлах скакать решили.
Прицепили к седлам андийские бурки,
Прицепили к седлам древки прямые,
Чтобы развевались вольные стяги.
Так пошла на битву одна дружина,
Объявив Надиру войну святую.
Был главой дружины нуцал хунзахский —
Он железной рати предводитель.
А за ним такие молодцы мчались:
Встретят они пламя – бросятся в пламя!
Мчались по нагорьям, полям и рекам,
И когда к долине Анада вышли,
Приказал нуцал им остановиться,
Он остановил их для наставленья:
«Если Анд ала лом враг завладеет,
Никогда не смоем пятно позора.
Если он прорвется к Чоху, Согратлю, —
Он, проклятый, завтра в Хунзах ворвется.
Постоим же, братья, за наши горы!
Кто живым вернется – славу добудет,
Кто же не вернется – будет бессмертным!»
Только разгорелась правая битва, —
Войском зашумели даитиляльцы,
Будто в синем небе гром прокатился.
Облака, в которых спрятались горы,
Не идут в сравненье с клубами дыма!
Дождевая влага облаков темных
Не идет в сравненье с реками крови!
Лишь дымок взовьется – двоих уложат,
Уберут убитых – пяток уложат.
От винтовок метких, кремневок горских
Побледнел до дрожи Надир-пришелец.
Обратились в бегство его каджары,
Львиную почуяв хватку Хунзаха.
И тогда того же шаха Надира
Слово раздается в огне и гуле:
«Бог тебя помилуй, Сурхай безрукий,
Из какого края эта дружина?
Будь здоров и счастлив, Сурхай безрукий,
Что это за всадник на коне черном?»
Отвечает шаху Сурхай с усмешкой:
«Вовремя примчалась эта дружина,
Во главе дружины – нуцал хунзахский,
Муртазали, сын мой, на коне черном,
Чтобы отвалились у него руки,
Чтобы ему ворон выклевал очи!»
– «Ох, чтоб отвалилась рука другая
У тебя сначала, Сурхай безрукий, —
Что желать посмел ты родному сыну!
Лучше сам ослепни, Сурхай безрукий, —
Как сказать посмел ты слова такие!
Я бы тебе отдал свои владенья,
Если 6 получил я Хунзах в замену!
Я бы тебе отдал свои богатства,
Чтобы Муртазали мне сделался сыном!»
Полчища каджаров быстро бежали,
Их быстрей косили горские сабли.
Гнали горцы долго шаха Надира,
Долго чужеземца гнали, покуда
Грудью не припал он к земле равнинной,
В сапогах, налитых собственной кровью!
На конях сражались даитиляльцы,
И огузиляльцы бились, не видя,
Что уже их ружья огонь расплавил!
По лугам Хициба, чистым от века,
Даже птичьей кровью не обагренным,
Потекли потоки вражеской крови,
На полях Мухоба, не знавших тука,
Появились горы каджарских трупов.
Помните, пришельцы! Из этой битвы
Кое-кто из ваших в живых остался.
Снова к нам придете – всех уничтожим!

О давних годах я сказанье спою,
О храбрых, прославивших землю свою.
Я нартов напомню вам имена,
Что гибель каджарам на шашках несли,
О кровавом Надир-шахе спою
И об отважном Муртазали.

Из Стамбула длинные ружья взяв,
А в Дамаске сабли ковать приказав,
Из Арабистана коней пригнав,
Из людей Афгана войско набрав,
Богом, шахом вселенной желая стать,
Говоря: «Будет мир у меня в ногах!» —
В путь повел полки каджар Надир-шах.

Он от наших гор не отводит глаз.
Как сучок в глазу у него Кавказ.
Всюду шли бои. Но вражьи войска
Налетали бесчисленнее песка.
Шли на приступ каджары, как муравьи.
Истомились крепкие руки бойцов,
Ноги их скользили в горячей крови.
И слетали тысячи храбрых голов
Под мечами с насечкою золотой.

Покорились шаху Нуха и Дербент.
На Саму ре такая битва была,
Что заплакало небо и черная мгла
Саваном горы заволокла.

