Всеволод Князев - Стихи. Посмертное издание

Я сегодня хочу быть, как прежде,
Вновь с тобой — лучезарной моей…
Я в цветах, я в цветистой надежде…
Год прошел, — ты прекрасней, нежней…

Я сегодня хочу, как когда-то,
Белой тройкой нестись в белый снег,
В белой тройке до зорь от заката
Целовать запушенный твой мех!..

Вы прекрасней всех женщин, которых я видел в старинных рамах,
Прекрасней женщин Брюллова, которых с Вами кто-то осмелился равнять…
Можно говорить о Вась отдельно и отдельно о других дамах…
Ваша красота необъяснима, и ее никто не смеет объяснять!..
Ее нельзя ни петь, ни играть на цитрах, по­тому что она необъяснима…
Поставить Ваш портрет в храме, и пусть перед ним горит свеча, —
Безмолвная, как безмолвна будет теперь наша пантомима —
Арлекин, Коломбина… и я — Пьеро, плачущий у Вашего плеча!..

Когда застынет в мраке Рига,
К тебе я звездной прихожу…

Ты мне играешь танцы Грига,
Я прелесть рук твоих слежу…

Когда ж потом огней узоры
Померкнут в уличном стекле, –

Я ухожу… И только шпоры
Мою печаль звенят во мгле…

Припаду с поцелуями к вестнице
Моей тихой радости вешней,—
Я приду и застыну на лестнице
У далекой, звёздной, нездешней…

Я застыну, склонясь над перилами,
Где касалась её перчатка…
Над словами милыми, милыми
Быть из белого мрамора — сладко…

Мерцанье ламп по темным гобеленам,
В лиловых кружевах узорная постель,
И ты, прекрасная, вверявшая грусть стенам,
Забывшая года и тление недель…
Мы здесь вдвоем с тобой, печальная подруга…
Погаснет этот свет – мы будем все вдвоем…
Не можем мы уйти, и не уйдем из круга,
В котором мы теперь и плачем и поем…
Меня зовут – и ждут, и вьются кони,
Тебя – манят в веселый хоровод…
Пускай зовут!.. Нам не страшны погони…
Целую твой похолодевший рот…

Моим грехам прощения не будет,
Нет меры и конца грехам моим…
И пусть душа все прошлое забудет, –
С мечом, с мечом прекрасный серафим!..

Звонят к церквам… Иду, иду склониться,
Вновь стать другим среди других огней…
Пусть меч в руке!.. Быть может, и простится
Говение о красоте твоей?..

Певучесть скрипок… Шум стаканов…
Невнятный говор… Блеск огней…
И белый строй столов, диванов
Среди лучей, среди теней…

И ты, прекрасная, ты рядом,
Мгновенной верная любви,
Мгновенным сладостным обрядам!..
Но грезы сердца далеки!..

Твоей красою озаренным,
Далекий друг, святыня дум, —
Тобой я остаюсь плененным
Под эти скрипки, этот шум!..

Благодарю за присланные книги…
Милее роз и музыки они…
При них пройдут докучливые дни —
О, как влюбленности, как краткой встречи миги,

Но мне Гафиз и прелести сонета
Не заменят все ж дальности твоей…
Жду, жду конца нас разделивших дней
И в упоении стихов небесных Фета…

Ветер весенний, развеять тебе ли
желания жар?
Сам ты певучий, подобный свирели, –
желания жар.
Алая роза, мгновенная встреча,
без слов поцелуй.
После – томление, дни и недели,
желания жар.
Милые руки в перчатках холодных
коснулись моих.
Слышу, ах, слышу и в скованном теле
желания жар.
О, как люблю я твои только губы,
нежный мой друг,
Ветер (что ветер?) с тобой и мятели –
желания жар.

Плененный прелестью певучей
Последней сладостной стрелы,
Я говорю тебе: «О, мучай, —
Мне и мучения светлы…»
Я говорю тебе: «В разлуке
Ты будешь также близок мне.
Тобой целованные руки
Сожгу, захочешь, на огне…
Захочешь, и уйду в пустыни,
И буду петь и петь хвалы,
И будет солнцем мне, святыней
Укол божественной стрелы.

Стремишь, о солнце, ты свой бег к одной черте!
Часы и дни, за веком век – к одной черте…
Воспеть тебя иду с венком из белых роз,
Любовью полн, – весной и в снег, – к одной черте…
Пленен чуть видною чертой у милых глаз.
Несу все песни роз и нег – к одной черте!..

Вот наступил вечер… Я стою один на балконе…
Думаю всё только о Вас, о Вас…
Ах, ужели это правда, что я целовал Ваши ладони,
Что я на Вас смотрел долгий час?..

Записка?.. Нет… Нет, это не Вы писали!
Правда, — ведь Вы далёкая, белая звезда?
Вот я к Вам завтра приеду, — приеду и спрошу:
«Вы ждали?»
И что ж это будет, что будет, если я услышу: «да»!..

Вы — милая, нежная Коломбина,
Вся розовая в голубом.
Портрет возле старого клавесина
Белой девушки с желтым цветком!

Нежно поцеловали, закрыв дверцу
(А на шляпе желтое перо)…
И разве не больно, не больно сердцу
Знать, что я только Пьеро, Пьеро?..

Стрелу пускаю в солнца круг… Пронзи его!
За то, что светит миру мук, – пронзи его!..

Пусть все вокруг ослеплены, – я не хочу!
Пусть знает, как мой лук упруг… Пронзи его!

Но сердце, – ах, опять, как встарь, – вновь влюблено…
О, мой последний милый друг, – пронзи его!..

Если бы у меня были капиталы,
Или хотя бы сейчас сорок копеек,
Я бы тебе купил подарок малый —
Чашку или желтых канареек.

Но у меня нету ничего на свете,
Стихов моих никому не надо…
Хочешь, я тебя нарисую, и на портрете
Напишу: вот моя отрада?..

Правда, забавно – есть макароны и быть влюбленным, как Данте?
Видеть жакеты и Пальмерстоны, и быть влюбленным, как Данте?
Громко смеяться, казаться довольным, носить звенящие шпоры,
Красные галифе и погоны – и быть влюбленным, как Данте?
Слушать, как спорят о разных квартирах, как будто мне безразлично,
Слушать про печи, про балконы, – и быть влюбленным, как Данте?
Вовсе не странно, слыша Ваш голос, смотря на глаза и руки,
Скрыть от других все слезы и стоны, – и быть влюбленным, как Данте!

Я сегодня катался, веселый, по набережной Невы!
А сердце, – ах, оно разрывалось от муки!..
Знать, что рядом не Вы, не Вы,
Знать, что другие целуют Ваши руки!

Потом… Я не помню… Играли «Лакмэ»,
Кто-то смеялся, что я близок к смерти…
«A mon poete et bien-aime» –
В сотый раз перечитываю на милом конверте…