Александр Кердан - Избранное

Два запаха родных: полынь и хвоя
В душе не зря судьбою сведены.
Отечество степное и лесное —
Хребет мой личный и хребет страны.

Неся свой крест твердыни и оплота,
Ты не горазд на громкие слова,
Меня терпенью учишь и работе,
Которая одна всегда права.

Которая останется со мною
До снега первого, до седины…
Два запаха родных: полынь и хвоя
В душе не зря судьбою сведены.

Чуть забрезжило утро,
А там, за деревней,
Словно гвозди вгоняя
В осеннюю тишь,
Бьют двустволки,
Пристрастьем разбужены
Древним,
И легавые лаем
Пугают камыш.

И, почти что не целясь,
Не выбирая,
Хлещут дробью в упор —
В раж вошли «номера»…
И домашние гуси
В соседском сарае,
Словно дикие, мечутся
Нынче с утра.

Меня окружает совхозная проза:
Кудахтанье кур да мычанье телят,
И всепобеждающий запах навоза
И все удобряющий, как говорят.

И вдоволь удобренный, я вырастаю
Из глупых привычек своих городских.
Меня окружает деревня святая —
Прибежище нашей российской тоски.

На грани отчаянья и отчужденья
От прежних, почти позабытых, идей
Испытанным средством считаю терпенье
В кругу добродушных и грубых людей.

Пытаюсь понять их простые заботы
И, пусть даже этот порыв мой нелеп,
Единственным действом зову я работу,
Которая непреходяща, как хлеб.

День так себе. Ни плох и ни хорош.
Обычный день, каких бывает много.
Когда живешь и словно не живешь.
И умер бы… Да не умрешь до срока.
Когда напрасный труд пенять судьбе,
Что непосилен сердцу крест тяжелый.
И время растворяется в тебе
Неспешно, как таблетка валидола…

Ухожу в пургу —
Не видать ни зги.
За душой печаль беспечальная.
Может быть, вот так —
Из самой пурги —
И возникла жизнь изначальная?

Без движения
Наша жизнь – тоска!
Без пурги тоска – дело случая…
Успокоимся – значит,
Смерть близка.
Хладнокровная, неминучая.

Быть собою нам,
Боже, помоги,
Долей награди непохожею…
Ухожу в пургу —
Не видать ни зги.
Ни знакомого, ни прохожего.

Три желанья моих обещали исполнить
Степь, полночное небо, речная вода…
Попросил я любви, чтобы верить и помнить,
Той, единственной самой, что раз – навсегда.

Степь ответила мне, ковылями качая:
– Я любовь тебе дам, но храни ее сам!
От тревог и невзгод свое счастье спасая,
Каждый миг для нее совершай чудеса.

Я для мамы моей попросил долголетья.
Заискрился тогда надо мной Млечный Путь:
– Будет жить сотню лет твоя мама на свете,
Только ты ее сам не покинь, не забудь.

Я у речки просил, наклоняясь к теченью:
– Дай счастливой судьбы для потомков моих.
– Будут счастливы десять твоих поколений,
Если ты это счастье заслужишь для них…

Старуха отворила ставни,
И пес перебежал дорогу…
– Спасибо, – скажем утром ранним
За то, что живы мы, ей-богу.

За то, что мы, ей-богу, зрячи.
За то, что мы пока что в силах
Смотреть на долгий бег собачий
В окне, что вечность отворила.

Яркая, как бабочка,
Промелькнула девочка.
Затаив дыхание,
Смотрят ей вослед
Мамочка и папочка,
Бабушка и дедушка
И какой-то мальчик
Тридцати трех лет…

Как хорошо, что мы на «ты»
Не переходим с поцелуем.
И фамильярность суеты
В порыве наших чувств минуем.

Ведь то, что нам сейчас дано,
Так неугаданно и сложно,
Что ближе быть – уже смешно,
А дальше – просто невозможно.

Я тебе распахнула бы сердце
И была бы нежна, мягка…

У мужчины, чтоб опереться,
Быть пожестче должна рука.

Я бы простынью белой-белой
Застелила тебе кровать…

У мужчины должно быть дело,
Чтоб к нему его ревновать.

Все обиды бы я простила
И от счастья бы – без ума…

Быть должна у мужчины сила
Чуть добрее, чем я сама.

Я всегда бы была терпимой
И довольной своей судьбой…

Быть мужчина должен любимым,
Чтоб могла я остаться собой.

Женщины влюбляются в поэтов,
Им прощая гонор и грехи.
Что-то есть волнующее в этом —
Вдохновлять поэтов на стихи.
Чтобы луч божественного света
Вдруг коснулся самых грустных лиц…
Женщины влюбляются в поэтов,
Ну, а выбирают их убийц.

По сердца горестным заметам
Гадая, словно по судьбе,
На стыке осени и лета
Не доверяю сам себе.

И пусть еще теплом согрета
Дней золотая благодать,
На стыке осени и лета
Тебе мне страшно доверять.

Уже зимы дыханье где-то
Маячит холодом в дому…
На стыке осени и лета
Легко не верить никому.

Стареет мама…
Грусти не тая,
Целую ее сморщенные руки…
Пока жива она —
Мальчишка я,
И время остается для науки
Любить и жить…
Но с каждой встречей мы
Все чаще разговор ведем о вечном.
В преддверье приближающейся тьмы,
Венчающей стремленья человечьи.
Ах, мама, мама,
Ну зачем, скажи,
Мне знать, где рушники,
Где креп для гроба?..
Передвигая горя рубежи,
Заранее с тобой горюем оба.
Ах, мама, я предвижу твой ответ…
Боюсь лишь сроки угадать
случайно…
Все надо знать.
Но объясненья нет
Тому, что только в молодости тайна.
Ах, мама, мама, я боюсь того,
Что разговоры не напрасны эти.
Ведь без тебя не будет никого
Родней и ближе мне на белом свете.
И потому сержусь сам на себя,
Что, тем беседам нашим потакая,
Как будто раньше хороню тебя
И сам свое сиротство предрекаю.
Ах, мама, погоди, я не готов
Остаться без тебя у края бездны…
Стареет мама.
И не сыщешь слов,
Когда слова бывают бесполезны.