Константин Ваншенкин - Прикосновенье

На зорьке юности туманной
Как я ее боготворил!
Фонарик новенький карманный
Ее братишке подарил.

Но был подарок неудачен —
Он брата слишком восхищал
И нас в саду за тихой дачей
Порой некстати освещал.

Стояла там, в саду, скамейка,
И всей душою был я рад,
Когда сгорела батарейка
И в темноте остался брат.

По всей смешной его фигуре
Глазами грустными скользя,
Сказал я, брови скорбно хмуря,
Что тут помочь уже нельзя.

И он поверил, чуть не плача,
И отошел, судьбу кляня.
Но эта легкая удача
Смутила несколько меня.

Держался в горе он как надо,
И я, признаться, был бы рад,
Чтоб стал со мной запанибрата
Ее потешный младший брат.

Облокотившись на перила,
Мы б говорили про нее…
Но у него в то время было
Мировоззрение свое.

Свои мечты, друзья-мальчишки,
Азарт мальчишеской игры.
И дела не было братишке
До смутных чувств его сестры.

А чувства вправду были смутны, —
Под вечер, сидя у окна,
Наверно, их в тоске минутной
Себе придумала она.

И часто я, простившись с нею,
Тревожно думал до утра,
Что брат характером цельнее
И откровенней, чем сестра.

Грустнее было с каждым разом
Мне на свиданиях… И я
Ему отчасти был обязан
Тем, что прошла любовь моя.

…О, как бы мне теперь хотелось
С ним встретиться, поговорить
И что-нибудь, хотя бы мелочь,
Ему на память подарить!

С воодушевленьем и задором
Девочка, беспечна и горда,
Говорит, захваченная спором,
Что не выйдет замуж никогда.

И подружки страшно горячатся,
Спорят — ничего не разберешь.
Рассуждают, можно ли ручаться,
И решают: можно, отчего ж!

Только мать молчит, не двинет бровью,
Но потом не спится ей в ночи.
Скоро дочка встретится с любовью —
Больно споры эти горячи…

Я в юности с девчонкою гулял
Бесхитростной, румяной и смешливой.
И помню — что бы ей ни рассказал,
Она сейчас же делалась счастливой.

О чем бы речь, бывало, ни зашла,
Она смотрела радостно-тревожно:
Она предлога малого ждала,
Чтоб вволю посмеяться было можно.

Мы над рекою с некоторых пор
Бродили с нею чуть не до рассвета,
И я бросал серьезный разговор,
И как она ценить умела это!

Довольно было сущей ерунды,
Пустячного оброненного слова,
И над сияньем медленной воды
Ответный смех раскатывался снова.

Мы к дому шли. Спокойно спал квартал…
Девчонке было весело со мною
До той поры, пока я не устал
Все время ей рассказывать смешное.

Немного сна, немного лени,
Но много разного дано.
И, словно яблоки, колени, —
С поджившей корочкой одно.

А лоб и щеки плавной лепки.
Сияет взора острие.
И две отчетливые репки
За пазухою у нее.

Первый ливень над городом лупит,
Тарахтит в водосточной трубе.
«Ах, никто меня в мире не любит!» —
Врет девчонка самой же себе.

Брызги тучей стоят над панелью.
А девчонка в квартире одна, —
Врет от радости и от веселья
У раскрытого настежь окна.

Дождь с размаху по улицам рубит,
По троллейбусным крышам стучит.
«Ах, никто меня в жизни не любит!»
Звонко голос счастливый звучит…

А город, струя свою речь,
С такою картиною сжился:
Мальчишка с кудрями до плеч
И девочка, вбитая в джинсы.

Надеюсь, что эти стихи
Прочтут через некие годы,
Увидев в оконце строки
Превратности нынешней моды.

В разгар весны, мучительный разгар,
Мужчина все же выдержит удар.

Лишь слабо дрогнут краешки ноздрей,
Лишь мир на миг увидится острей.

Но ты, мой бедный паинька, юнец,
Тебе сейчас действительно конец.

Идет она — прекрасная, хоть плачь,
Коленями расталкивая плащ.

Но взглядывает он — и ничего.
Она проходит около него.

А он под этой высью голубой
Товарищами занят и собой.

Луч, вдетый в скважину замка,
Как будто нить в ушко иголки,
В конце кудрявится слегка,
И волоконца эти колки.

Как за окном капель звонка!
Как мысль густа на книжной полке!..

Потом и девичье ушко
Чуть-чуть зардеется от света.
На сердце просто и легко.
И ощутимей взгляд соседа.

Противоречие меж музыкой и словом,
Меж просекою, брезжущей в окне,
И маленьким пейзажиком лиловым,
Заранее висящим на стене.

Противоречие меж мыслимым пределом
И гранью, обрывающей наш след.
Противоречие между лицом и телом
У девушки в ее шестнадцать лет…

Чуть свет, на третьем этаже,
В начале нового квартала,
Совсем замаявшись уже,
Надсадно девочка рыдала.

Не тем тревожила всерьез,
Что плачет, этого не пряча,
Не бурной дрожью этих слез,
А продолжительностью плача.

Вдруг замирала в тишине,
Казалось бы, уже окончив,
И в это верилось вполне,
Поскольку детский нрав отходчив.

Но лишь стихала, чтоб опять
Рассветной будничною ранью
Побольше воздуху вобрать
Для следующего рыданья.

Долговязая, тянись,
На сомненья невзирая, —
Головою прямо ввысь,
Где листва блестит сырая.

Долговязая как вяз,
А не как тюльпаны в вазах.
Уважают нынче вас,
Молодых и долговязых.

Не стесняйся, что длинна,
Даже если влюблена,
А избранник чуть пониже.
Принимай и то в расчет,
Что и он еще растет,
Чтобы стать к тебе поближе.

С гребня роста своего
Улыбнись кипенью сада
И не бойся ничего.
Лишь сутулиться не надо.

С закадычной подружкою в паре
Танцевала свободней она,
А сейчас, когда вел ее парень,
Чуть в движеньях была стеснена.

Посредине веселого роя,
В толчее они были одни.
На других натыкаясь порою,
Словно вдруг пробуждались они.

Люди смотрят — обоим казалось.
У него над губою пушок.
Даже бритва еще не касалась
Этих чистых мальчишеских щек.

Над кипеньем районного сада
Осень пышных не тронула куп,
Как еще не коснулась помада
Этих пухлых девических губ.

Где плывут облачка живые,
Где ромашковый бьется вал,
Парень в жизни своей впервые
Робко девушку целовал.

Обронила в траву заколку,
Поискала и не нашла,
Ухватила коня за холку,
Улыбнулась уже с седла.

— Не спеши! Погоди немного!.. —
Молча глянула на него
Покровительственно и строго,
Будто не было ничего.

В синем море дневного света,
Что до боли глаза слепит,
За холмами растаял где-то
Убывающий стук копыт…