Михаил Кузмин - Стихи
Обзор книги Михаил Кузмин - Стихи
Кузмин Михаил
Стихи
Михаил Кузмин
- Какая-то лень недели кроет... - Любовь - `Александрийские песни`: Вступление - `Александрийские песни`: Отрывки - `Форель разбивает лед` - Грядущие гунны - Гуси - Если мне скажут... - Лермонтову - Луна - Мои предки - Остановка здесь от часа до шести... - Товарищам интеллигентам
МОИ ПРЕДКИ Моряки старинных фамилий, влюбленные в далекие горизонты, пьющие вино в темных портах, обнимая веселых иностранок; франты тридцатых годов, подражающие д'0рсе и Брюммелю, внося в позу денди всю наивность молодой расы; важные, со звездами, генералы, бывшие милыми повесами когда-то, сохраняющие веселые рассказы за ромом, всегда одни и те же; милые актеры без большого таланта, принесшие школу чужой земли, играющие в России "Магомета" и умирающие с невинным вольтерьянством; вы - барышни в бандо, с чувством играющие вальсы Маркалью, вышивающие бисером кошельки для женихов в далеких походах, говеющие в домовых церквах и гадающие на картах; экономные, умные помещицы, и вот все вы: хвастающие своими запасами, умеющие простить и оборвать и близко подойти к человеку, насмешливые и набожные, встающие раньше зари зимою; и прелестно-глупые цветы театральных училищ, преданные с детства искусству танцев, нежно развратные, чисто порочные, разоряющие мужа на платья и видающие своих детей полчаса в сутки; и дальше, вдали - дворяне глухих уездов, какие-нибудь строгие бояре, бежавшие от революции французы, не сумевшие взойти на гильотину все вы, все вы вы молчали ваш долгий век, и вот вы кричите сотнями голосов, погибшие, но живые, во мне: последнем, бедном, но имеющем язык за вас, и каждая капля крови близка вам, слышит вас, любит вас; милые, глупые, трогательные, близкие, благословляетесь мною за ваше молчаливое благословение. Май 1907 Строфы века. Антологи 1000 я русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
* * * - Остановка здесь от часа до шести. А хотелось бы неделю провести. Словно зайчики зеркал, Городок из моря встал, Все каналы да плотины, Со стадами луговины, Нет ни пропастей, ни скал.
Кабачок стоит на самом берегу, Пароход я из окна устерегу. Только море, только высь. По земле бы мне пройтись. Что ни город - все чудесно, Неизвестно и прелестно, Только знай себе дивись!
Если любишь, разве можно устоять? Это утро повторится ли опять? И галантна и крепка Стариковская рука. Скрипнул блок. Пахнуло элем, Чепуху сейчас замелем, Не услышать нам свистка. Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ЛУНА Луна! Где встретились!.. сквозь люки Ты беспрепятственно глядишь, Как будто фокусника трюки, Что из цилиндра тянет мышь. Тебе милей была бы урна, Руины, жалостный пейзаж! А мы устроились недурно, Забравшись за чужой багаж! Все спит; попахивает дегтем, Мочалой прелой от рогож... И вдруг, как у Рэнбо, под ногтем Торжественная щелкнет вошь. И нам тепло, и не темно нам, Уютно. Качки - нет следа. По фантастическим законам Не вспоминается еда... Сосед храпит. Луна свободно Его ласкает как угодно, И сладострастна и чиста, Во всевозможные места. Я не ревнив к такому горю: Ведь стоит руку протянуть,И я с луной легко поспорю На деле, а не как-нибудь! Вдруг... Как? . смотрю, смотрю... черты Чужие вовсе... Разве ты Таким и был? И нос, и рот.. Он у того совсем не тот. Зачем же голод, трюм и море, Зубов нечищенных оскал? Ужели злых фантасмагорий, Луна, игрушкою я стал? Но так доверчиво дыханье, И грудь худая так тепла, Что в темном, горестном лобзаньи Я забываю все дотла. 1916 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ЛЕРМОНТОВУ С одной мечтой в упрямом взоре, На Божьем свете не жилец, Ты сам - и Демон, и Печорин, И беглый, горестный чернец.
Ты с малых лет стоял у двери, Твердя: "Нет, нет, я ухожу". Стремясь и к первобытной вере, И к романтичному ножу.
К земле и людям равнодушен, Привязан к выбранной судьбе, Одной тоске своей послушен, Ты миру чужд, и мир - тебе.
Ты страсть мечтал необычайной, Но ах, как прост о ней рассказ! Пленился ты Кавказа тайной,Могилой стал тебе Кавказ.
И Божьи радости мелькнули, Как сон, как снежная метель... Ты выбираешь - что? две пули Да пошловатую дуэль.
Поклонник демонского жара, Ты детский вызов слал Творцу Россия, милая Тамара, Не верь печальному певцу.
В лазури бледной он узнает, Что был лишь начат долгий путь. Ведь часто и дитя кусает Кормящую его же грудь. 1916 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
ГУСИ Гуси летят по вечернему небу... Гуси прощайте, прощайте! Осень пройдет, зиму прозимуем, к лету опять прилетайте! Гуси, летите в низовые страны, к теплому морю летите, стая за стаей вытянитесь, гуси, с криком в багровой заре, да ведь от холода только уйдешь-то а от тоски никуда. Небо стемнело, заря побледнела, в луже звезда отразилась; ветер стихает, ночь наступает, гуси всё тянутся с криком. [1914] Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1993.
