Владимир Маяковский - Стихотворения (1923)

Мы
       о царском плене
забыли за 5 лет.
Но тех,
             за нас убитых на Лене,
никогда не забудем.
                                    Нет!
Россия вздрогнула от гнева злобного,
когда
           через тайгу
до нас
             от ленского места лобного —
донесся расстрела гул.
Легли,
            легли Октября буревестники,
глядели Сибири снега:
их,
      безоружных,
                              под пуль песенки
топтала жандарма нога.
И когда
               фабрикантище ловкий
золотые
                горстьми загребал,
липла
           с каждой
                            с пятирублевки
кровь
           упрятанных тундрам в гроба.
Но напрасно старался Терещенко
смыть
            восставших
                                  с лица рудника.
Эти
        первые в троне трещинки
не залижет никто.
                                Никак.
Разгуделась весть о расстреле,
и до нынче
                     гудит заряд,
по российскому небу растре́лясь,
Октябрем разгорелась заря.
Нынче
             с золота смыты пятна.
Наши
           тыщи сияющих жил.
Наше золото.
                        Взяли обратно.
Приказали:
                    — Рабочим служи! —
Мы
       сомкнулись красными ротами.
Быстра шагов краснофлагих гряда.
Никакой не посмеет ротмистр
сыпать пули по нашим рядам.
Нынче
             течем мы.
                                Красная лава.
Песня над лавой
                               свободная пенится.
Первая
              наша
                        благодарная слава
вам, Ленцы!

Еще старухи молятся,
в богомольном изгорбясь иге,
но уже
             шаги комсомольцев
гремят о новой религии.

О религии,
                    в которой
нам
        не бог начертал бег,
а, взгудев электромоторы,
миром правит сам
                                 человек.
Не будут
                 вперекор умам
дебоширить ведьмы и Вии —
будут
           даже грома́
на учете тяжелой индустрии.
Не господу-богу
                             сквозь воздух
разгонять
                   солнечный скат.
Мы сдадим
                     и луны,
                                  и звезды
в Главсиликат.
И не будут,
                    уму в срам,
люди
          от неба зависеть —
мы ввинтим
                      лампы «Осрам»
небу
         в звездные выси.
Не нам
              писанья священные
изучать
              из-под попьей палки.
Мы земле
                   дадим освящение
лучом космографий
                                    и алгебр.
Вырывай у бога вожжи!
Что морочить мир чудесами!
Человечьи законы
                                 — не божьи! —
на земле
                 установим сами.
Мы
       не в церковке,
                                 тесной и грязненькой,
будем кукситься в праздники наши.
Мы
       свои установим праздники
и распразднуем в грозном марше.
Не святить нам столы усеянные.
Не творить жратвы обряд.
Коммунистов воскресенье —
25-е октября.
В этот день
                     в рост весь
меж
         буржуазной паники
раб рабочий воскрес,
воскрес
               и встал на́ ноги.
Постоял,
                посмотрел
                                    и пошел,
всех религий развея ига.
Только вьется красный шелк,
да в руке
                 сияет книга.
Пусть их,
                 свернувшись в кольца
бьют церквами поклон старухи.
Шагайте,
                 да так,
                             комсомольцы,
чтоб у неба звенело в ухе!

Страшное у меня горе.
Вероятно —
                       лишусь сна.
Вы понимаете,
                          вскоре
в РСФСР
                 придет весна.
Сегодня
               и завтра
                              и веков испокон
шатается комната —
                                    солнца пропойца.
Невозможно работать.
                                        Определенно обеспокоен.
А ведь откровенно говоря —
                  совершенно не из-за чего беспокоиться.
Если подойти серьезно —
                                               так-то оно так.
Солнце посветит —
                                   и пройдет мимо.
А вот попробуй —
                                от окна оттяни кота.
А если и животное интересуется улицей,
                           то мне
                                       это —
                                                  просто необходимо.
На улицу вышел
                            и встал в лени я,
не в силах…
                      не сдвинуть с места тело.
Нет совершенно
                              ни малейшего представления,
что ж теперь, собственно говоря, делать?!
И за шиворот
                        и по носу
                                        каплет безбожно.
Слушаешь.
                   Не смахиваешь.
                                               Будто стих.
Юридически —
                            куда хочешь идти можно,
но фактически —
                               сдвинуться
                                                   никакой возможности.
Я, например,
                       считаюсь хорошим поэтом.
Ну, скажем,
                    могу
                           доказать:
                                           «самогон — большое зло».
А что про это?
                          Чем про это?
Ну нет совершенно никаких слов.
Например:
                  город советские служащие искра́пили,
приветствуй весну,
                                 ответь салютно!
Разучились —
                          нечем ответить на капли.
Ну, не могут сказать —
                                        ни слова.
                                                        Абсолютно!
Стали вот так вот —
                                   смотрят рассеянно.
Наблюдают —
                         скалывают дворники лед.
Под башмаками вода.
                                      Бассейны.
Сбоку брызжет.
                             Сверху льет.
Надо принять какие-то меры.
Ну, не знаю что,—
                               например:
                                              выбрать день
                                                                 самый синий,
и чтоб на улицах
                             улыбающиеся милиционеры
всем
         в этот день
                             раздавали апельсины.
Если это дорого —
                                 можно выбрать дешевле,
                                                                             проще.
Например:
                  чтоб старики,
                                        безработные,
                                                      неучащаяся детвора
в 12 часов
                  ежедневно
                                      собирались на Советской площади,
троекратно кричали б:
                                       ура!
                                               ура!
                                                       ура!
Ведь все другие вопросы
                                              более или менее ясны́.
И относительно хлеба ясно,
                                         и относительно мира ведь.
Но этот
              кардинальный вопрос
                                                    относительно весны
нужно
           во что бы то ни стало
                                          теперь же урегулировать.