Яков Вохменцев - Поэты Урала

Шли двое. Молчали. Сперва
Друг друга плечами касались;
Чем дальше, заметно едва,
Они расходясь, удалялись.

Когда бы дорога была
Немного теснее и уже,
Жена незаметно могла
Касаться молчащего мужа,

Касаться знакомой руки,
Как может коснуться подруга,
Как в этой степи васильки
Касаются молча друг друга.

Он мальчика нес на руках,
Смотрел на дорогу угрюмо,
И тоже о тех васильках,
О ласке, о нежности думал.

А мальчик, смеясь, лепетал
И папины трогал погоны,
Потом лепетать перестал
И глянул на маму влюбленно,

Назад потянулся — поймать
За локон ее, не иначе.
И молча подвинулась мать
Навстречу ручонке ребячьей.

А мальчик на папу взглянул
С улыбкой, лукавой как-будто,
Обоих к себе притянул
И волосы их перепутал.

Отец улыбнулся: — Терпи! —
И радостно мать засмеялась.
И сразу дорога в степи
Обоим тесней показалась.

1947 г.

Тебе в пути дано немало
Свершить больших и малых дел
Не для того, чтоб ты устало
Под старость в прошлое глядел.

Так много дел — и сжаты сроки.
Ты должен с юности уметь
В труде увидеть долг высокий,
Большое счастье разглядеть.

У нас всегда кончались игры стычкой.
Немало посмеявшись над тобой,
Я дергал рыжеватые косички
И уходил с презрением домой.
Мы были убежденными врагами
Во всех сраженьях, оглашавших дом,
Пока отцы, отчаявшись, над нами
Не потрясали гневно ремешком.
Но, распростясь навек с десятилеткой,
Как будто незнакомые, впервой,
Столкнулись под черемуховой веткой,
Под белой ошалелою пургой.
И невдомек тогда, конечно, было:
За нас, не разругавшихся едва,
Нежданное смущенье говорило,
А не ехидства полные слова.
Мне пишут часто старые соседи,
Пускай те письма очень коротки.
И только от гордячки-непоседы
Не получал ни разу ни строки.
Но, вспоминая, с каждым годом реже,
Совсем забыть пытаясь издавна,
Не потому ль с другой, любимой, нежен,
Что так похожа на тебя она.

Любить свой край — еще не значит
Вздыхать у берега реки,
Когда с берез срывает с плачем
Осенний ветер медяки;

Любить свой край — не значит верить,
Что в мире есть лишь он один,
Поля, дома и рощи мерить
На доморощенный аршин.

Любить свой край, уральский, русский, —
Пройти сквозь ветры и снега,
Плотиной сжать речные русла,
Залить огнями берега!

Пусть будет сад тобой посажен
У самых северных широт,
Из горла пробуренных скважин
Пускай фонтаном нефть забьет.

Одень умелыми руками
Свой город в зелень и цветы,
Тобою сбитые по Каме
Пускай весной пройдут плоты;

Приди в таежные просторы,
Как вызов, в небо вскинь леса,
Чтоб гордо поднял новый город
Заводов новых корпуса.

И, если сердце скажет «мало!»,
Опять зовя к труду, как в бой,
Тогда поверят — ты с Урала
И честно любишь край родной!

Я помню о тебе всегда
И встречи жду я. Но когда
Проходят мимо поезда,
Мне провожать их горько.
Тебя здесь нет, но все равно
Я загляну в твое окно,
Хоть увидать, что в нем темно,
Мне снова будет горько.
Скорей мне руки протяни,
Зажги в окне своем огни!
До встречи — считанные дни,
Но мне считать их горько…
Тебя здесь нету. Ну, и что ж —
Ты все равно ко мне придешь,
В глаза заглянешь и поймешь,
Как без тебя мне горько!
О радости мы скажем вслух,
Мы созовем друзей, подруг,
Пускай бокалы сдвинут в круг
И пусть нам крикнут:
                               «Горько!»

Из вагона увидел я синие
Гор лесистых туманные линии.
Что о крае я знал заранее?
Город новый.
                  Кругом тайга.
Холод.
        Северное сияние.
И повсюду — снега, снега…
Вот и город.
                Не лес, конечно, я
Там увидел прежде всего.
Светом залитая,
                      бесконечная,
С асфальтированной мостовой,
Что вот-вот под машину кинется,
Встала улица.
                    — Ехать пора!
Сел.
     Шофер говорит:
                            — Гостиница
Открылась у нас вчера.
Краской пахнет…
Побелка свежая…
Может, вас отвезти в приезжую?
— Нет, в гостиницу!
Это здорово!
Как в тайге города растут!..
А шофер улыбается:
                             — Скоро вы
Слушать оперу сможете тут.
Станет город наш первым по области.
Будет все!
Только дайте срок!.. —
И в словах этих столько гордости,
Столько искренности и твердости,
Что не верить ему я не мог.
Мимо:
Техникум,
Сад строителей
И театр,
И дворец горняков…
Вспомнил.
Спрашиваю
                 — Скажите мне,
Вы таких не знаете ль жителей
Как Глушко и Мазариков?
— Как не знать, — говорит, —
Коль надо,
Я могу вас свезти к ним на дом,
Но Глушко ходит поздно домой,
А Ярхам на проходке, в ночной…
И подумалось мне:
Возможно ли,
Было в давние это года.
Озарились места таежные,
Ходит слава о людях труда…
Нет глуши у нас…
                          — Стоп! Приехали!
Вышел.
          Слева, у самых гор,
Где звезда украшает копер,
Стройка высится
Шахты, цеха ли;
Справа — домна,
                         да в небе — костер.
И водителю на прощание
Я вопрос задаю такой:
— Часто ль северное сияние
Разгорается над тайгой?
Чуть прищурился, отвечает:
— Говорят, иногда сияет.
Но признаться, —
                         хоть тут с основания
Городка я живу, —
                           по ночам
В небе я никакого сияния,
Кроме доменного,
                          не замечал…
И шофер замолчал. Оглянулся.
Вдруг ко мне подошел, улыбнулся
И сказал:
— Посчастливилось вам.
Видно, кончил проходку Ярхам.
Сразу будет у вас свидание.
Вот идет он.
Смотрите, каков —
Наше северное сияние,
Наша гордость —
Мазариков!..

Такая стройная,
Прямая,
Просторов северных краса,
Она росла здесь,
Подпирая
Высокой кроной небеса.

Ее-то техник и приметил,
Залюбовался:
                  — Хороша!..
И вот сегодня на рассвете
Два лесоруба к ней спешат.

Взмахнула снежными руками
И наземь рухнула сосна.
Но ненадолго с небесами
В тот миг рассталася она:

Просторами морей далеко
Дано ей гордой мачтой плыть,
Чтобы красивой и высокой
И после смерти долго жить!

Раскрылся занавес едва —
Ребячьи стихли крики:
На сцене — старая Москва.
На сцене — Петр Великий.

Бояре злобные шипят,
Чернят Петрову славу,
А он ведет своих солдат
В сраженье под Полтаву.

И старики, и молодежь
Петрово ловят слово,
Хоть Петр Великий чуть похож
На токаря Петрова.

Ну, пусть Петров! Зато — артист!
Во MXAT послать не стыдно!
Аплодисменты… Крики «бис»…
Царя Петра не видно.

А Петр кричит, смывая грим,
С тревогой через стену:
— Зело, бояре, поспешим,
Ведь нам в ночную смену!