Михаил Кузмин - Нездешние вечера (Стихи 1914-1920)
Пигмейская заря,
И голый франтик ходит
С осанкою царя.
Жена льняные косы,
Что куколка, плетет,
А бабочки и осы
Танцуют хоровод.
Из-за опушки козы
Подходят, не страшась,
И маленькие розы
Румяно вяжут вязь.
Тут, опершись на кочку,
Устало муж прилег,
А на стволе дубочка
Пред дамой - червячок.
Их разговор не слышен,
Но жар у ней в глазах,
Вдруг золотист и пышен
Круглится плод в руках.
Готова на уступки...
Как любопытен вкус!
Блеснули мелко зубки...
О, кожицы надкус!
Колебля звонко колбу,
Как пузырек рекой,
Адам ударил по лбу
Малюсенькой рукой!
- Ах, Ева, Ева, Ева!
О, искуситель змей!
Страшись Иеговы гнева,
Из фиги фартук шей!
Шипящим тут зигзагом
Вдруг фосфор взлиловел...
И расчертился магом
Очерченный предел.
Сине плывут осколки,
Корежится листва...
От дыма книги, полки
Ты различишь едва...
Стеклом хрусталят стоны,
Как стон, хрустит стекло...
Все - небо, эмбрионы
Канавкой утекло.
По-прежнему червонцем
Играет край багет,
Пылится острым солнцем
Осенний кабинет.
Духами нежно веет
Невысохший флакон...
Вдали хрустально реет
Протяжный, тонкий стон.
О, маленькие душки!
А мы, а мы, а мы?!
Летучие игрушки
Непробужденной тьмы.
[1920]
433. ОЗЕРО
Е. И. Блох
В душе журавлино просто,
Чаша налита молоком сверх меры...
Вдоль плоских полотнищ реки
Ломко стоят тростники
Выше лошадиного роста,
Шурша, как из бус портьеры.
Месяц (всегда этот месяц!) повис
Рожками вниз,
Как таинственный мага брелок...
Все кажется, где-то караулит, - лежит
(В траве, за стволами ракит?)
Стрелок.
Подхожу к самой воде...
Это - длинное озеро, не река.
Розовые, голубые лужицы.
Ястреб медленно кружится,
И лоб трет рука:
"Где, где?"
Лодка, привязанная слабо,
Тихонько скрипит уключинами.
Птицы улетели в гнезда.
Одиноко свирелит жаба.
Милыми глазами замученными
Лиловеют звезды.
Кажется, никогда не пропоет почтовый рожок,
Никогда не поднимется пыль,
Мимо никакой не лежит дороги.
И болотный лужок
Ничьи не топтали ноги.
Прозрачный, фиалковый сон,
Жидкого фосфора мреянье,
Веянье
Невечернего света
Топит зарей небосклон,
Тростник все реже,
Все ниже.
Где же, где же
Я все это видел?
Журавлино в сердце просто,
Мысли так покорно кротки,
Предо мной стоит подросток
В голубой косоворотке.
Высоко застегнут ворот,
И худые ноги босы...
Сон мой сладостно распорот
Взглядом глаз его раскосых.
За покатыми плечами
Золоченый самострел,
Неуместными речами
Дух смущаться не посмел.
Молча на него смотрел,
А закат едва горел
За озерными холмами.
Наконец,
Будто не он,
А воздух
Звонким альтом
Колеблясь побежал:
"Червонный чернец
Ответа ждал
О том,
Где венец,
Где отдых?
Я - встречный отрок,
Меня не минуешь,
Но не здесь, а там
Все узнаешь
О чуде,
О том, где обетный край".
Я молчал,
Все молчало
При лиловой звезде,
Но сердце дрожало:
"Где?"
Косил, косил
Неподвижно зеленым глазом...
- Там живут блаженные люди!
И указал
(Вдруг такою желанною,
Что только бы ее целовать,
Целовать и плакать)
Рукою
На еле освещенный зарею
На далеком холме
Красный, кирпичный сарай.
1920
434. ПЕЩНОЙ ОТРОК
Дай вспомнить, Боже! научи
Узреть нетленными очами,
Как отрок в огненной печи
Цветет аврорными лучами.
Эфир дрожащий, что роса,
Повис воронкою воздушной,
И ангельские голоса
В душе свиваются послушной.
Пади, Ваал! пади, Ваал!
Расплавленною медью тресни!
Лугов прохладных я искал,
Но жгучий луг - еще прелестней.
Огонь мой пламенную печь
В озерную остудит влагу.
На уголья велишь мне лечь
На розы росные возлягу.
Чем гуще дымы - легче дух,
Оковы - призрачны и лживы.
И рухнет идол, слеп и глух,
А отроки пещные живы.
1921
435. РОЖДЕНИЕ ЭРОСА
О. Н. Арбениной
Пурпуровые паруса
Курчаво стали в сизых тучах,
И бирюзово полоса
Тускнеет на зеленых кручах,
В тяжелых островах пловучих
Зеркально млеют небеса.