По следам своим путь кровавый стеля,
Истоптав, костьми засеяв поля,
Истребляя посевы, как саранча,
К землям лакским грозный Надир подступил.
Под Кукма-горой он шатры разбил,
По долинам коней он пастись пустил,
Под Хосрех он пушки свои подкатил.

Вот гонцы по аулам с криком спешат:
«Эй! Кто истинный воин – на бой выходи!
Кто бесстрашен – в наши ряды иди!»
На великий совет собрался народ,
Призывая в свидетели горную высь,
И поля, и незыблемый небосвод.

Все собравшиеся, как один, поклялись:
«Умирает женщина в трудных родах,
Пусть мужчина в бою умрет!
Мы за родину жизни не пощадим,
Грудью, сталью острой врага отразим,
Беспощадно каджаров будем рубить,
Пока без остатка не истребим!

Если дрогнем, изменим, от клятвы уйдем
И живые в руки врага попадем,
Пусть живыми зароют нас в землю тогда,
Пусть позор на нас падет навсегда!»
Вот кольчуги на плечи надели они
И оружье поверх железной брони,
Железные палицы взяли бойцы,
Копья дедовские достали бойцы,
Взяли заветные пищали бойцы,
Вздели на плечи луки кривые свои,
Ружья достали боевые свои.

Чуть рассветным лучом блеснул небосвод,
Загудели ущелья тесные гор.
Взбудораженным ульем со всех сторон,
Как за роем рой, за отрядом отряд —
Отовсюду навстречу друг другу спешат.
И на каждой горе, за каждой скалой
Старцы, дети, старухи той порой
Груды наваливали из камней,
Чтоб камнями пришельцам давать отпор.
Ну, а жены по скатам и выступам гор
Глыбы каменные поставили в ряд.
Будто воины это, мужчины стоят!

Охватил каджаров немалый страх.
Стал по тем камням бить из пушек враг,
Камни с громом катились на головы им,
Сея смерть и урон во вражьих рядах.

Надир-шах разъярился, словно гроза,
Налились от гнева кровью глаза.
Зарычал он, словно бешеный пес:
«Захлебнутся, собаки, в потоке слез!
На колени встанут передо мной

И ярем покорно наденут мой!
Дважды я из Ирана ходил сюда,
Дважды сгибли плоды моего труда.
Но теперь с великою силой моей
Я приду, все я здесь сравняю с землей,
Все я в землю втопчу, что есть на ней!»

Все аулы велел он сжечь до утра.
Все забрать, не оставить и нитки добра,
И устроил он «шахскую молотьбу»:
Матерей он велел и грудных детей
На току под копыта бросить коней.

Глубже в горы войска каджарские шли,
Плотным строем к мосту Шовкра подошли.

Вышли белобородые старики
И бесстрашно в бою с врагом полегли.
В красный цвет окрасились волны Койсу.
Взяли с боя Кумух каджары с утра,
Прокатили пушки через Хурукра
И как станом стали в селенье Хури,
Сдался в плен Сурхай, чтобы кончить войну,
На разграбленье им отдал казну.

Только шах Надир в наш предел вступил,
Он старейшинам головы отрубил,
В каждом доме отец или сын был казнен,
Каждый был в округе аул разорен.
В одеянье кровавом каджарский шакал
Достоянье наше уничтожал.

Воду в речках выпили кони врагов;
В Дагестане – в стране родников и рек
Не нашел бы глотка воды человек!
А на Турчидаге вместо цветов
Забелели полы каджарских шатров.

На горе Турчидаг Надир-шах сидел,
Ликовал он, смеялся, в трубу глядел,
Говорил, что весь Дагестан захватил, —
Так в гордыне своей Надир говорил.

А в долине Согратля герои сошлись,
Удальцы наши лакские собрались.
Акушинцы пришли, и даргинцы пришли,
И аварцы пришли, и кюринцы пришли.
Как потоки бурных весенних дождей,
Как в ущельях малые родники
Наполняют сухое русло реки,
Так и ненависть клокотала в бойцах,
Словно бурный поток, бушевал Хунзах.

