Александр Кердан - Избранное

Лейтенантик в фуражке с околышком
Голубым,
как с картинки сошел.
И девчонка с ним рядом – как солнышко,
Рассиялась – так ей хорошо!
А про то, что дороги военные
Дарят больше прощаний,
чем встреч,
С ней пока бесполезно, наверное,
Заводить просто-напросто речь.
Жизнь сама все разложит
по полочкам,
Все поможет постичь и понять…
Двое – рядом.
И солнца осколочки
На плечах лейтенанта горят.

Только день прошел,
Не годы —
Белой стала голова.
Двадцати двух лет от роду —
Миши Птицына вдова.
Мы ее не утешаем,
Мы сейчас молчать должны…
Фотография большая —
Смотрит летчик со стены.
– Небо – трудная работа… —
Молвил кто-то из ребят.
– Не вернулся из полета… —
Так об этом говорят.
Ночь сиреневою шторой
Занавесила окно.
Как всегда, ревут стартеры,
И уходит ввысь звено.

В гостинице, сидя на кровати
железной,
Пили мы спирт, говорят, полезный.
Его называют у нас «гидрашкой»,
Выпьешь – и по спине мурашки!
Старлей молодой
Был у нас тамадой.
Он из Афгана
Вернулся недавно.
Мы все вопросы:
– Как там, за речкой?
Спирт разливает, в ответ – ни словечка.
Мы пристаем:
– Расскажи про войну! —
Скрипнул протез, разорвал тишину.
…В гостинице, сидя на кровати
железной,
Пили мы спирт, говорят, полезный.
Старлей молодой
Был у нас тамадой.

Вы не сомневайтесь, деньги – честные!
Одолжила мне их впрок война…
За вино и баб плачу я чеками —
Кровью расплачусь потом сполна.
Отпуск мой подходит к завершению,
Деньги мне в Кабуле не нужны…
Завтра – самолет и возвращение
В жаркие объятия войны.

А пока – официанты крутятся:
Счет оплачен щедрою рукой…

Но опять в упор стреляет улица
В мой висок, подстриженный такой.
За дувалом, словно в бухгалтерии
Счетами грохочет счетовод —
Выдает зарплату инфантерии,
Не скупясь, душманский пулемет.

Я врагов тогда накрыл гранатою,
Потому сегодня ем и пью… —
Лейтенант склонил невиноватую
Буйную головушку свою:
– Вы не сомневайтесь, деньги – честные…

Твоя любовь, как шутка злая,
Не от души, а от ума.
Не рассмешишь, не обижая
И не обидевшись сама.

Не пожалеешь без укора
И не похвалишь, чтоб всерьез…
Смеемся мы с тобой до ссоры,
А после миримся до слез.

Воплощенье самых тайных страхов —
В дом вошел и
выхватил мой взгляд,
Как чужую мятую рубаху,
Обнял рукавами твой халат.
Вот и все.
И никакой надежды
Нет на то, что это – сон дурной…
В этом доме даже и одежда
Не принадлежит себе самой.

Я сижу на своих поминках,
И не лезет закуска в рот.
Вот жена моя в черной косынке,
Вот Алеша и Ваня – вот.

А народу-то набежало
(Хоть не принято говорить…).
Ешьте, пейте – вина не жалко.
Раз собрались, так будем пить.

Тамада – или кто он? – старший
Произносит печальную речь,
Что не стало меж нами Саши… —
И гора, между прочим, с плеч!

Опрокинули пару стопок —
И печаль разом – шмыг за дверь.
Затевает уж песню кто-то,
Кто-то лезет уже к вдове.

Утешает. А сам меж делом,
Норовит – посильней прижать…
Это все меня так задело —
Передумалось умирать!

И, не знаю, на радость или
На потеху толпе хмельной
Я поднялся, живой и в силе,
И уселся рядом с женой!

Крепко, в губы, – не целовался
Так никто еще на миру!
Коль не умер, когда собрался,
Я до смерти теперь не умру.

Кто одиночеством храним
И впрок потерями испытан
В любви, не отягченной бытом,
Но порожденной все же им —

Тот знает: праздники нечасты,
Как всплески звездного весла,
Которым ночь гребла и к счастью
Или к несчастью нас несла,

Презрев и знанье, и незнанье
Всех прошлых и иных веков…
И было тишины звучанье,
Как предвкушение стихов.

И этот миг соединим
Казался в лунности разлитой
С любовью, порожденной бытом,
Но не отягощенной им.

Ко мне – нельзя.
К тебе – нельзя.
Ни в тот, ни в этот дом – не вхожи,
Мы – бесприютней всех прохожих,
Что мимо нас сейчас скользят.
Мы – бесприютней сквозняков,
Что переулки повенчали…
Удел свободных от оков,
Все ж не свободен от печали.
И оттого в душе сквозят
Обиды, нашу жизнь итожа:
Мы никуда с тобой не вхожи.
К тебе – нельзя.
Ко мне – нельзя.

Лягушки квакают к дождю…
Шел дождь в Кусково.
А дальше слова не найду,
Чтоб к месту слово.

А дальше: зонт, аллея лип,
Кусты акаций…
Я так душой к тебе прилип,
Что не расстаться.

Но расстаемся на века
С тобой у грота.
С лягушечьего языка
Нет перевода.

И нам никто не объяснит,
Не даст совета,
Как друг без друга дальше жить
С любовью этой?

…Я от тоски с ума сойду,
Припомнив снова:
Лягушки квакали в пруду,
Был дождь в Кусково.

Пили сладкое вино,
Целовались горько.
Только звезды нам в окно
И кричали: «Горько!»

После буйного дождя
Тишь к земле прибита.
И что можно, что нельзя —
Нами позабыто.

И не страшно ни черта,
И жалеть не надо,
Что впервые два зонта
Наши сохнут рядом.

Ночь изменит наши лица
И усилит глаз свеченье.
Как форели,
будут биться
Под рукой твои колени.

Делим трепет с поцелуем,
Пьем и пьем
луны струенье,
Позабыв, что неминуем
Полусумрак пробужденья.

Притаившись рядом где-то,
Он, одетый в голубое,
Бросит вдруг
клинок рассвета
Между мною и тобою.