`АЛЕКСАНДРИЙСКИЕ ПЕСНИ`: ВСТУПЛЕНИЕ Вечерний сумрак над теплым морем, огни маяков на потемневшем небе, запах вербены при конце пира, свежее утро после долгих бдений, прогулка в аллеях весеннего сада, крики и смех купающихся женщин, священные павлины у храма Юноны, продавцы фиалок 1000 , гранат и лимонов, воркуют голуби, светит солнце, когда увижу тебя, родимый город! Русская поэзия серебряного века. 1890-1917. Антология. Ред. М.Гаспаров, И.Корецкая и др. Москва: Наука, 1993.
`АЛЕКСАНДРИЙСКИЕ ПЕСНИ`: ОТРЫВКИ 1
Когда мне говорят: "Александрия", я вижу белые стены дома, небольшой сад с грядкой левкоев, бледное солнце осеннего вечера и слышу звуки далеких флейт.
Когда мне говорят: "Александрия", я вижу звезды над стихающим городом, пьяных матросов в темных кварталах, танцовщицу, пляшущую "осу", и слышу звук тамбурина и крики ссоры.
Когда мне говорят: "Александрия", я вижу бледно-багровый закат над зеленым морем мохнатые мигающие звезды и светлые серые глаза под густыми бровями, которые я вижу и тогда, когда не говорят мне: "Александрия!"
2
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было, все мы четыре любили, но все имели разные "потому что": одна любила, потому что так отец с матерью ей велели, другая любила, потому что богат был ее любовник. третья любила, потому что он был знаменитый художник, а я любила, потому что полюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было, все мы четыре желали, но у всех были разные желанья: одна желала воспитывать детей и варить кашу, другая желала надевать каждый день новые платья, третья желала, чтобы все о ней говорили, а я желала любить и быть любимой.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было, все мы четыре разлюбили, но все имели разные причины: одна разлюбила, потому что муж ее умер, другая разлюбила, потому что друг ее разорился, третья разлюбила, потому что художник ее бросил, а я разлюбила, потому что разлюбила.
Нас было четыре сестры, четыре сестры нас было, а, может быть, нас было не четыре, а пять?
3
Что за дождь? Наш парус совсем смок, и не видно уж, что он - полосатый. Румяна потекли по твоим щекам, и ты - как тирский красильщик. Со страхом переступили мы порог низкой землянки угольщика; хозяин со шрамом на лбу растолкал грязных в коросте ребят с больными глазами и, поставив обрубок перед тобою, смахнул передником пыль и, хлопнув рукою, сказал: "Не съест ли лепешек господин?" А старая черная женщина качала ребенка и пела: "Если б я был фараоном, купил бы я себе две груши: одну бы отдал своему другу, другую бы я сам скушал..." Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
* * * Если мне скажут: "Ты должен идти на мученье",С радостным пеньем взойду на последний костер, Послушный.
Если б пришлось навсегда отказаться от пенья, Молча под нож свой язык я и руки б простер, Послушный.
Если б сказали: "Лишен ты навеки свиданья",Вынес бы эту разлуку, любовь укрепив, Послушный.
Если б мне дали последней измены страданья, Принял бы в плаваньи долгом и этот пролив, Послушный.
Если ж любви между нами поставят запрет, Я не поверю запрету и вымолвлю: "Нет". Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
`ФОРЕЛЬ РАЗБИВАЕТ ЛЕД` ПЕРВЫЙ УДАР
Стояли холода, и шел "Тристан" В оркестре пело раненое море, Зеленый край за паром голубым, Остановившееся дико сердце. Никто не видел, как в театр вошла И оказалась уж сидящей в ложе Красавица, как полотно Брюллова. Такие женщины живут в романах, Встречаются они и на экране... За них свершают кражи, преступленья, Подкарауливают их кареты И отравляются на чердаках. Теперь она внимательно и скромно Следила за смертельною любовью, Не поправляя алого платочка, Что сполз у ней с жемчужного плеча, Не замечая, что за ней упорно Следят в театре многие бинокли... Я не был с ней знаком, но все смотрел На полумрак пустой, казалось, ложи... Я был на спиритическом сеансе, Хоть не люблю спиритов, и казался Мне жалким медиум - забитый чех. В широкое окно лился свободно Голубоватый леденящий свет. Луна как б 1000 удто с севера светила: Исландия, Гренландия и Тулэ, Зеленый край за паром голубым... И вот я помню: тело мне сковала Какая-то дремота перед взрывом, И ожидание, и отвращенье, Последний стыд и полное блаженство... А легкий стук внутри не прерывался, Как будто рыба бьет хвостом о лед... Я встал, шатаясь, как слепой лунатик Дошел до двери... Вдруг она открылась. Из аванложи вышел человек Лет двадцати, с зелеными глазами; Меня он принял будто за другого, Пожал мне руку и сказал: "Покурим!" Как сильно рыба двинула хвостом! Безволие - преддверье высшей воли! Последний стыд и полное блаженство! Зеленый край за паром голубым!