Да прославится твоя мать, Муртазали!
Ты, как пламя, горящую речь сказал.
И внимала словам удальца семья
Белоглавых гор, и лесов, и скал.
Став под стяг с наконечником золотым,
Так сказал соратникам ты своим:
«Мы сошлись, чтобы родину защитить,
Чтоб врагу вековечному отомстить.
Нам в бою пора показать пришла,
Что отцов отвага не умерла,
Что в сердцах у нас та отвага живет!
Имя того, кто падет в бою,
Будет вечно жить, никогда не умрет.
Тем, кто ранен, будет высокий почет.
Мы должны сегодня врага истребить,
Мы должны нашу родину освободить!

Если в реках вода, бегущая вниз,
Неким чудом в горы вспять потечет,
И тогда нам одна дорога вперед!
Если встанут покойники из могил,
Не подставим спины пулям врага!
Если завтра с запада солнце взойдет,
Не уронит оружья наша рука!
Мы на кровных врагов за край родной,
Братья, выйдем все священной войной.
Победить или умереть в бою —
Нам один теперь из беды исход!»

В бой вступили с первым рассветным лучом.
Горы, тихие долы наполнил гром,
Будто наземь падал, гремя, небосвод.
Это был не свирепый зимний буран,
Что лавины сбрасывает с высот,
Это пули героев летели, как град,
Покрывая инеем вражеский строй,
Прибивая к земле за рядом ряд.

Крымские ружья, что больше папах,
С драгоценным ложем у них в руках.
Словно полные луны клейма на них.
Жазаилами эти пищали зовут,
Длинноствольные, в цель далеко они бьют.
Горстью порох бойцы засыпают в стволы,
Пули шомполом забивают в стволы.
Друг надежный – пищаль с цудахарским кремнем,
Далеко они бьют смертоносным огнем.

Разгорался, шумел и дымился бой,
Будто спорило в гневе небо с землей.
Уши глохли от грома немолчной пальбы,
Будто шла, грохоча, не смолкая, гроза.
Будто волны огня ослепляли глаза.
Как долина Мяшар, была Анада
В день последний безжалостного суда.
Та долина от крови была красна,
Кизилбашей телами была полна.

Копья по ветру крыльями расстелив,
Бурки по ветру крыльями расстелив,
С пудовыми палицами в руках,|
Сверкая кольчугами на плечах,
В блеске сабель, что шлем рассекают стальной,
Поднимая зеленый стяг боевой,
Двинулся малый отряд на конях,
Догоняющих быстрого тура в горах.
Кони у всадников масти одной,
У главаря– скакун вороной.

Да прославится твоя мать, Муртазали!
Ты как ястреб среди куропаток был.
До полудня вы бой жестокий вели,
И один богатырь с мольбой возопил:
«Истомились львиные руки мои!»
И ответил воину Муртазали:
«Если силы в руках твоих львиных нет,
Львы другие идут за тобою вслед!»
А как вихрем ворвались во вражий стан,
Возопил один богатырь-великан: «Изнемог я!
Кровью, текущей из ран,
Моя шелковая рубаха полна!»
И ответил воину Муртазали:
«Если, витязь, кровью, текущей из ран,
Твоя шелковая рубаха полна,
Ты взгляни, как редеют вражьи ряды!»

Нет, не ждал Надир-шах подобной беды
Содрогнулось сердце в груди его,
Видит – многих Муртазали покосил.
Войско свежее в бой Надир-шах пустил,
И с утроенной силой бой закипел.
С сабель сыплются искры, кони храпят.
Но не дрогнул горский малый отряд.
Грозной саблею Муртазали сверкал;
Там, где сеют меру, он десять клал,
Там, где сеют десять, сто убивал.
Словно быстрая молния с синих небес —
Кизилбашей саблей он поражал.

Сеча шла, клокотала крови река,
Словно чаши весов, качались войска.
Храбро малая горстка горцев дралась.
Вот над чохской дорогой пыль поднялась.
То, на плечи черкески мужские надев,
То, папахи на косы густые надев,
Взяв кинжалы, на помощь Муртазали
Жены горские в бой на каджаров пошли.