Предлунная в траве роса
Туманит струи вод текучих.
Поет таинственно звезда
Над влажным следом каравана,
Ложится важно борода
На сумеречный блеск кафтана,
Дыханье дальнего Ливана
Несет угасшая вода,
Полумерцая иногда
Восточным сотом Полистана.
Кофейноокий эфиоп
В дуге дикарской самострела,
Склонив к кормилу плоский лоб,
К безвестному ведет пределу.
Крестом искривленное тело,
Стройней гигантских антилоп,
Заране видя тщетным гроб,
Пророчески окаменело.
Загадочно в витом браслете
Смуглеет тусклый амулет.
(Кто этот юноша, кто третий?)
Шестнадцать ли жасминных лет
Оставили весенний след
В полете медленных столетий?
Предмет влюбленных междометий,
Смущенный выслушай привет.
Какая спутница, какая,
Тяжелый ладан рассекая,
Лазурно-острыми лучами,
Как бы нездешними мечами,
Из запредельных сонных стран
Ведет пловучий караван?
Линцей, Линцей!
Глаза - цепи!
Не в ту сто
рону цель
взор.
Пусто...
Синие степи...
Корабель
щики всей
шири,
четыре
стороны горизонта
соединяет понта
простор!
Остри зренье,
жмурь, жмурь
веки!
(Зрачок - лгун)
ни бурь,
ни лагун,
ни зарева
(виденье, виденье,
зачем тебе реки?)
не надо видеть,
все - марево!
Чу, - пенье!
Медвяный сирен глас!
Круги пошли в сердце...
Смотри,
слухом прозревший!
Настал час...
Тише, тише
Чудо рожденье!
Медвяный сирен глас:
Чудо рожденье! заря розовеет,
В хаосе близко дыханье Творца,
Жидкий янтарь, золотея, густеет,
Смирной прохладною благостно веет
Роза венца!
Эрос!
Слезы стекают священного воска,
Чадно курится святой фитиль,
Затрепетала от ветра березка,
Падает храмина плавно и плоско,
Вспенилась пыль.
Эрос!
Лоно зеленое пламенно взрыто,
Вихрем спускается на море рай,
Радужной влагой рожденье повито,
О белоногая, о Афродита,
Сладостно тай!
Эрос!
Скок высокий, Эрос, Эрос!
Пляс стеклянный, райский скок!
Отрок вечный, Эрос, Эрос,
Лет божественный высок!
В розе, в радуге рожденье,
В пене брызг плескучий рай,
В вещий час уединенья,
Гость весенний, заиграй.
По сердцам, едва касаясь,
Ты летишь, летишь, летишь!
И, свиваясь, развиваясь,
Голубую взрежешь тишь.
Все наяды, ореады
И дриады вслед тебе,
Не обманчивы отрады,
Розы брошены судьбе.
Танец водит караваны,
Хороводит хор планет.
Как цветут святые раны!
Смерть от бога - слаще нет!
Эрос, всех богов юнейший
И старейший всех богов,
Эрос, ты - коваль нежнейший,
Раскователь всех оков.
Отрок, прежде века рожденный,
ныне рождается!
Отрок, прежде хаоса зачатый,
зачинается!
Все, что конченным снилось до века,
ввек не кончается!
1920
ПРИМЕЧАНИЯ
Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет его не полно. Оно состоит из 11 стихотворных книг, обладающих внутренней целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных. Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще три его книги: вокально-инструментальный цикл "Куранты любви" (опубликован с нотами - М., 1910), пьесу "Вторник Мэри" (Пг., 1921) и вокально-инструментальный цикл "Лесок" (поэтический текст опубликован отдельно - Пг., 1922; планировавшееся издание нот не состоялось), а также целый ряд текстов к музыке, отчасти опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены, прежде всего из соображений экономии места, как и довольно многочисленные переводы Кузмина, в том числе цельная книга А. де Ренье "Семь любовных портретов" (Пг., 1921).
В нашем издании полностью воспроизводятся все отдельно опубликованные сборники стихотворений Кузмина, а также некоторое количество стихотворений, в эти сборники не входивших. Такой подход к составлению тома представляется наиболее оправданным, т. к. попытка составить книгу избранных стихотворений привела бы к разрушению целостных циклов и стихотворных книг. Известно несколько попыток Кузмина составить книгу избранных стихотворений, однако ни одна из них не является собственно авторским замыслом: единственный сборник, доведенный до рукописи (Изборник {Список условных сокращений, принятых в примечаниях, см. на с. 686-688}), отчетливо показывает, что на его составе и композиции сказались как требования издательства М. и С. Сабашниковых, планировавшего его опубликовать, так и русского книжного рынка того времени, а потому не может служить образцом. В еще большей степени сказались эти обстоятельства на нескольких планах различных книг "избранного", следуя которым попытался построить сборник стихов Кузмина "Арена" (СПб., 1994) А.Г. Тимофеев (см. рец. Г.А.Морева // НЛО. 1995. Э 11).