Время шло. Разгорался жестокий бой.
Вот с глазами орлиными воин вскричал:
«Иступился клинок моей сабли кривой!»
И воину Муртазали отвечал:
«Если сабли твоей иступился клинок,
То взгляни, к нам бойцы на смену идут.
Их мечи пополам железо секут!»
Выслал новые силы каджарский стан,
И в бою возопил богатырь Курбан:
«Горе! Палицы я сломал рукоять!»

И ответил Курбану Муртазали:
«Если, друг, сломал свою палицу ты,
То ломаются у каджаров хребты!»
Длится сеча. Кровью дол обагрен.

Шумом битвы потоков шум заглушён.
Кони ржут. Бойцы, наступая, кричат.
Стонут раненые, доспехи звенят.
Грохот пушек и ружей со всех сторон.

Как при утренних золотых лучах
Тают звезды ночные на небесах,
Так бесчисленные, как звезды в ночи,
Стали таять войска, что привел Надир-шах.
Вспять шумящая лава их потекла,
Словно вспугнутые журавли от орла,
Словно стадо овец бежит от волков,
Побежали, смешались полки врагов.
Опрокинул каджаров отряд храбрецов.

«Эй, сын мой Муртазали, поспешай,
Живыми каджаров не отпускай!»

– «Не кричи со скалы, мой отец Сурхай!
Резвы ноги, сердце полно огня
Моего вороного, лихого коня.
Удирают от нас каджаров войска,
Словно стая шакалов от своры борзых!
На горе Турчидаг, где дров не найдешь,
Как поленницы, сложены трупы их.
По долинам безводным чохской земли
Реки крови каджаров, шумя, потекли!»

Лютым гневом каджар Надир-шах воспылал,
Кизилбашам бегущим он закричал:
«Вы ведь взяли со мною Машрик и Магриб.
Всю подлунную завоевать вы могли б!
Так неужто, о доблестные войска,
Устрашились вы этого сопляка?»

Возопили каджары к шаху с мольбой:
«Жизней наших владыка! Наш царь земной!
Упроси – пусть он нас отпустит домой!
Нет, не можем мы продолжать с ним бой,
Его руки, словно столбы, тяжелы,
Словно миски, глаза у него круглы,
Словно лев, широк в груди удалец.
Его голос – словно разящий свинец.
Конь его вороной, как ветер, летит,
Словно молния, сабля его разит.
И пока он сам одного убьет —
Конь копытами десятерых убьет,
Сабля-молния двадцать голов снесет!.
Умоли отважного Муртазали:
Просьбу выслушай, мол, благородный герой,
Отпусти ты нас в наш предел родной!
Пусть отпустит он нас в Хорасан – домой!»

И напрасно взывал к ним собака-шах,
Побросали каджары оружье в полях,
Как шакалы от льва, как со скал река,
Как бураном гонимые облака,
Удирали они, охватил их страх.

Пал каджарский шах на лицо земли:
«Дад бидад, – говорит, – мой Муртазали!
Пощади, чтоб мы с миром от вас ушли!
Отпусти нас, Муртазали, в Хорасан,
Дад бидад, – говорит. – Аман, аман.
Если хочешь, золота много дадим,
Разойдемся мы по домам своим,
Не вернемся вовек мы сюда назад!
Отпусти, – говорит, – аман, дад бидад!
Мы тебя серебром своим наградим,
Мы тебе аманатов своих дадим,
Только дай нам уйти домой в Хорасан!».
– «Шах, собака, что в золоте мне твоем?
Сам добуду золото я мечом!
Серебро твое не сочту серебром!
Если выстрелю я, серебро само
Потечет ручьем пред моим ружьем!
Что мне пленные? Волю я дам коню,
Все войска твои я в плен угоню.

Так и быть, отпущу я вас в Хорасан,
Знак поставлю на синей сабле моей.
Так и быть, вам открою дорогу я,
Знак поставлю на длинном дуле ружья.

Я за вами пойду, подобно огню,
В Хорасан далекий вас погоню,
По-черкесски тебя и твоих людей
Ударяя по спинам саблей своей!»